Ирина Гайда: «У России есть предпосылки, чтобы экспортировать водород всех цветов»

ЕС в своих планах декарбонизации делает ставку на зеленый водород, а Россия строит планы как занять часть экспортной ниши на этом рынке. Как вы считаете, водород, который планирует производить Россия, будет актуальным для Европы и признаваться «зеленым»?

То, что сейчас есть на рынке в достаточном количестве, это «серый» водород, для производства которого используется паровая конверсия метана без улавливания выделяющегося углекислого газа. Такой водород имеет заметный парниковый след и вряд ли может быть использован при переходе на низкоуглеродную экономику.

Вместе с тем, есть несколько альтернативных технологий, позволяющих производить низкоуглеродный водород. Например, электролиз воды. Если электричество, которое используется для производства такого водорода, поступает из низкоуглеродных источников, например, гидроэлектростанций, он может считаться зеленым.

На практике низкоуглеродным является и электричество, получаемое на АЭС. Но не все страны Евросоюза готовы поддерживать развитие атомной энергетики, поощряя производство водорода с ее использованием. Чтобы отличать «атомный» водород от всех остальных его видов, его обозначают желтым или красным цветом. Некоторые организации, в том числе Международное энергетическое агентство, считают, что радикальная декарбонизация возможна только при значительном участии в ней атомной энергетики.

Есть еще «голубой» низкоуглеродный водород. Он поучается, когда CO2, выделяемый при паровой конверсии метана, захоранивается, например, в подземных хранилищах газа. Существует вариант пиролиза, при котором углекислый газ не выделяется, а образуется ценный химический продукт — твердый углерод, который имеет много сфер применения. Полученный таким способом водород называется «бирюзовым», потенциально он тоже достаточно низкоуглеродный.

Нельзя говорить, что у него, как в случае с «зеленым» водородом, нулевой углеродный след, ведь с производством метана всегда ассоциируется некоторые утечки CO2. Водород, произведенный из метана, всегда будет иметь углеродный след, но он будет существенно ниже, чем у «серого» водорода. И у России, действительно, есть предпосылки, чтобы масштабно производить и экспортировать водород всех цветов.

«Голубой» и «бирюзовый» водород являются актуальными для рыка Еврозоны?

Мне кажется, что дискуссия о том, как оптимально реализовать переход на низкоуглеродное развитие, динамично развивается. Действительно, ряд стран, особенно Германия, изначально акцентируют внимание на том, что они хотят использовать только зеленый водород. В России, на самом деле, очень хорошие предпосылки для его массового производства из возобновляемых источников энергии, будь то гидроэнергетика, ветряные или солнечные электростанции. Хотя бы, потому, что Россия — страна с самой большой площадью на планете. А в Германии одна из причин потребности в импортном зеленом водороде в том, что все возможные площади под возобновляемую энергетику уже использованы.

Вместе с тем, никто не говорит нет «голубому» водороду, просто пока разговор идет о том, что это промежуточный переходный этап, пока не будет создано достаточное количество зеленой генерации. На таких условиях, конечно, коммерческая привлекательность проектов «голубого» и «бирюзового» водорода снижается, потому что это длинные инвестиционные циклы и инвестор должен быть уверен, что речь будет идти о долгосрочных контрактах на покупку. Если потребитель будет говорить, что через 10 лет ему будет нужен только зеленый водород, никто не будет вкладывать деньги в такой проект.

Вместе с тем есть страны, которые менее требовательны к технологии производства водорода. Например, в Азиатско-Тихоокеанском регионе есть спрос на водород любого цвета. И многие их торговые сделки сейчас происходят по тем цветам водорода, которые доступны. Поэтому я не думаю, что для России Европа является единственным рынком для экспорта водорода. И в то же время, я думаю, что нам осталось не так много времени, чтобы успеть реализовать переход на низкоуглеродное развитие до момента, когда климатические изменения станут слишком драматическими.

И в этом смысле мне кажется, что нужно развивать сразу несколько направлений. Если «голубой» водород сейчас востребован – давайте заниматься им. В этом смысле Россия отстаивает позицию технологической нейтральности, говоря «давайте смотреть на объемы выбросов, а не оказывать преференции каким-то избранным технологиям».

Есть факторы, которые сдерживают форсированное развитие в России технологий, связанных с низкоуглеродным производством водорода?

В первую очередь, мне кажется, — это не до конца понятные экономические предпосылки таких проектов. Конечно, «зеленая сделка» Евросоюза (план ЕС по достижению климатической нейтральности и существенному снижению выбросов парниковых газов в атмосферу к 2050 году. — прим. «Ведомости Экология»), в частности, планы по введению трансграничного углеродного регулирования, заставляют экспортеров задуматься о том, чтобы заменить свои источники энергии, энергоносители на низкоуглеродные. Но эти планы пока не до конца артикулированы.

С другой стороны, уровень понимания технологической готовности не у всех игроков одинаково высок. В этом смысле, на мой взгляд, должно быть налажено междисциплинарное, межиндустриальное сотрудничество с поддержкой государства и академических кругов, которые более четко прояснят, что сдерживает прогресс с точки зрения технологических рисков, какие нужны специальные условия государственной поддержки, и как правильно реализовать такие проекты.

Безусловно, сдерживает и тот факт, что такое направление как пиролиз, который очень перспективен для России, пока находится на стадии лабораторных экспериментов или первых проектов установок промышленного масштаба. А это направление потенциально наиболее интересно, потому что не нужно связываться с захоронением СО2. С другой стороны, это гораздо дешевле, чем реализовывать сегодня в России масштабные проекты по генерации возобновляемой энергии. И электролизеров промышленного масштаба, необходимых для производства зеленого водорода, в России не так много.

В рамках энергоперехода России предстоит понять, каково ее место в новом технологическом укладе. Мировые рынки уже, по большому счету, поделены. Китай массово производит товары широкого потребления, Запад закрепил за собой роль форварда технологического развития. Что остается нам?

Мне кажется, что такое масштабное изменение технологического уклада, которым является переход на низкоуглеродное развитие, — это большая возможность для России. Это возможность реализации научно-технического потенциала, который у нас есть в атомной, аэрокосмической отраслях и многих других направлениях. Мы, по-прежнему экспортеры талантов, в том числе, стартапов в областях, связанных с возобновляемой энергетикой. Поэтому, на мой взгляд, у России неплохие шансы остаться в выигрыше и найти новые точки экономического роста, если она своевременно включится в эту игру. Окно возможностей еще открыто, но так будет не всегда.

Мы имеем большой потенциал экспорта товаров, связанных со всей цепочкой создания возобновляемой энергетики, начиная от никеля, лития и прочих необходимых сырьевых компонентов, до потенциального экспорта батарей высокой емкости и топливных элементов. В качестве примера приведу завод по производству литий-ионных ячеек для автопрома, который «Росатом» строит в Калининграде.

Добыча полезных ископаемых в Арктике — это сложная тема, вызывающая дискуссии, в том числе, в странах ЕС. Евросоюз заявляет о том, что добыча там должна быть запрещена. Страны, которые находятся в этой зоне, с этой позицией не согласны. Как вы считаете, как дальше будет развиваться ситуация?

Я не вполне компетентна, чтобы комментировать геополитическую составляющую этой дискуссии. Но если говорить об экономических предпосылках и новых возможностях, связанных с энергопереходом, сохраняющиеся тенденции глобального потепления положительно сказываются на продолжительности навигационного периода вдоль северных границ России. У нас открывается замечательная возможность принять участие в декарбонизации мировой торговли. Сейчас по морским путям перевозки идут по гораздо более длинному маршруту, мимо сомалийских пиратов, вокруг Африки и Индии. Северный морской путь короче, что само по себе сокращает углеродный след при перевозке товаров. Помимо этого, используя добытый на шельфе Арктики газ, можно производить низкоуглеродный водород и транспортировать товары на топливе с практически нулевым углеродным следом. Или даже на атомоходах, были и такие проекты.

Что вы думаете о переводе автотранспорта на электрическую тягу? Есть несколько технологических моментов, которые пока не удается решить в полной мере: электромобили пока имеют не очень большой запас хода, не так быстро заряжаются, как хотелось бы, их сложно и дорого утилизировать. Что необходимо сделать, чтобы российские разработки в этой области вышли на промышленный уровень, может, даже на международные рынки?

Уменьшение времени зарядки и увеличение пробега эволюционируют очень быстро. Десять лет назад электромобиль выглядел странным нишевым решением, сегодня же он вполне конкурентоспособен по отношению к авто с двигателем внутреннего сгорания. Сдерживающим фактором оказывается, зачастую, наличие зарядной инфраструктуры. Но это вопрос государственной политики, госинвестиций.

Сейчас электрохимические накопители – одна из наиболее динамично развивающихся отраслей. Существуют разные решения, которые отличают высокая скорость зарядки, большой запас хода, возможность последующей переработки. Но «рецепт» их производства — более сложный, чем у традиционных литий-ионных аккумуляторов. Если посмотреть на чем сейчас фокусируется и Китай, и США, и Европа – там формулы химических накопителей гораздо более многообразны. Для разных задач разрабатываются свои решения. С этой точки зрения мне кажется, что это, безусловно, одна из зон, где еще есть место и для прорывных российских научно-технических разработок.

С точки зрения предложений технологических решений, Россия может быть конкурентоспособной на этом рынке?

Безусловно, этот рынок только формируется и меняется очень динамично. Это примерно, как автомобилестроение в первые десятилетия XX века, когда было гораздо больше автомобильных компаний, чем сейчас. Поэтому есть шанс создать новых «грандов», которые будут конкурировать как с Tesla, так и с традиционным автопромом.

Организаторами интервью выступили медиахолдинг «ФедералПресс» совместно с «Ведомости Экология» при участии PublicO.