Кирилл Дмитриев: «Суверенные фонды готовы делать крупные сделки»

Гендиректор РФПИ Кирилл Дмитриев уверен, что инвесторам в России спокойно, а бизнес-диалог помогает устранить недопонимание даже с США
Гендиректор РФПИ Кирилл Дмитриев/ Максим Стулов / Ведомости

Цель созданного шесть лет назад Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) – привлекать в страну деньги из-за рубежа, соинвестируя с иностранцами. С ужесточением санкций и замедлением экономики задача усложнилась, приводить в страну европейский капитал, несмотря на гарантированную фондом доходность, все сложнее, а американский – просто невозможно. Поэтому важными партнерами РФПИ становятся суверенные фонды других стран, которые способны соинвестировать в крупные проекты.

– Последний год санкции ужесточаются – тяжело ли привлекать инвесторов в таких условиях и как вам удалось избежать попадания в санкционные списки?

– 90% наших партнеров – с Ближнего Востока и из Азии. Кроме того, наша модель работы очень правильная – соинвестирование не запрещено. Напрямую же в РФПИ мы средства никогда не привлекаем – только в совместные фонды или проекты. А для некоторых секторов санкции были даже плюсом – например, агрокомплекс вырос благодаря им и многие наши партнеры очень хотят вкладываться в российское сельское хозяйство.

Российский фонд прямых инвестиций

Инвестиционный фонд
Владелец управляющей компании (ООО «УК РФПИ») – Российская Федерация в лице Росимущества (100%)
Создан в июне 2011 г. по инициативе президента и председателя правительства Российской Федерации для привлечения иностранных инвестиций в быстрорастущие секторы российской экономики. За время работы инвестировал в российские компании 1,2 трлн руб., из них 100 млрд руб. – средства РФПИ и 1,1 трлн руб. – средства партнеров фонда.

– Но вы сами публично просили не включать вас в санкционные списки.

– Мы сказали ровно следующее: если вдруг суверенный фонд попадет под санкции, это станет сигналом всем другим суверенным фондам – держателям американских облигаций и активов на десятки триллионов долларов, что то же самое может произойти с ними.

Если что-то произойдет, допустим, с нами, как потом убедить суверенный фонд того же Китая, что из-за того, что Китай на каких-то спорных островах разместил какие-то лодки, американский минфин потом не заморозит все их активы в США?

Последствия – обрушение доллара в связи с резким выходом суверенных фондов из этих активов.

– Вам предлагали поучаствовать в поддержке тех, кто попал в последний санкционный список, – «Русала», например?

– Не могу комментировать.

«Модель соинвестиций – разумный компромисс»

– Как можно измерить результаты деятельности РФПИ за шесть лет?

– Мы институт, сфокусированный на результатах, и их легко измерить. 1,2 трлн руб. уже инвестировано в российскую экономику, и это не какие-то меморандумы о намерениях, а уже выделенные средства или обязательства это сделать. На каждый наш рубль мы привлекли 9 руб. от партнеров.

Кирилл Дмитриев

гендиректор РФПИ
Родился в 1975 г. в Киеве. Закончил Университет Стэнфорда, получил степень MBA c наивысшим отличием (Baker Scholar) бизнес-школы Гарварда.
2000
заместитель генерального директора компании «Информационные бизнес-системы» (IBS)
2002
директор по инвестициям Delta Private Equity, затем соуправляющий партнер и исполнительный директор
2005
председатель Российской ассоциации прямого и венчурного инвестирования
2007
управляющий партнер и президент фонда прямых инвестиций Icon Private Equity
2011
гендиректор Российского фонда прямых инвестиций

Оборот всех портфельных компаний РФПИ уже сейчас около 5% ВВП, в них работает 700 000 сотрудников в 95% регионов России. Всего для инвестиций с РФПИ ведущие суверенные фонды мира выделили более $40 млрд, $4 млрд из которых – деньги восьми фондов, которые они автоматически инвестируют во все наши проекты. Эти средства инвестируются с доходностью от 10 до 15% годовых в рублях, идут на создание рабочих мест в наиболее интересных отраслях и направлениях, обеспечивающих экономический рост; это инфраструктура, высокие технологии, повышение качества жизни, развитие регионов, импортозамещение и повышение эффективности. Мы проинвестировали в более 50 компаний, по итогам 2017 г. 92% всех транзакций фондов прямых инвестиций в России – это РФПИ и партнеры.

– Любой бизнес нацелен на результат и получение дохода, это нормально. В чем особенность РФПИ? Какие преимущества по сравнению с классическими инвестфондами?

– Мы можем инвестировать только с иностранными партнерами, которые тоже детально анализируют каждый проект, в который заходят. Убедить их бывает непросто – например, с суверенным фондом ОАЭ нам потребовалось сделать целый ряд совместных инвестиций, чтобы они поверили в российскую экономику. Зато сейчас они проинвестировали с нами более чем в 40 проектов. Столь тщательная проработка [с участием партнеров] помогает нам быть лучше. Мы должны постоянно привлекать партнеров в сделки, развиваться, эволюционировать и из года в год показывать хорошую доходность, иначе партнеры откажутся с нами соинвестировать.

Когда инвестирует РФПИ, деньги возвращаются государству с коэффициентом 3:1, т. е. на каждый вложенный государством рубль оно через 5–7 лет получит 3 руб. Мы возвращаем рубль вложений, еще рубль зарабатываем за счет доходности инвестиций, плюс рубль государство получает за счет повышения налогооблагаемой базы, которая существенно растет в том числе потому, что РФПИ привлекает на каждый рубль 9 руб. от партнеров.

РФПИ показывает доходность выше, чем большинство суверенных фондов других стран.

– Может, для большей эффективности стоит отдавать инфраструктуру в частные руки?

– Очень правильный вопрос. Если проект доходный и полностью окупается, надо делать именно так, причем инвесторы должны соревноваться, кто предложит лучшие условия. К примеру, именно по такому принципу будет построен дублер Кутузовского проспекта, куда мы инвестируем вместе с крупнейшим негосударственным пенсионным фондом УК «Лидер».

Однако некоторые проекты убыточны, но могут стать интересными для инвесторов при получении определенного уровня государственной поддержки, который обеспечит инвесторам минимальный требуемый уровень доходности. Например, ЦКАД без капитального гранта от государства – убыточный проект. Естественно, возникает вопрос, стоит ли государству делать ЦКАД полностью самому или привлекать партнеров с помощью частичного предоставления государственной поддержки. При участии инвесторов государство сэкономит, так как бизнес лучше проконтролирует процесс. Частные инвесторы могут повышать эффективность за счет оптимизации строительных затрат и процессов, применения современных технологий, снижать стоимость финансирования за счет распределения риска между инвестором и государством.

Если же проект настолько убыточен, что инвесторов не привлечь, государство может финансировать проект само.

– Возможно, некоторые из таких инфраструктурных проектов вообще смысла нет строить: они никогда не окупаются. Кто делает эту экспертизу и привлекает ли государство вас, в том числе для этого? Существует мнение, что РФПИ может стать именно такой организацией по отбору проектов в инфраструктурной ипотеке.

– Свыше 40% наших инвестиций – вложения в инфраструктуру, мы смотрим фактически на все инфраструктурные проекты. РФПИ – самый крупный в России инвестор в акционерный капитал инфраструктурных проектов, реализованных за последнее время. Совместно с соинвесторами мы вложили более 270 млрд руб. более чем в 20 проектов. Девять из них реализуются на базе ГЧП или концессий.

Наша экспертиза полезна с точки зрения анализа проекта, снижения стоимости финансирования, роста эффективности. РФПИ работает как инвестиционный фильтр, который обеспечивает отбор наиболее перспективных проектов с высоким мультипликативным эффектом. Мы обеспечиваем возвратность и доходность инвестиций, которые уже в свою очередь создают рабочие места и способствуют росту компаний и экономики в целом. В то же время решать, нужен ЦКАД или нет, – это прерогатива государства.

– Есть конкретные примеры такого сотрудничества?

– Да, к нам иногда обращаются и министерства, и ведомства с просьбой проанализировать проект. Одним из таких примеров была региональная трасса, которой пророчили полную загрузку. Когда мы проанализировали проект, увидели, что дорога не будет загружена. Часто российским проектам не хватает глубокого анализа, кто-то приходит и говорит: давайте построим, например, дорогу и она будет полностью загружена. Мы же на основе конкретных расчетов говорим, как будет работать проект на самом деле.

– Это как раз к вопросу о балансе бюджетной стабильности и новых инструментах для привлечения инвесторов. Правительство пока не может разрешить эту коллизию. Какие механизмы вы бы посоветовали использовать чиновникам для привлечения инвесторов, на которые они почему-то не обращают внимания?

– Нам действительно нужен инвестиционный прорыв, серьезный рост вложений в экономику. А как его добиться? Вот есть две школы мысли. Одна школа мысли говорит: давайте нарастим массово госдолг России и вложим деньги в инфраструктуру – и все будет расти. Критики возражают и говорят: эти деньги неэффективно потратятся, эффекта не будет, может быть, даже часть вообще пропадет, этого делать не надо.

Мы считаем, что наша модель – модель соинвестиций – разумный компромисс, который устроит всех. Да, мы считаем, что госдолг нужно увеличить, чтобы больше инвестировать в инфраструктуру, в технологии и другие вещи, но вкладывать эти средства нужно именно на основе модели соинвестирования и привлекать частных инвесторов.

Модель и опыт РФПИ – это инфраструктура для инвестиционного прорыва; у нас есть экспертиза и механизмы для того, чтобы увеличение инвестиций было эффективным.

Если в проект вложены частные деньги и проект идет неправильно – соинвестор их потеряет. Это мотивирует лучше считать и анализировать. Поэтому мы считаем, что модель соинвестирования – она в основе правильного управления большой частью госфинансов.

– Насколько, по-вашему, можно наращивать госдолг – для дальнейшего финансирования инфраструктурных проектов в том числе?

– У России сильная макроэкономическая ситуация: госдолг ниже, чем во многих других странах, инфляция одна из самых низких, поэтому есть возможность немного увеличить госдолг, оставаясь на более разумном уровне по сравнению с другими странами. Но само решение за Минфином.

– Вы возглавляли инфраструктурную группу G20, когда Россия принимала встречу лидеров. Как в других странах подходят к решению этого вопроса?

– Те же самые вопросы задают абсолютно все государства: привлекать частных инвесторов [в развитие инфраструктуры], не привлекать, если привлекать, то как. Консенсус, как я уже сказал, в том, что надо пытаться максимально снижать роль государства, за исключением наиболее [важных] стратегических проектов.

Мы рады, что в набсовет РФПИ входят почти все ключевые представители экономического блока, нам это помогает, мы понимаем, как думает правительство, и мы это учитываем в работе. Мы видим, что правительство планирует наращивать темпы экономического роста и инвестиции и инвесторы оценивают это положительно. Вы задали правильный вопрос: как сбалансировать необходимость роста инвестиций с макроэкономической стабильностью? Сильные макроэкономические показатели дают базу для наращивания инвестиций, если это делать еще и с доходностью, это будет одно из самых правильных экономических решений.

– В части инфраструктуры иностранные инвесторы при поддержке РФПИ перекупали уже существующие проекты. В основном рынок видел cash out, а не инвестиции. Почему?

– Это не так. Более половины наших ГЧП-проектов находится на этапе строительства. Примеры – онкоцентры в Балашихе и Подольске, ЦКАД, проект по строительству интеллектуальных сетей, закрытые на прошлой неделе железнодорожные переезды в Московской области. То есть средства идут непосредственно на строительство новых инфраструктурных проектов с нуля.

Конечно, многие наши соинвесторы – суверенные фонды очень осторожны в оценке риска. В то же время именно в суверенных фондах сосредоточена значительная часть мирового капитала и они готовы делать крупные сделки.

Совместно с партнерами мы формируем в России вторичный рынок инфраструктурных проектов – приобретаем уже построенные объекты. Таким образом, инвесторы ранней стадии получают доходность и высвобождают капитал для новых проектов. Мы считаем наличие инвесторов, готовых выкупить долю в ГЧП-проектах после окончания стройки, очень важным фактором формирования в России зрелого инвестиционного рынка. Примерами подобных сделок могут служить приобретение доли в аэропорте «Пулково» и в проекте М1 в обход Одинцова. Важно отметить, что в этих сделках доля инвестиций РФПИ минимальна, т. е. при нашей поддержке происходит приток крупных прямых иностранных инвестиций в инфраструктурный сектор нашей страны.

«Партнеры вкладывали с нами иногда в самое сложное время»

– Как РФПИ обеспечивает инвесторам долларовую доходность инвестиций? Хеджируется ли валютный риск?

– Ни мы, ни наши партнеры не хеджируем сами валютные риски, так как наши партнеры – крупнейшие суверенные фонды мира, которые имеют портфель по всему миру, от Америки до Австралии. За счет диверсификации они имеют естественный хедж от локальных колебаний валют, а на долгой дистанции они имеют в России доходность лучше, чем в других странах. Важно, что наши партнеры – это долгосрочные инвесторы, а не спекулятивные краткосрочные игроки.

К тому же у части наших проектов долларовая выручка, нам нравятся проекты с серьезной экспортной составляющей.

– Какие именно?

– Проект «Сибура» – «Запсибнефтехим», производитель шин «Волтайр пром», который именно после наших инвестиций наладил экспортные отгрузки, лесная компания RFP Group.

– Одно из ваших достижений – доходность 10–15% годовых в рублях. Но рубль нестабилен. При таких колебаниях и рисках не маленькая ли доходность?

– Сейчас курс рубля стабилизировался, так что общая доходность всех наших партнеров превышает 10% годовых в долларах.

По результатам нескольких лет работы при не самом стабильном валютном курсе наши партнеры говорят нам, что доходность инвестиций в Россию, рассчитанная в долларах, превышает их ожидания и доходность на других рынках и они готовы наращивать объем.

Партнеры вкладывали с нами иногда в самое сложное время. Например, фонд Эмиратов Mubadala инвестировал с «Россетями» в создание интеллектуальных сетей и с «Ростелекомом» в проект по устранению цифрового неравенства в самый пик девальвации рубля. Ставки в банках превышали 27%, а они продолжали инвестировать, потому что верили в стабильное будущее России, – и оказались правы. Когда курс укрепился на отметке 60 руб./$ и [доллар] перестал стоить 80 [руб.], они получили хорошую доходность, в том числе благодаря своей уверенности в России.

– Почему вы тогда свою доходность мерите в рублях?

– Мы – суверенный фонд России, у нас рублевый фонд.

Если наши партнеры не могли бы получать доходность больше 10% в год в долларах, они бы не инвестировали, даже в момент кризиса мы сумели показать 10% дохода за счет консервативного подхода и выбора наиболее быстро растущих компаний. Тот же «Детский мир»: просто поверив в компанию в кризис, мы за год вывели ритейлера на биржу и получили по инвестиции доходность 90% в долларах – меня, правда, многие ругают за эту цифру, что она завышена.

– Вы не устаете повторять о доходности. Есть ли другие аргументы, помимо доходности, для привлечения инвесторов?

– Большинство наших компаний – абсолютные лидеры мировой индустрии: «Фосагро», «Сибур», «Газпром нефть» и др., людям интересны партнерские проекты с ведущими эффективными компаниями. Дальше – доходность и выстраивание отношений с Россией.

– Как это работает с инфраструктурой? Там же нет мировых брендов, как «Фосагро».

– Есть доходность и понимание, что, инвестируя в ЦКАД и другие проекты с нами, они формируют базу для своего портфеля таких проектов. У таких фондов, как правило, цель – инвестировать по $30–40 млрд в инфраструктурные проекты в каждой из ведущих стран мира, но в России пока не очень активно применяется механизм ГЧП, потенциал рынка не используется.

– Почему?

– Здесь ключевая роль у государства. На государственном уровне должен быть определен приоритет проектов с соинвестициями. Капитал готов идти в инфраструктурный сектор России и ждет новых проектов именно от государства.

«Хорошее концессионное законодательство»

– Эксперты G20 писали, что для роста инвестиций в инфраструктуру не хватает привлечения институциональных инвесторов и стандартизации. Как можно стандартизировать инфраструктурные проекты в России?

– В России очень хорошее концессионное законодательство, которое позволяет строить платные дороги. Его надо распространять на другие типы объектов, потому что уже есть много примеров, когда платные дороги строятся эффективно и хорошо. Стандартизация процесса должна проводиться в том, что государство приглашает инвесторов соинвестировать в основные инфраструктурные проекты, чтобы они конкурировали между собой, а государство гарантировало, например, неизменность параметров соглашения с инвесторами в плане тарифов. Это может быть стандартная история и в инфраструктурной ипотеке, и других инфраструктурных подходах.

Например, мы с партнерами проинвестировали в первый в России концессионный проект по строительству центров по борьбе с онкозаболеваниями.

– У вас есть опыт инвестирования в инфраструктуру на основе концессии и ГЧП. Какие можете назвать плюсы и минусы действующего законодательства и существующего принципа отбора проектов?

– Российское законодательство в сфере ГЧП уже в достаточной мере проработано, позволяет структурировать проекты на уровне лучших международных стандартов и гарантирует инвесторам адекватную защиту. Здесь уместно говорить о тонкой настройке всей инвестиционной среды, и правительство сейчас уделяет значительное внимание дальнейшей доработке ряда аспектов не только концессионного, но и налогового, бюджетного законодательства.

– Как-то вы говорили о целесообразности распространения концессии на другие отрасли. Что это может быть?

– Наши центры позитронно-эмиссионной томографии мы реализуем именно через концессионное соглашение. По этому же принципу инвестируем в платные переезды в Московской области, интересны региональные дороги, думаем, как реализовать в концессии некоторые новые проекты с РЖД. Даже если существующий опыт в концессии активнее расширять, можно утроить инвестиции в инфраструктурные проекты в ближайшие два года.

Есть даже идея структурирования по принципу концессии спортивно-оздоровительных центров.

Отношения с США на самом низком уровне

– Инвесторы из каких стран, кроме Турции и Китая, присматриваются к инфраструктурным проектам в России?

– Мы общаемся со всеми инфраструктурными инвесторами. В Петербурге [на Петербургском международном экономическом форуме, ПМЭФ] будут приглашенные нами инвесторы с суммарным портфелем свыше $14 трлн, это почти весь мир. Во многие проекты, например в «Пулково», мы зашли с шестью суверенными фондами из разных стран.

– Это было давно. А сейчас?

– Не так давно – сделка по «Пулково» закрылась в сентябре прошлого года. В принципе, география не меняется. В основном это страны Азии и Ближнего Востока. Суверенный фонд ОАЭ Mubadala выделил $5 млрд на инвестиции в российские инфраструктурные проекты. Суверенный фонд Саудовской Аравии выделяет значительную часть из зарезервированных под российские проекты $10 млрд на инфраструктурные проекты. Они уже наш партнер в таких проектах, как дублер Кутузовского проспекта. Ряд проектов мы реализуем с европейскими компаниями, среди них итальянские ANAS и Pizzarotti, французская Veolia, в стадии переговоров проект с инвестором из Швейцарии. Европа активнее стала смотреть на инфраструктурные проекты. Там экономический прагматизм преобладает и растет желание развивать совместные проекты.

– А США? Есть шанс, что вы сможете убедить американских партнеров работать вместе?

– Сейчас отношения между нашими странами находятся на самом низком уровне. При этом задача бизнеса в том числе и помогать выходить из этого кризиса. Мы приветствуем, что Белый дом впервые за последние годы не пытается запретить американским компаниям приехать на ПМЭФ, а, наоборот, активно их в этом поддерживает. Бизнес-диалог очень важен, он поможет снять недопонимание, как это было со странами Азии и Ближнего Востока.

– РФПИ планировал открыть представительство в Нью-Йорке. Откроет?

– Пока мы решили повременить, но считаем, что, когда диалог Россия – США даст плоды, он в том числе приведет к открытию офиса РФПИ в Нью-Йорке.

– Большинство ваших партнеров – на Ближнем Востоке и в Азии. Как все же привлечь в Россию европейский капитал?

– Мы полагаем, что рецепт один: чтобы привлечь капитал, надо продемонстрировать возможность его преумножить при минимальных и предсказуемых рисках. У нас есть много историй успеха, и мы активно демонстрируем их нашим потенциальным партнерам из Европы. Наиболее интенсивно диалог идет с французскими компаниями и нашим партнером – суверенным фондом CDC IС. На форуме мы планируем объявить более пяти сделок с CDC IС и французским бизнесом с вовлечением как крупных компаний, так и малого и среднего бизнеса.

У нас уже есть успешные примеры сотрудничества с итальянскими компаниями – ANAS и Pizzarotti работают с нами по инфраструктурным проектам. Есть большой интерес со стороны немецких компаний.

У России большая экономика, возможности развивать бизнес очень широкие. Есть платежеспособный спрос, который очень восприимчив к новым и качественным продуктам и разработкам. Как следствие, ожидаемая доходность выше, чем в Европе.

Все это мы показываем нашим европейским партнерам и резонно ожидаем, что и представители других стран, включая Германию и Италию, скоро последуют примеру Франции.

– Как история с «Роснефтью» и АФК «Система» повлияла на инвестклимат?

– Мы рады, что получилось разрешить конфликт для всех участников процесса. Это показатель, что сложные вопросы можно решать в конструктивном диалоге.

– А дело бизнесменов братьев Магомедовых? Ведь РФПИ еще акционер «Транснефти».

– До решения суда не хотелось бы комментировать ситуацию.

– Что тревожит инвесторов, которые смотрят на Россию?

– Опасений у инвесторов всегда очень много, и они стандартны.

– Еще 10 лет назад иностранные инвесторы почти в каждом разговоре жаловались на бюрократию, не так давно Makyol, вышедшая из сделки по ЦКАД-4, жаловалась на валютные риски.

– Те, кто инвестирует в Россию, жалуются гораздо меньше, чем те, кто инвестиции только планирует: они читают западную прессу и как бы теоретически жалуются. Те, кто реально инвестирует, довольны. Все же убеждать инвесторов в необходимости вкладывать в Россию на фоне крайне негативного медийного фона на Западе сложно, но мы их постепенно приучаем к сделкам. Так было, например, с Саудовской Аравией – мы были первыми, кто с ними в принципе стал настраивать отношения, не только инвестиционные. Первые $50 млн они вложили в проект с гарантированной доходностью 12% годовых, убедились, что все нормально, проект работает и растет. Впоследствии стали входить в проекты без гарантий по доходности. По мере того как они начинают лучше понимать, как работает российская экономика и что происходит вокруг, они готовы вкладывать все больше. За эти два года Саудовская Аравия инвестировала более $1,6 млрд в 10 российских проектов.

– Рассматривают ли зарубежные инвесторы взятие на карандаш миллиардеров из списка Forbes как отдельный риск? Каждый теперь под угрозой.

– Представьте, инвесторы, у которых триллионы долларов вложены в США, принимают решение вложить $100 млн или даже $1 млрд в Россию. Конечно, возникнет много вопросов, но они идут на это, понимая, что Россия – надежный партнер, видят, что многие, в том числе геополитические, решения России оказались правильными, стабильными и надежными. Но есть спекулятивные инвесторы, которые пришли – ушли, многие из них опасны для рынка, так как несут большую волатильность. Наши партнеры играют вдолгую, они видят себя на горизонте 10–15 лет.

– Где вы таких находите?

– Среди ведущих долгосрочных инвесторов мира.

– Что ожидаете от Петербургского форума?

– На Петербургском форуме мы объявим о подписании свыше 10 сделок на сумму более 100 млрд руб. Хотя обычно фонды прямых инвестиций за год делают пять сделок.

Аграрные проекты затормозились

– В прошлые годы РФПИ объявлял о намерении инвестировать как минимум в три агропроекта: ГК «Содружество», ГК «Эфко» и агрохолдинг «Националь». Сделка с «Содружеством» сорвалась, с остальными двумя компаниями до сих пор не закрыты. Почему?

– Нам очень нравятся эти компании, но в сделках всегда возникает много вопросов, включая оценки, позиции миноритарных акционеров. Мы по-прежнему считаем эти компании крайне перспективными и продолжаем по ним работать. Активно обсуждаем с АФК «Система» вхождение в капитал их агробизнеса.

– У АФК «Система» два агроподразделения: ГК «Степь» и СП с членами семьи Луи-Дрейфус «РЗ агро». Часть земель приходится на последний актив, и именно по его дальнейшему развитию «Система» никак не может договориться. Вряд ли это случится быстро.

– Мы смотрим на все возможные варианты. В определенный момент многие владельцы агробизнеса в России посчитали, что, раз сектор так быстро растет, они заслуживают очень высоких оценок. Другой вопрос – продолжится ли такой рост в горизонте 10–15 лет, часто именно это предмет разногласий. Мы консервативны в оценках и предлагаем инвесторам такую схему работы: если вы верите в такой рост, гарантируйте нам минимальную доходность; все, что выше определенного уровня, – поделим пополам.

– То есть пока на такие условия из аграрных компаний никто не согласился?

– Скажу так: мы будем заходить в агропроекты при условии реалистичной оценки бизнеса.

– Тайская CP Group заявляла о намерениях не без помощи РФПИ построить молочную мегаферму в России. Правда, в итоге компания отказалась от этих планов в пользу покупки небольших хозяйств. Что изменилось?

– CP Group с оборотом $45 млрд – важный стратегический партнер и игрок с точки зрения экспорта российской сельхозпродукции. У компании уже есть действующие бизнесы в России; несколько лет назад они при участии РФПИ купили крупнейшую птицефабрику в Ленинградской области почти за $700 млн. Недавно мы вместе с CP Group инвестировали в завод по переработке биоотходов в Калининградской области.

Сотрудничество в Рязанской области продолжается. Чтобы ускорить вхождение на российский рынок в сфере производства сырого молока, мы решили инвестировать в готовый бизнес среднего размера – от 2000 голов дойного стада. Сейчас идет работа над потенциальными сделками.

Готовые проекты и cash out

– Судя по портфелю РФПИ, фонд обычно заходит в готовые проекты. Почему?

– Это не совсем так, мы очень много проектов делаем с нуля, инвестиции РФПИ и партнеров в такие проекты – более 520 млрд руб. К примеру, несмотря на кризис, мы инвестировали в создание логистической группы PLT, понимая, что отрасль будет расти. Теперь компания вошла в пятерку крупнейших операторов логистических комплексов в стране. Сейчас мы договорились с ритейлером «Ашан» о строительстве для него складского центра.

С нуля строятся малые гидроэлектростанции в Карелии, которые, кстати, стали первым проектом банка БРИКС в России. С нуля реализуется проект ликвидации цифрового неравенства и строительства интеллектуальных сетей.

Мы инвестировали в угольную компанию Tigers Realm Coal задолго до того, как там добыли первый уголь.

– Другая особенность – зачастую вхождение фонда в капитал проходит через cash out действующих акционеров.

– Фокус, безусловно, на тех проектах, где деньги идут на развитие бизнеса, и таких проектов у нас большинство.

– В стране в принципе достаточно проектов, в которые стоит инвестировать?

– Мы считаем, что достаточно. Экономика растет, макроэкономика сильная, но их, конечно, могло бы быть больше.

– Что мешает?

– Некоторые собственники не хотят привлекать внешнего инвестора, во многих секторах слишком высокая доля государства. Фактически многие средние компании в каких-то секторах не могут успешно развиваться из-за жесткой конкуренции со стороны госкомпаний.

– Например?

– Я скажу по-другому: мы создаем возможности этого избежать, например покупая у госкомпаний непрофильные активы. Один из них – компания Cotton Way, некогда структура РЖД, занимавшаяся обеспечением логистики белья для госмонополии. После того как она вышла из РЖД, а мы с партнерами инвестировали в нее несколько десятков миллионов долларов, компания стала активно развиваться в гостиничном бизнесе и на рынке спецодежды. Есть много проектов, которые госкомпании готовы развивать с внешними инвесторами. Это я могу сказать как член совета директоров «Транснефти», «Ростелекома», «Алросы», РЖД и Газпромбанка.

– Некоторое время назад в правительстве обсуждали возможность разрешить РФПИ вкладывать без иностранных инвесторов. Обсуждается ли такая идея сейчас?

– У нас уже есть проект «Инвестиционный лифт», позволяющий вкладывать без иностранного инвестора в предприятия, нацеленные на импортозамещение, но тут необходима поддержка как минимум еще одного института развития. Пример такой инвестиции – производитель инсулина «Герофарм», о других мы объявим на форуме.

Соинвестиции – в том числе с российскими участниками, без иностранного капитала, – обсуждаются и в принципе у многих находят положительный отклик. Во-первых, уже понятна доходность, во-вторых, российские игроки хотели бы в некоторые отрасли инвестировать без иностранцев. Но такие проекты составляют небольшую часть портфеля, и объем вложений в каждый из них крайне небольшой.

– Нынешние вложения РФПИ в ритейл и медицину, по сути, инвестиции в банальный рост числа точек, будь то сети магазинов ГК «Детский мир» и «Ленты», клиники «Мать и дитя» или медицинские центры позитронно-эмиссионной томографии в Балашихе и Подольске. Почему не идете глубже – в инновационные и технологические проекты в этих отраслях?

– Наша совокупная доля в ритейле и медицине сейчас очень маленькая, менее 3% всех наших инвестиций. Как раз сейчас мы идем, как говорится, вглубь. Мы инвестировали в телемедицинский проект «Доктис» на базе клиник «Мать и дитя». Мы планируем большую сделку в сфере медицинской робототехники: РФПИ через РКИФ и РЯИФ проинвестирует в разработку уникального российского хирургического робота, в основе которого лежит архитектурное решение, принципиально отличающееся от мировых аналогов. Это позволит сократить стоимость операции до 6 раз по сравнению с аналогами, а также рассчитывать на успешное внедрение робота не только в России, но и на глобальных рынках, включая страны Азии.

В приоритете и фармацевтика: здесь на рассмотрении целых пять проектов. Еще один наш инновационный проект, Healbe, – браслет, способный в реальном времени определять количество не только потраченных калорий, но и полученных.

Мы точно на острие и изучаем самые высокотехнологические, интересные проекты. Мы создали сеть из семи партнеров, включая Китай, ОАЭ, Саудовскую Аравию, для отбора технологий, конкурентоспособных в мире, и для продвижения их на глобальных рынках. В рамках нашей платформы «РФПИ-технологии» за последний год мы из 500 российских стартапов отобрали 25 наиболее, как нам кажется, востребованных и интересных.

Все эти компании проходят экспертизу, в том числе наших партнеров. Почему мы знаем, что Healbe – уникальная вещь? Потому что наши партнеры, которые делают технологические инвестиции по всему миру, ничего подобного пока не видели и подтверждают, что аналогов нет.

В прошлом году наши с партнерами инвестиции составили 58% инвестиций в технологии в России. О партнерстве по ряду из них мы объявим на форуме в Петербурге. Всего в ближайшие два года мы планируем вложить в технологические проекты свыше 50 млрд руб.

– Вы рассматриваете инвестиции в нестандартные отрасли?

– Конечно. К примеру, с «Алросой» обсуждаем новую технологию, которая позволит сделать бриллианты биржевым товаром. То есть благодаря этой технологии можно создавать пакеты из 10–12 бриллиантов с приблизительно одинаковыми характеристиками, что дает возможность торговать на бирже такими бриллиантовыми слитками. Такой механизм сильно расширил бы рынок для сбыта бриллиантов, в том числе среди институциональных инвесторов.

– РФПИ собирался вложиться в блокчейн?

– Про блокчейн пока больше разговоров, чем реального эффекта. Для нас пока ближе телемедицина, ядерная терапия, истории, связанные с генетикой. Сейчас весь инвестиционный мир находится в новой парадигме искусственного интеллекта и технологического прорыва, и здесь для России важно не уступить первенство.

– В перспективе 3–5 лет сколько будет приходиться на высокотехнологичные проекты в портфеле РФПИ?

– 25%.

– Правительство это одобряет?

– Правительство нас слышит, в частности фонд будет дофинансирован за счет средств ФНБ.

На деньги ФНБ

– Насколько такой способ инвестиций – из государственных фондов – может стать нормой для российской экономики? Чтобы государство развивало страну и ее инфраструктуру на ее же деньги, а не хранило их в американских ценных бумагах, по факту поддерживая американскую экономику.

– На основе нашего примера государству будет легче принять такое решение. Одно дело теоретически понимать, будет доходность или нет, а другое – видеть это на конкретных примерах. В три проекта средства ФНБ уже вложены. Это «Запсибнефтехим» – один из ведущих нефтехимических проектов мира с высокой доходностью, мы профинансировали программу устранения цифрового неравенства – «Ростелеком» дал доступ в интернет дополнительно 10 млн человек. Проект «Интеллектуальные сети» с «Россетями» позволил снизить электропотери примерно на 20% за счет установления интеллектуальных систем учета и контроля расходования электроэнергии.

Сейчас доходность средств ФНБ, вложенных в проекты РФПИ, примерно на треть выше, чем доходность иностранных ценных бумаг тех же Соединенных Штатов.

– Как удалось уговорить Минфин на получение квоты ФНБ?

– Они видят доходность, консервативный подход, по вопросу инвестиций мы с Минфином совпадаем идеологически абсолютно – вкладывать средства нужно консервативно, аккуратно, осторожно.

– Мандат РФПИ позволяет инвестировать до 20% капитала за рубежом. Зачем это нужно российскому суверенному фонду?

– Наши фактические инвестиции за рубежом гораздо меньше – менее 1% от портфеля фонда. Все эти проекты в конечном счете оказывают стратегический эффект для России – например, мы инвестировали в одного из ведущих производителей стеклянной посуды, французскую Arc, но большую часть средств они вложат в развитие бизнеса в России.

– Планируете выбирать квоту полностью?

– Пока нет, а там посмотрим.