Стоит ли России строить экономику на принципах современной денежной теории

Власти начали следовать рекомендациям сторонников «волшебного денежного дерева», но лишь отчасти
Максим Стулов / Ведомости

Западные аналитические институты все чаще обвиняют российские власти в переходе к режиму «печатания денег». Например, в конце января аналитики Deutche Bank в февральском докладе о российской экономике заявили, что Россия начала монетизировать дефицит бюджета и фактически запустила денежный станок. В похожем ключе действия властей охарактеризовали и эксперты Moody’s. Согласно февральскому докладу агентства, Россия перешла к «неортодоксальной экономической политике», о чем свидетельствует, например, монетарное, по мнению Moody’s, финансирование бюджета.

Выводы обоих институтов, по крайней мере с формальной точки зрения, не соответствуют действительности, но изменения в российской экономической политике все же сложно отрицать. Уже больше года действуют ограничения на отток капитала, бюджет финансируется из ФНБ без зеркальных операций по продаже валюты, а ЦБ и Минфин активно продвигают российский вариант количественного смягчения: банки при поддержке регулятора выкупают основную часть ОФЗ.

Изменения наступили в ответ на санкции, и пока меры преподносятся скорее как временные. Но вопрос финансового суверенитета становится для властей ключевым: без адаптации экономической модели невозможно провести структурную трансформацию экономики, тем более в сжатые сроки. «Запад продолжает делать все возможное, чтобы ограничить российской экономике доступ к глобальным финансам – и сдержать развитие России не только в краткосрочной, но и в долгосрочной перспективе», – заявил премьер Михаил Мишустин на стратегической сессии по вопросу «Обеспечение финансового суверенитета» 28 марта.

Еще год назад, после введения первых и наиболее мощных траншей антироссийских санкций, известный американский экономист Адам Туз предупреждал, что Россия может наконец осознать свой монетарный суверенитет, которым хотя и обладает, но не пользуется, и перейдет от консервативной денежно-кредитной и бюджетной политики к стимулирующей. Тогда вся санкционная политика Запада, которая основывается на предпосылке, что российские власти перейдут в режим жесткой консолидации, может провалиться, считает экономист.

Цифра на мониторе

СДТ – более сложный, чем пытаются представить ее критики, комплекс экономических идей, объединяющий элементы кейнсианства и смежных направлений с хартальной теорией денег. СДТ во многом схожа с посткейнсианством и может рассматриваться как одно из ответвлений этого более широкого направления (главные отличия – в таблице). Центральное место в СДТ занимает анализ того, что такое деньги и какова их функция. Деньги, по выражению одного из отцов-основателей СДТ Уоррена Мослера, – это исключительно «цифра на мониторе», балансовый показатель, к которому можно присоединить «столько нулей, сколько требуется». Поскольку госрасходы и деловая активность (через частное кредитование) являются главными драйверами совокупного спроса, сторонники СДТ призывают к активной стимулирующей фискальной политике ради поддержания на рынке труда полной занятости и сглаживания чрезмерных спадов и подъемов в рамках бизнес-цикла.
В 2019 г. теорию бурно обсуждали в США, причем не только экономисты, но и политики и главы регуляторов, в том числе ФРС. Теории «волшебного денежного дерева» (Magic Money Tree, что дублирует аббревиатуру MMT), как говорят о ней скептики, в итоге официально был вынесен обвинительный приговор, но именно ее постулаты затем активно применялись в американской антикризисной политике 2020–2021 гг. Уже во второй половине 2022 г. на фоне ежемесячно обновляющей рекорды инфляции в публичном поле СДТ вновь начали «побивать камнями», уже якобы эмпирически констатировав ее смерть как объясняющей реальность теории.

Но в то же время велики риски, что «режим», попав в изоляцию, переориентирует модель на принципы Современной денежной теории (СДТ), опасался Туз в колонке «Что делать, если путинский режим перейдет к СДТ» от 4 марта 2022 г. «Cледует ли ожидать, что в нынешней ситуации открытой конфронтации с Западом режим консервативной экономической политики России останется жизнеспособным? А что если этого не произойдет, если Москва поставит свою экономику на кейнсианскую основу (СДТ можно назвать одним из ответвлений кейнсианства или посткейнсианства. – «Ведомости»), смогут ли санкции оказать эффект на Россию?» – сомневается экономист.

Россия и теория волшебного денежного дерева

Главная проблема экономики России, по крайней мере с середины 2010-х гг., – это низкий рост ВВП, отмечал Туз. «Почему рост России был таким слабым? Без сомнения, санкции, коррупция, господство государства в экономике – все это играло свою роль», – пишет Туз. Но, по его мнению, был и другой, более важный фактор, который чаще всего обходили вниманием, – «драконовское ужесточение налогово-бюджетной политики с 2016 г.».

Современная экономика не в состоянии расти высокими темпами, когда бюджет переходит от дефицита в 3,4% ВВП к профициту в 2,9% в течение трех лет, констатирует Туз (он имеет в виду период 2015–2019 гг. – «Ведомости»). Казалось бы, государственный капитализм в России предполагал определенную свободу действий в управлении экономикой, но тем менее власти придерживались «крайне ортодоксального подхода». По мнению Туза, такая модель была одним из условий интеграции российской экономики в глобальную. Это предполагало высокий уровень долларизации, свободное движение капитала, плавающий курс, надежность России как заемщика и т. д.

Несмотря на, по сути, открытую военно-политическую конфронтацию с Западом, Россия приняла на себя ограничения в бюджетных и денежно-кредитных решениях. Если политически Москва действовала как суверенный игрок, в финансово-экономической сфере суверенитетом она фактически не обладала, констатирует Туз.

В результате нынешнего кризиса, по его мнению, обстоятельства принципиально поменялись. «Нынешний кризис развеял все иллюзии насчет суверенитета. Россия действительно суверенна и жестоко это подтвердила. Вопрос в том, примет ли она соответствующую экономическую политику?» – пишет экономист. Введение валютного контроля временно снимает вопросы относительно денежно-кредитного суверенитета – это и есть его утверждение. Для Запада переход России к новой экономической политике – это огромный риск, считает Туз.

Если российские власти решатся на разрушение связи между глобализацией и экономической ортодоксией и запустят программы стимулирования в соответствии с принципами СДТ, санкционная политика Запада окажется под угрозой провала, пишет автор.

Туз опубликовал свою колонку в марте прошлого года. «Ведомости» проанализировали, что за это время изменилось в экономической политике России и начали ли власти применять инструменты СДТ.

Изменилась ли политика за год

Качественных изменений в открытом доступе пока не видно, полагает специалист по СДТ, экономист Виктор Тунев. Все изменения по факту являются следствием новых вызовов. Более мягкая бюджетная политика – вынужденная мера из-за высоких военных расходов. А монетарная политика, по мнению Банка России, все еще должна «компенсировать» бюджетные дефициты и ограничивать спрос через динамику частного кредита. ДКП осталась слишком консервативной, констатирует Тунев. Банк России даже решил ее долгосрочно закрепить, анонсировав повышение нейтральной ставки с уровня 5–6%, напомнил он. Бюджетная политика тоже заявлена как сверхконсервативная – с целью по структурному дефициту в 0%. То есть даже не 0,5% ВВП, как раньше, и тем более она далека от приемлемых уровней в 2–3% ВВП в год. Именно поэтому Минфин сейчас пытается закрыть дефицит бюджета разными разовыми взносами (от windfall tax до дивидендов «Сбера»), пояснил Тунев.

Что касается перехода к СДТ, то, похоже, мы так и не осознали идею монетарного суверенитета и стремимся жить по лекалам прошлого: с инфляционным таргетированием с помощью ставок и жестким бюджетным правилом, хотя и немного переработанным в правильном направлении, расстраивается эксперт. Проблема в том, что опять валюта покупается или продается только с помощью ФНБ, а ЦБ, который имеет гораздо больше резервов и может сглаживать любые колебания, этим не занимается.

«Кроме того, похоже, в прошлом году прошла спецоперация под кодом «QE по-русски» (количественное смягчение. – «Ведомости»)», – иронизирует Тунев. Центробанк на бумаге конвертировал до 4 трлн руб. ФНБ в рубли, но по факту не стал отзеркаливать эту операцию на рынке. То есть фактически бюджет был профинансирован бесплатно из Банка России. Все было бы хорошо, если бы это не повлекло мощную волатильность валютного курса, отметил он. Такие действия могли быть только по большой просьбе Минфина или банков, заинтересованных в ослаблении курса рубля.

«К сожалению, у нас крепка аберрация сознания, что бюджету нужен слабый рубль. Слабый курс создает доходы бюджета лишь в случае, когда эти рубли кто-то сначала создал. Например, взятием нового кредита в рублях», – пояснил эксперт. Теория Magic Money Tree (MMT) для развивающейся страны предполагает активное участие регулятора в ограничении волатильности ключевых финансовых индикаторов – курса и ставок, подчеркнул Тунев. Эти два элемента в условиях свободного движения капитала и свободного рынка создают непропорционально больше проблем, чем выгод, в том числе для инфляции и экономического роста. Китай эту историю давно осознал и принял на вооружение.

По западным лекалам

Последние фундаментальные изменения в управлении экономикой произошли в России при переходе от командно-административной модели СССР к рыночной, отметил доцент кафедры международных финансов МГИМО Василий Ткачев. С этой точки зрения существенных изменений за последний год не произошло, констатировал он. Несмотря на призывы отдельных экономистов к переходу на мобилизационный тип экономики, базовые рыночные принципы ее функционирования остались прежними, признал он. И президент, и правительство постоянно подчеркивают ставку на бизнес в текущем и дальнейшем экономическом развитии страны, полагает эксперт.

Движение в сторону смягчения денежно-кредитной и бюджетной политики началось в России несколько лет назад – после достижения макроэкономической стабилизации еще в доковидный период, полагает Ткачев. Это было обусловлено снижением темпов роста ВВП и необходимостью госстимулирования экономики. Но в настоящее время превалирует умеренный консерватизм в области денежно-кредитной и бюджетной политики, признал экономист.

Большинство рекомендаций СДТ в области экономической политики, а именно – таргетирование низкого уровня процентных ставок и гарантирование занятости – в России, как и в большинстве зарубежных стран, не применяется и не рассматривается, констатировал Ткачев. Также в России не видно признаков и намерений по реализации такой рекомендации теории, как активное использование возможностей монетарного финансирования дефицита бюджета, отметил он.

Позиция властей

Официально российские власти не формулировали позицию относительно состоятельности СДТ и применимости ее рекомендаций. Но отдельные представители государственных институтов по этому поводу высказывались.
В ноябре 2019 г. старший экономист ЦБ Вадим Грищенко, выступая на семинаре «Экономика и культура» факультета свободных искусств и наук СПбГУ, представил доклад «СДТ и ее применимость в российской экономической политике: исторические и эмпирические доказательства монетарного суверенитета» (Can MMT be applied to the Russian economy? Historical and empirical evidence of monetary sovereignity, конференция была ориентирована на международную аудиторию, презентация Грищенко опубликована на английском языке).
Экономист предложил разделять непосредственно теоретическую часть СДТ и практическую. То есть, по его мнению, ее построения могут, во-первых, использоваться исключительно для объяснения тех или иных феноменов в экономике. А во-вторых, могут применяться и ее рекомендации уже в экономической политике. Так или иначе, рассуждения об СДТ в контексте конкретного государства не имеют смысла в случае, если страна не обладает финансовым или монетарным суверенитетом. Его признаки: госмонополия на выпуск денег, плавающий валютный курс (в разных вариациях), сравнительно невысокий уровень внешнего долга.
Кроме суверенитета экономика государства должна соответствовать еще двум требованиям (они так же являются доказательством и следствием монетарной независимости). Во-первых, необходима так называемая «эндогенность» денежной системы. Во-вторых, не должен наблюдаться эффект вытеснения частных инвестиций госрасходами (имеется в виду, что увеличение бюджетных трат скорее стимулирует, чем подавляет вложения бизнеса. – «Ведомости»). По мнению Грищенко, Россия обладает монетарным суверенитетом и как минимум аналитический аспект СДТ к нашей стране мог бы применяться. Относительно практического использования теории выводы не представлены. В любом случае, в презентации Грищенко подчеркивается, что выводы доклада являются его частным мнением, а не позицией ЦБ.
В 2021 г. Грищенко (на тот момент он уже работал консультантом департамента исследований и прогнозирования Банка России) в соавторстве с рядом других экономистов опубликовал статью в журнале «Экономическая политика» «Современная денежная теория (ММТ): новая парадигма или набор рекомендаций для макроэкономической политики?».
Это исследование в целом дублировало и развивало положения его доклада 2019 г. В статье, впрочем, делается вывод о том, применима ли СДТ в России на практике. «Основа текущей экономической стратегии – российское бюджетное правило, в котором одновременно совмещены фискальная политика, управление торговым балансом и валютным курсом. Оно эффективно снижает зависимость экономики от динамики цен на нефть, но одновременно существенно ограничивает возможности бюджета для регулирования совокупного спроса за пределами нефтегазовой отрасли. Ограничение расходов и фиксирование первичного дефицита на уровне 0 или 0,5% ВВП прямо противоречит принципам MMT. С позиций ММТ фискальная политика прежде всего призвана регулировать экономику, а не фискальный баланс (он относится к эндогенным факторам)», – подчеркивается в статье.
Кроме Грищенко по поводу СДТ высказывался помощник президента Максим Орешкин. В интервью РБК в 2019 г. он так характеризовал теорию (тогда Орешкин работал министром экономического развития): «Вокруг ММТ сейчас много мифов. На что бы я обратил внимание: коллеги говорят, что на самом деле между частным дефицитом и государственным кредитованием, между дефицитом бюджета и банковским кредитом нет большой разницы. Что нет, например, таких понятий, как равновесный дефицит бюджета или равновесная процентная ставка, что все это – достаток или недостаток совокупного спроса в экономике, и главный ограничитель для спроса – это уровень инфляции.
Баланс между дефицитом бюджета или частным кредитом надо находить, исходя из целей социально-экономического развития, и этот баланс может быть любым для конкретной страны: где-то будет большой дефицит с растущим госдолгом, и в этом ничего страшного не будет, если цели не связаны с ростом частного кредита, а связаны с ростом государственного кредита. И никаких ограничений для страны, которая занимает в национальной валюте, с точки зрения дефицита и долга нет».
В целом схожую точку зрения он высказывал и в разговоре с «Ведомостями» в конце прошлого года. «Стало очевидно, что в ситуациях нехватки спроса дефицит бюджета и низкие ставки не оказывают такого давления на инфляцию и не приводят к росту процентных ставок в экономике, как в это верят ряд экспертов. Этот тезис подтверждается и реально наблюдаемыми эффектами российской экономической политики начиная с 2020 г.», – сообщил Орешкин «Ведомостям» в ответ на вопрос о том, прошли ли положения СДТ проверку на прочность. «Решения надо принимать исходя из объективно складывающейся ситуации, а не быть заложником каких-либо догм», - подчеркивал тогда помощник президента.

Главное отличие российской экономической политики последних лет сводится к тому, что при выпуске госдолга правительство и Центробанк стали координировать работу подобно тому, как это происходит в большинстве западных стран (например, в США) – правда, в отличие от последних, делается это довольно латентно, отметил экономист из объединения «Новый курс» Даниил Григорьев.

В американской практике на первичном рынке госдолга ФРС финансируют банки так, что они всегда имеют возможность выкупить облигации без серьезных проблем с точки зрения собственного баланса. В декабре прошлого года, когда благодаря репо банки получили достаточный объем средств для размещения нового «дефицитного» выпуска облигаций госдолга, мы могли видеть, как аналогичная практика складывается у нас, напомнил Григорьев.

Можно сказать, что в этом плане российская практика координации работы правительства и Центробанка становится более эффективной, но происходит это вынужденным образом: государству приходится экспериментировать на фоне и в связи с антироссийскими ограничениями, неблагоприятной ситуацией на внешних рынках. Приведет ли это к качественному изменению, закреплению новых подходов в виде официальной нормы, а не в виде «контрабандных» практик, покажет время, резюмировал экономист.

Существенные сдвиги в экономической политике за последний год произошли, но едва ли они были связаны с СДТ, скорее это реакция на внешние санкции, согласился директор группы суверенных и региональных рейтингов АКРА Дмитрий Куликов. В парадигме СДТ не принято бояться вытеснения частных инвестиций и роста уровня госдолга, принято считать, что даже в нормальных условиях есть смысл стимулировать спрос, напомнил он. Эти идеи у нас, скорее, пока что не прижились, если судить по публичным заявлениям руководителей экономического блока и записанным планам, признал эксперт. Планы по возврату к бюджетному правилу и таргету по инфляции во многом основаны на управлении рисками, которые СДТ считает либо несущественными, либо требующими управления с помощью других инструментов, добавил Куликов.

Основное, что предлагает сделать Туз в рамках СДТ, – это увеличить государственные расходы на 8–10%, придерживаться бюджетного дефицита в 2% и не накапливать резервы, отметил руководитель управления кредитного анализа УК «Ингосстрах-инвестиции» Евгений Воробьев. С этим трудно согласиться: любой чрезмерный рост госрасходов ведет к существенному ускорению цен, с которым российским регуляторам очень непросто бороться в текущих нестабильных условиях, пояснил он. В то же время позиции ЦБ и Минфина на долгосрочную перспективу сближаются – а именно к максимальной координации между бюджетной и денежно-кредитной политикой и призывает СДТ, продолжил Воробьев. Первому необходимо вернуть инфляцию к таргету, второму – понизить процентные ставки для уменьшения расходов на выплату процентов по ОФЗ, в первую очередь по флоатерам, привязанным к ключевой, пояснил он.

Есть позиции, по которым с утверждениями Туза следует согласиться, отметил главный аналитик Совкомбанка Михаил Васильев. В условиях геополитического противостояния с Западом Россия будет увеличивать и использовать свой монетарный и бюджетный суверенитет, а также искать новые источники роста, полагает экономист.

С одной стороны, мы видим разворот экспортно-импортных поставок с Запада на Восток. С другой – Россия получила мощнейший стимул к снижению сырьевой зависимости и развитию собственной промышленности в критически важных отраслях экономики, подчеркнул Васильев. Бюджетная политика будет временно смягчаться – как и в любой кризис государство берет на себя основное бремя поддержки экономики. Но монетарная – будет оставаться пока нейтральной или сдерживающей, чтобы вернуть инфляцию к целевым 4%, уверен он.