Как соответствовать стандартам

Участники стратегической сессии конференции «Ведомостей» обсудили проблему адаптации российских компаний к низкоуглеродной экономике и целям устойчивого развития с фокусом на экологию

Роман Панов, первый вице-президент Газпромбанка, модератор: На нашей сессии речь пойдет о синхронизации подходов государства и условиях, которые оно создает для бизнеса с точки зрения адаптации российского бизнеса к новым регуляторным требованиям. Два основных элемента, которые, мне кажется, определяют повестку этого диалога, связанного с энергопереходом и т. д. Сейчас 70% генерации в мире – это углеродная генерация, и на ближайшие 50 лет такая тенденция видится основной. Так ли это или нет, обсудим сегодня. Второй элемент – создание системы торговли квотами. Готовы ли системы биржевой торговли в России к такому подходу, как мы будем относиться к возможности использования небиржевых инструментов? Ключевой документ здесь – принятый в июле 296-ФЗ («Об ограничении выбросов парниковых газов» от 2 июля 2021 г. – «Ведомости»), и Минэкономразвития разрабатывает к нему пакет нормативных актов. Закон определяет в том числе необходимость выбора регулятора в этой среде. Эти вопросы я бы хотел адресовать Александру Киревнину, представляющему министерство.

Александр Киревнин, врио директора департамента финансово-банковской деятельности и инвестиционного развития Минэкономразвития: У нас достаточно большое количество треков, которые мы одновременно прорабатываем. Относительно биржевой торговли я бы больше остановился на тех результатах, которых мы в 2021 г. достигли. Переход на низкоуглеродное развитие действительно очень трудоемкий процесс. Помимо того что необходимо организовать торговлю углеродными единицами, нужно реализовать проекты, которые позволят снижать эмиссию [парниковых газов], снижать экологическую нагрузку. За девять месяцев начиная с декабря прошлого года удалось построить единую систему финансирования таких проектов – зеленого финансирования. Председатель правительства [Михаил Мишустин] 21 сентября подписал постановление (в постановлении № 1587 правительства РФ установлены критерии отбора зеленых, а также адаптационных (переходных) проектов, которые могут привлечь льготное финансирование через специальные облигации или займы. – «Ведомости»). Это базис, необходимый для реализации большей части экологической повестки Российской Федерации, что невозможно сделать без привлечения капитала. Важно еще понимать, что речь идет не только о российском капитале, обязательно нужно обеспечить российским компаниям доступ к международному капиталу. (В сообщении на сайте правительства говорится, что зеленые проекты должны соответствовать целям международных документов в области климата и устойчивого развития, эти требования не предъявляются лишь к адаптационным проектам. – «Ведомости».)

Пока мы разрабатывали эту систему с критериями и требованиями к верификации, рынок зеленого финансирования на Московской бирже вырос в 5 раз. И даже если не брать продвинутый московский рынок, все равно рост более чем в 2 раза. То есть при наличии, с одной стороны, международных стандартов, а с другой – понимания, что Минэкономразвития совместно с ВЭБ.РФ разрабатывает российскую таксономию, возможности привлечения капитала возросли.

Разработав правила [для зеленого финансирования], мы на данном этапе защищаем сектор от гринвошинга, но еще не заложили мер поддержки. Пока есть только меры по линии Минпромторга на компенсацию части купонного дохода [по облигациям], более активно они заработают со следующего года. Но в целом механизм уже показывает себя достаточно привлекательным для инвесторов, поэтому не требует сейчас дополнительного стимулирования. Хотя мы проговаривали с коллегами из ЦБ возможность снизить вес рисков для тех компаний, которые уже оценивают свой инвестиционный портфель с точки зрения вклада в цели устойчивого развития, четко могут выделить зеленые и социальные проекты (на повестке у нас вслед за зелеными социальные облигации), заранее предъявить свои риски.

Роман Панов: Понятна ли уже форма отчетности, которую будут предоставлять компании в соответствии с требованиями федерального закона, и определен ли регулятор, который будет эту сферу контролировать с точки зрения оценки воздействия [на окружающую среду]? И как следствие, следующий вопрос: где тот эталон, бенчмарк, которому компания должна следовать, чтобы понимать соответствие требованиям?

Александр Киревнин: Здесь нет, на мой взгляд, эталона. Задача, во-первых, до 2024 г. и после отслеживать свою эмиссию [парниковых газов]. То есть для начала задача построить саму систему контроля эмиссии на уровне понимания и прогнозирования. Нормативная база для этого находится сейчас в разработке, там более 10 нормативно-правовых актов. Процесс идет не просто потому, что важно иметь возможность единообразно подсчитывать и определять соответствие требованиям, но важно и не «взрывать» бизнес с точки зрения отчетности.

Роман Панов: А регулятор определен?

Александр Киревнин: Я сейчас не готов ответить.

Роман Панов: Да, очень важно, чтобы вся эта система отчетности не свалилась на нас снежным комом, чтобы мы проблемы решали поэтапно. Собственно, и федеральный закон предполагает поэтапное внедрение. На сегодняшний момент существует рабочая группа под эгидой Центробанка в части подходов в рамках углеродного регулирования. Отсюда будет два вопроса. Первый. Видит ли Центробанк возможность изменения требований к тем клиентам банков, которые реализуют проекты экологической направленности? Я имею в виду, могут ли быть более комфортные условия в части нормативов для финансирования таких клиентов? И второй вопрос, связанный с рынком торговли углеродными квотами. Возможен ли такой подход, когда торговля квотами может происходить как на бирже, так и вне ее?

Андрей Якушин, начальник управления развития корпоративных отношений департамента корпоративных отношений Банка России: Сейчас ситуация складывается следующим образом в финансовом секторе. Банки, которые предоставляют кредитные средства компаниям и хотят финансировать углеродные проекты экологической направленности, вправе требовать от компаний соответствия тем или иным условиям такого кредитования. Рынок достаточно серьезно развивается в этом направлении. Мы встречались с рядом крупнейших российских банков, и многие из них уже имеют соответствующие программы зеленого кредитования. И условия кредитования устанавливаются в зависимости от того, является проект, который компании хотят развивать, зеленым или нет.

Что касается общих нормативов и пруденциальных требований к финансовым организациям. Такая проблематика сейчас обсуждается во всем мире. Для того чтобы предлагать какие-либо стимулы, преференции или, наоборот, вводить ограничительные, предупредительные меры, необходимо уметь четко оценить риски, связанные с зелеными финансовыми инструментами, в количественном выражении. Пока, к сожалению, общая методика количественной оценки таких рисков в международном сообществе и Банке России до конца не отработана. Это связано с реальными причинами. Первое – мы не можем опираться на исторические данные в этом отношении. Потому что фактически эта область знаний начала развиваться относительно недавно. Второе – для количественной оценки рисков, связанных с экологической проблематикой, необходимо опираться на сопоставимые и надежные данные. Пока ни в Российской Федерации, ни в мире не пришли к единому стандарту раскрытия информации об учете ESG-факторов и устойчивом развитии, который бы позволил собирать ESG-данные таким образом, чтобы они были сопоставимы между различными компаниями. Сейчас разрабатывается единый подход к раскрытию нефинансовой информации. Правда, ее не совсем правильно называть нефинансовой, потому что все эти ESG-факторы могут в конечном счете трансформироваться в финансовые показатели. Отсюда наметилась тенденция, чтобы называть информацию, которая ранее называлась нефинансовой, информацией об учете ESG-факторов и вопросов устойчивого развития. В ближайшем будущем пока мы не рассматриваем внесение изменений, связанных с ESG, в пруденциальную регуляторику Банка России. Но возможно, что в дальнейшем, после накопления знаний и формирования подходов к адекватной оценке рисков, такие изменения могут произойти. И еще раз подчеркну: во всем мире, и в рамках Базеля [Базельского комитета по банковскому надзору], и NGFS (Central Banks and Supervisors Network for Greening the Financial System, Сообщество центральных банков и надзорных органов по повышению экологичности финансовой системы. – «Ведомости»), осуществляется такая работа, мы тоже принимаем участие в этом и внимательно следим за развитием ситуации в этой области.

Что касается торговли углеродными единицами. С нашей точки зрения, это очень важное направление. Закон об ограничении выбросов парникового газа, который был принят недавно, вводит понятие климатического проекта и углеродной единицы и фактически создает правовую возможность для организации процесса [торговли]. Но, конечно, решение проблемы кроется в деталях. Как уже было сказано, необходимо принять порядка 15 нормативно-правовых актов в развитие этого закона. В том числе предусматривающих требования к раскрытию информации о выбросах парникового газа, о климатических проектах и также об операторе климатических проектов, который, собственно, должен регистрировать и вести реестр таких проектов и углеродных единиц. Банк России прорабатывает возможные подходы по организации такой торговли. В зарубежных системах торговли предусмотрены квоты на выброс парниковых газов. Наш федеральный закон 296-ФЗ [«Об ограничении выбросов парниковых газов»] не предусматривает пока введения каких-либо квот. Для нас важно, чтобы система торговли углеродными единицами, которая будет создаваться и формироваться в Российской Федерации, была гармонизирована с международными системами. Это также создаст дополнительные стимулы не только для того, чтобы выпускать углеродные единицы и реализовывать, соответственно, климатические проекты в России за счет внутреннего спроса, но и для того, что такими углеродными единицами можно будет свободно торговать и в иных торговых системах. Работа сложная, работа многогранная, и в конечном итоге тут важно не только участие Банка России, но и других заинтересованных ведомств.

Роман Панов: И дальше в любом случае будет совершенствование законодательства. Я бы хотел задать вопрос представителю Внешэкономбанка (ВЭБ) Андрею Байде. ВЭБ на сегодняшний момент определен как методологический центр в рамках верификации стандартов ESG в Российской Федерации, поэтому здесь два вопроса. Первый. В своей стратегии ВЭБ как институт развития, как ключевая государственная корпорация, которая задает тренд в финансировании, определяет ли количественные критерии, подразумевает ли увеличение количества таких проектов?

Андрей Байда, вице-президент по устойчивому развитию ВЭБ.РФ: Мы, если чуть точнее, определены как методологический центр по финансированию проектов устойчивого развития. Это больше относится к финансовой части, нежели к части, связанной с углеродными единицами, хотя мы там в экспертном качестве тоже стараемся принимать участие. Поэтому я буду здесь выступать в двух ипостасях: как представитель национального методолога и как представитель банка развития, который финансирует те или иные проекты. Критерии, какой проект считать зеленым, а какой – адаптационным, уже заданы в упомянутом постановлении правительства. Там они перечислены в двух таксономиях с подробной инструкцией о том, как такого рода инструменты выпускать.

Мы также являемся органом, который ведет реестр верификаторов, т. е. независимых юрлиц, которые определяют, подтверждают, зеленый инструмент или нет. Мы только что открыли набор заявок на допуск юрлиц к этой системе.

Теперь о стратегии ВЭБа. Этим летом мы запустили ESG-трансформацию нашей организации в очень интересном ключе. Мы в ВЭБе не очень любим алармистские посылы, мы больше пытаемся найти возможности в глобальном энергетическом переходе, в декарбонизации, и отрадно понимать, что мы в данном случае находимся на одной «странице» с правительством и президентом. Потому что, по последним заявлениям президента России, по последним заявлениям [первого вице-премьера] Андрея Рэмовича Белоусова, мы постараемся извлечь возможности из декарбонизации. Мы видим, что даже 10% от подлежащего сокращению объема выбросов CO2, чтобы прийти к углеродной нейтральности к 2060 г., уже сейчас экономически целесообразно: т. е. при нулевой цене на углерод эти проекты можно делать, они отбиваются за срок от трех до семи лет. Очень большая часть этих проектов относится к ЖКХ, к повышению энергоэффективности, теплоэффективности, что является давним предметом ведения коллег из Минэкономразвития. Я уверен, что они сейчас активнее будут включаться в работу по этим направлениям.

Есть ли у нас какие-то потенциальные условия для финансирования зеленых или иных финансовых инструментов устойчивого развития? Мы работаем над этими вопросами. Я надеюсь, что мы в перспективе ближайших 3–4 месяцев сможем выйти с более конкретной стратегией.

Роман Панов: Перейдем к банкам. В этом году Газпромбанк впервые выпустил отчет ESG, в котором в том числе отразил основные подходы банка к требованиям в части реализации экологических проектов. Как такая отчетность влияет на рейтинг кредитных организаций в целом и Газпромбанка в частности? Юлия Трофимова.

Юлия Трофимова, вице-президент – начальник департамента консультирования по кредитным рейтингам и устойчивому развитию Газпромбанка: Практика присвоения ESG-рейтингов на глобальном рынке существует достаточно давно, но российские эмитенты, российские компании только недавно озаботились тем, чтобы пытаться управлять уровнем своих ESG-рейтингов. И многие компании были удивлены (часто неприятно), обнаружив, что рейтинги давно существуют, имеют определенную динамику и, несмотря на те усилия, которые компании предпринимают, [их] рейтинги достаточно низкого уровня. Более того, если посмотреть в принципе на рынок ESG-оценок, то сейчас в мире существует более 150 ESG-агентств. Каждое из них применяет до 80 отраслевых методологий, каждое имеет собственный фокус: кто-то – на корпоративном управлении, кто-то – на отраслевых особенностях. Кто-то специализируется на выявлении несоответствий между заявленными целями и реальными действиями, в том числе какие проекты финансируются (банковского сектора это в первую очередь касается). Мы внимательно наблюдаем за этим трендом и можем сказать, что раскрытие нефинансовой отчетности, желательно верифицируемой нефинансовым аудитором в соответствии с принципами GRI (Global Reporting Initiative – Глобальная инициатива по отчетности, сфокусированная на отчетности в области устойчивого развития. – «Ведомости»), сейчас новый тренд. TCFD (The FSB Task Force on Climate-related Financial Disclosures – Рабочая группа по вопросам раскрытия финансовой информации, связанной с изменением климата. Разрабатывает рекомендации в отношении добровольного раскрытия информации о финансовых рисках компаний, которые возникают в связи с глобальным изменением климата. – «Ведомости») является одним из факторов, которые позволяют улучшить ESG-оценки [компаний]. Газпромбанк тоже работает в этом направлении, проведена большая работа по систематизации данных, по управлению этими данными. В этом году мы выпустили эту отчетность первый раз и надеемся, что в ближайшее время она отразится и на уровнях ESG-рейтингов Газпромбанка.

Роман Панов: Андрей, а у ВЭБа будет обязательное требование с точки зрения ESG-отчетности для всех финансовых организаций, а также планирует ли сам ВЭБ такие отчеты в своей практике?

Андрей Байда: Сами мы уже выпускаем ESG-отчет. Вообще же ESG-отчетность по признанным международным стандартам и, возможно, по каким-то стандартам, которые появятся в России, – это вопрос уже, по сути, решенный. Наличие ESG-рейтинга, наличие аудированной ESG-отчетности по качественному всемирно признанному стандарту – это гигиена. Вопрос, будет это TCFD или какой-то другой стандарт, наверное, открытый, его в том числе можно адресовать регулятору. Как это будет развиваться, будет это, условно говоря, такая же жесткая форма отчетности, как тысяча и одна форма ЦБ, которую нужно заполнять кредитным организациям, или что-то более «расслабленное» – вопрос дискуссионный.

Я допускаю, что последние два года [российские банки] постоянно получают запросы от иностранных бондхолдеров или иностранных акционеров, если такие есть. Видимо, они присылают ESG-опросники, в которых интересуются не всегда приятными вещами, такими, например, как углеродный след портфеля, углеродный след по отдельным отраслям, какие конкретно меры принимают финансовые организации для сокращения углеродного следа. Это новая реальность, в которой мы все живем.

Роман Панов: Юлия, на сегодняшний момент это ведь необязательная форма отчетности, но как, на ваш взгляд, – она находит отражение в общем финансовом рейтинге компаний?

Юлия Трофимова: Пока нет, но могу сказать совершенно точно, что международные рейтинговые агентства начинают интегрировать [ESG-оценку в кредитные рейтинги]. Или, если хотите, можно сказать наоборот: начинают выделять из оценки кредитоспособности [т. е. рассматривать отдельно] факторы ESG. И например, решение S&P в январе этого года понизить отраслевую оценку для нефтегазового сектора из-за повышенных рисков, связанных со стремлением к углеродной нейтральности мировой экономики, для ряда компаний было большим шоком. Это повлияло более чем на 20 нефтегазовых мировых мейджоров. Российских компаний это, к счастью, не коснулось, но тренды налицо.

Многие сейчас и в мире, и в России поднимают вопрос о том, что международные подходы к нефинансовой отчетности несопоставимы между собой, нет единого подхода и т. д. И понятно, что ESG-рейтинги это несоответствие тоже отражают.

Также в начале этого года ESMA (European Securities and Markets Authority, Европейское управление по надзору за рынком ценных бумаг. – «Ведомости») и кредитные рейтинговые агентства заявили о том, что, по их анализу, более 50% инвесторов сейчас принимают решение, анализируя нефинансовую отчетность, и ориентируются также на уровни ESG-рейтингов. Поэтому ESMA намерено в ближайшее время принять решение, как оно будет это регулировать. К сожалению, Россия по этому вопросу сейчас находится в позиции наблюдателя. Мы надеемся, что и [наш] регулятор нам тоже подскажет, каких правил в плане раскрытия нефинансовой информации ждать в ближайшее время.

Андрей Байда: Мы уже сталкиваемся в ряде проектов с тем, что ESG-оценка (не важно, делается она на основании ESG-рейтинга или ESG-отчетности) по ряду отраслей начинает напрямую коррелировать с [кредитным] рейтингом. Если все страны будут строго придерживаться своих национальных комитментов по достижению углеродной нейтральности, то судьба определенных видов топлива вызывает вопросы, что влияет в перспективе на их стоимость (наиболее очевидный пример – уголь) и автоматически на горизонте 10–15 лет – на рентабельность тех или иных проектов, больше того, не всегда понятно, окупятся они или нет. Поэтому связаны ли ESG-оценка и тот же кредитный рейтинг с эмитентом – на самом деле по ряду индустрий начинает казаться, что как бы уже да. И во многом это вызвано даже не столько заботой об экологии, сколько изменением правового поля и законодательных ограничений в области тех или иных видов топлива, например.

Владимир Горчаков, заместитель директора Группы оценки рисков устойчивого развития АКРА: Не могу не вклиниться в дискуссию по поводу ESG-рейтингов. В отчете IOSCO (International Organization of Securities Commissions, Международная организация комиссий по ценным бумагам. – «Ведомости») могло бы быть уже более 600 этих рейтингов, и они растут как грибы после дождя. Отчеты IOSCO получили многие регуляторы мира, в том числе Центральный банк – Андрей Феликсович [Якушин] подтвердит, наверное. В них указано, что надо уже на этот рынок обращать внимание, поскольку корреляция между рейтингами составляет порядка 0,5–0,6, и, соответственно, компания, которая хочет получить нужный рейтинг, привлекает консультанта, а консультант находит тот рейтинг, в котором компания стоит выше. А на остальные рейтинги мы как бы не обращаем внимания и не публикуем информацию о них в отчетности. Все говорят о единых стандартах отчетности, и это очень важно. Для нас как рейтингового агентства, которое тоже занимается ESG-рейтингами, это та почва, на который мы потом строим свой ESG-рейтинг. Но никто, в том числе IOSCO, к сожалению, не взял на себя пока ответственность ответить на фундаментальный вопрос: а что показывает ESG-рейтинг? Мантра о том, что он показывает управление ESG-рисками и возможностями, – это не ответ на вопрос. Кредитный рейтинг показывает вероятность дефолта, который можно посчитать. А вот с ESG-рейтингом эта фундаментальная проблема пока не решена. Уважаемые коллеги из одной крупной горно-металлургической компании в 2020 г. допустили ESG-дефолт или не допустили? (Речь идет о ГМК «Норникель» и экологических последствиях от утечки дизтоплива на ТЭЦ, принадлежащей «дочке» ГМК, в мае 2020 г. – «Ведомости».) На эти вопросы, мне кажется, регуляторы и участники рынка будут отвечать еще несколько лет. Поэтому пока мы видим, что возможность выбора нужного эмитенту ESG-рейтинга – где он выглядит лучше – будет сохраняться.

Роман Панов: Вероятно, по этой причине крупнейшие международные рейтинговые агентства пошли по пути того, чтобы не самим такие рейтинги выпускать, а создать для этого аффилированные с ними специализированные организации. Владимир, у АКРА какой подход, вы видите для себя необходимость создания такого специализированного агентства?

Владимир Горчаков: Потенциал рынка в России пока достаточно консервативен в отношении этих оценок [ESG-оценок] – у нас нет такого, как в мире, пула ответственных инвесторов, которые бы их запрашивали. Поэтому в АКРА отдельного юрлица не выделено, но у нас есть группа оценки рисков устойчивого развития. Я думаю, в ближайшем будущем мы пока сохраним принцип запрошенного рейтинга. То есть, чтобы получить рейтинг, компания должна с нами заключить договор. Но 80–90% мировых ESG-рейтингов – это незапрошенные рейтинги. За них платят инвесторы, за них платит подписчик на базу данных, поэтому в некоторых компаниях, как я слышал, нагрузка на аналитика – [анализ] 1500 эмитентов в год. Соответственно, качество этой аналитики, особенно для таких рынков, как Россия, где не все компании, даже ПАО, имеют нефинансовую отчетность, стандартизированную по GRI, может вызывать вопросы.

Роман Панов: Понятно. Что скажет компания EY?

Сергей Дайман, директор, руководитель отдела услуг в области устойчивого развития EY в России: Увлекательная пошла дискуссия. Действительно, есть большое внимание к тому, что рейтинги по-разному относятся к компаниям, к тому, что фонды, банки под аббревиатурой ESG в своих декларациях не всегда имеют в виду что-то конкретное. Иногда это немножко зеленой краски добавлено в обложку брошюры. (Улыбается.) И это, естественно, видят регуляторы, и это, естественно, видит рынок. Сейчас и европейский регулятор, и американский регулятор очень серьезно относятся к тому, что стоит называть ESG. На самом деле крупнейшие рейтинговые агентства – и Moody’s, и S&P – работают над тем, чтобы включать ESG-параметры в кредитные рейтинги, и S&P говорило о том, что много пересмотров кредитных рейтингов на основе ESG-факторов было за год на данных еще, по-моему, 2012 г., т. е. это отнюдь не новинка 2020 или 2021 г. Кроме того, действительно есть тенденция немножко совершенствовать – скажем, консолидировать рынок ESG-рейтингов. И есть такое же движение с консолидацией [стандартов] нефинансовой отчетности. В прошлом году была попытка – и, пожалуй, неплохая – Всемирного совета предпринимателей создать единый стандарт нефинансовой отчетности на основе всех существующих сейчас стандартов. Он рекомендательный, формально никем не утвержден, но он консолидирует практики, довольно хорошо апробированные крупнейшими компаниями. И сейчас в том числе наша компания выпускает отчет по этому стандарту как единому международному. Но что более важно – Совет по международным стандартам финансовой отчетности уже сформировал рабочую группу по нефинансовой отчетности.

Роман Панов: Здесь у нас коллеги из бизнеса. ММК, Мария Никулина. Мария, стандартов отчетности остановится больше, работы для финансовых директоров больше, но сегодня еще есть требования 296-ФЗ. С 1 января 2024 г. – обязательный учет и создание системы государственного учета выбросов парниковых газов, ее унификация. Мы по нашим клиентам понимаем, что крупнейшие компании тем или иным образом эту работу ведут. А ММК тоже ведет эту работу? И как вы видите перспективы встраивания российских предприятий в международную систему учета и обмена углеводородными квотами?

Мария Никулина, начальник управления финансовых ресурсов, член правления Магнитогорского металлургического комбината (ММК): ММК уже давно предпринимает конкретные шаги в этом направлении. На это есть запрос и со стороны бенефициарного акционера, и со стороны менеджмента. Важно понимать, что в отличие от руководства многих других компаний менеджмент ММК базируется и живет в Магнитогорске и, как мне кажется, напрямую несет ответственность за среду обитания. Кроме того, ММК – публичная компания, ее акции котируются на Лондонской, на Московской биржах. Поэтому мы регулярно раскрываем детальную информацию для наших инвесторов. В 2015 г. ММК одобрил программу стратегического развития до 2025 г., в соответствии с которой экология и устойчивое развитие стали краеугольным камнем для всех наших проектов. С тех пор как принята программа, уже более 200 млрд руб. проинвестировано в развитие производственной площадки и оборудование ее НДТ. Непосредственно в природоохранные объекты инвестировано свыше 24 млрд руб. за последние пять лет, что позволило, к примеру, полностью замкнуть цикл водоснабжения на ММК, сегодня наши промышленные сбросы в водохранилище Магнитогорска сведены к нулю.

ММК уже по итогам 2019 г. опубликовал первый нефинансовый отчет по самому крупному нашему активу – ПАО «ММК». За 2020 г. ММК выпустил уже консолидированную нефинансовую отчетность по группе компаний, подготовленную в соответствии с принципами GRI и проаудированную KPMG. Подготовка и раскрытие такой отчетности для нас и, думаю, для большинства крупных публичных российских компаний уже являются обязательными.

ММК в начале этого года провел независимую верификацию выбросов CO2 – одним из первых среди промышленных компаний. Результаты верификации, которая проводилась независимым британским агентством (аудиторская компании BSI. – «Ведомости»), включены в нефинансовую отчетность.

В конце прошлого года мы актуализировали стратегию компании. Крупные инвестиции будут направлены в первый передел металлургического производства, суммарные капитальные вложения в эти проекты – более $1,5 млрд. Это в первую очередь комплекс новой коксовой батареи в коксохимическом производстве, который заменит пять устаревших батарей. Благодаря этому мы снизим выбросы CO2 более чем на 1 млн т. Также к 2025 г. мы планируем запустить новую доменную печь, вывести из строя три старые и за счет этого еще на 1,1 млн т сократить выбросы CO2. Наша задача – к 2025 г. выйти на показатели по выбросам CO2 на уровне среднемировых, для металлургических компаний на сегодня это 1,8 т СО2-э на 1 т стали (эквивалента СО2/т. – «Ведомости»).

В целом у российского бизнеса есть запрос на зеленое финансирование, и было бы хорошо простимулировать этот интерес и для инвесторов, и для банков – возможно, путем создания определенных налоговых льгот для инвесторов, которые инвестируют в ценные бумаги (облигации) российских эмитентов, выпущенные под финансирование зеленых и адаптационных проектов, а также предусмотреть льготы для банковского финансирования.

Коллеги сейчас много говорили о текущих возможностях финансирования зеленых проектов. Здесь, хочу отметить, у металлургов есть своя специфика. Например, в соответствии с принятой таксономией для металлургии выставляются очень жесткие критерии по отнесению инвестиций к зеленым проектам. Проекты ММК в сталеплавильном переделе не могут быть отнесены к зеленым, несмотря на то что благодаря им мы существенно снижаем нагрузку на окружающую среду. Еще один важный аспект: ММК, являясь металлургической компанией, закупает оборудование для инновационных проектов за рубежом, потому что аналогов в России просто нет. И в этой связи мы можем получить меньшие льготы по сравнению с коллегами, которые имеют возможность приобретать оборудование у российских компаний. Также важно подумать, можем ли мы получать какие-то преференции, привлекая деньги на Западе. Ведь в конечном счете мы ориентированы на внутренний рынок, где продаем порядка 80% продукции. Поэтому, как мне кажется, важно понять, можно ли в таких условиях поддержать компании, привлекающие финансирование не только на российском, но и на международном рынке, с помощью субсидирования ставок.

Роман Панов: Спрошу тогда Александра как представителя Минэкономразвития, которое отвечает сейчас за разработку нормативной базы: готовы ли вы учитывать такого рода пожелания бизнеса с точки зрения адаптационного перехода? То есть принять за основу не те стандарты, которые сегодня есть, например, в Европе, а создать условия для адаптации бизнеса к требованиям, которые предполагаются в рамках реализации 296-ФЗ.

Александр Киревнин: Вы знаете, да. В критериях, которые мы разработали, есть отдельная часть – зеленые проекты, которые полностью удовлетворяют международным стандартам, и есть адаптационная часть – это те проекты, которые европейскими, американскими коллегами никогда не будут признаны зелеными, но с точки зрения экологического эффекта это зачастую даже намного более полезные проекты. Вопрос, который действительно остается, – требуется верификация. Уже прописано, как выпускать такие бумаги, но, например, на Московской бирже на данном этапе отсутствует секция для торговли облигациями, выпущенными под адаптационные проекты. Сейчас мы с банками и биржами обсуждаем запуск отдельной площадки для этих финансовых инструментов. Но если мы говорим про поддержку конкретной отрасли, конкретной технологии, то она обычно идет по линии отраслевого федерального органа исполнительной власти. И я уже говорил сегодня про поддержку по линии Минпромторга для проектов, в рамках которых внедряются наилучшие доступные технологии (НДТ).

Роман Панов: Возможно ли выравнивание с этой точки зрения подхода в части импортного оборудования, которое не имеет российских аналогов? Этот вопрос не впервые задается – при отсутствии отечественных аналогов оборудования инвестиционный проект страдает без мер поддержки.

Александр Киревнин: Все-таки в части именно зеленого финансирования регуляторика в первую очередь ориентируется на достижение экологической и финансовой цели, а не на импортозамещение. Мы с коллегами, конечно, еще раз проговорим это и посмотрим.

Роман Панов: Я знаю, что сегодня у ВЭБа есть набор инструментов для проектов, которые отвечают требованиям, в том числе по внедрению НДТ. Но готов ли ВЭБ как институт развития финансировать проекты адаптационного периода?

Андрей Байда: Мы бы с радостью предоставляли скидки кому угодно, но в федеральном законе есть тезис о безубыточности. Поэтому мы в пределах того, что мы можем финансировать, тем не менее должны оставаться безубыточными с точки зрения экономики. Но конкретно в настоящий момент мы работаем над так называемой фабрикой зеленого финансирования и надеемся расширить инструменты поддержки, которые есть в рамках фабрики проектного финансирования, в том числе относительно проектов, которые ведут к масштабному сокращению выбросов CO2 и решению других экологических проблем.

Роман Панов: Юлия Матюшова, «Энел Россия». Вопрос к вам в первую очередь как представителю глобальной компании. Насколько комфортна регуляторная и нормативная среда в Европе для энергетического оператора?

Юлия Матюшова, заместитель генерального директора – финансовый директор «Энел Россия»: В Европе и регуляторная среда, и в целом среда зеленого финансирования находится на гораздо более продвинутом уровне. Там уже десятилетия существует система не только штрафов, но и стимулов. Мы лет 12–13 назад для строительства парогазовых установок, которые существенно сокращали выбросы СО2 в атмосферу, привлекали кредиты именно европейских институтов развития на выгодных условиях – очень длинные инструменты и с хорошими ставками. Но мне кажется, что в России у нас есть все шансы двигаться в этом направлении.

56% «Энел Россия» принадлежит итальянскому акционеру, нашей головной компании [Enel], которая является лидером в строительстве и эксплуатации объектов возобновляемой энергетики. Но и с другими институциональными инвесторами, в том числе в Европе, в Скандинавии, когда мы приходили к ним с нашими стратегическими планами, важная часть переговоров была посвящена нашим планам по устойчивому развитию, а отнюдь не только дивидендным выплатам. В России еще лет пять назад основные вопросы были только про дивиденды. Горизонт инвестирования в России гораздо меньше – год-два, тогда как в Европе основное обсуждение было именно про то, как мы планируем снижать углеродный след, и также относительно наших рейтингов. У нас уже несколько лет есть ESG-рейтинг, и дискуссии [с инвесторами] про рейтинги были очень интересные. На самом деле не только методики у рейтинговых агентств разные, но различается также вес E, S и G (environmental, social, governance), плюс одно и то же рейтинговое агентство может от года к году менять методику, пересматривать веса. Соответственно, и рейтинг тоже может меняться и отражать не только активность компании, но и изменение методики у агентства. Это некомфортно: приходится объяснять инвесторам, что, собственно говоря, произошло.

Для корпоратов, конечно, очень важны регуляторика и очень четко определенная среда с точки зрения правил, подтверждения, сертификации, отчетности. И еще запрос есть на tailor-made подходы, потому что все проекты уникальны. Есть чисто зеленые проекты, есть адаптационные. Например, мы выиграли в 2017 г. два проекта по строительству объектов возобновляемой энергетики (в Ростовской области уже введен, в Мурманской области – в процессе строительства). Особенностью этих проектов является то, что их доходная часть зависит от ставки ОФЗ. Нам для обеспечения доходности проекта хотелось иметь продукт не только долгий и как-то выравненный с 15-летним сроком ДПМ [договора о предоставлении мощности], но который был бы точно так же привязан к ставке ОФЗ. То есть чтобы доходная и расходная части двигались одинаково. Такого продукта не было. Мы были первопроходцами вместе с первым банком, который этот продукт обеспечил, – у Евразийского банка развития мы привлекли в 2018 г. 9,5 млрд руб. А затем уже в 2019 г. у Сбербанка 22,5 млрд руб. под строительство второго ветропарка. Продукт стал востребованным. Хотелось бы поблагодарить эти банки и сказать, что гибкость очень важна. Есть регуляторика, а есть гибкость и готовность слышать запросы от корпората.

Роман Панов: Газпромбанк готов услышать потребности корпоратов?

Юлия Трофимова: Интересный был вопрос по поводу адаптационных проектов. Большое спасибо регулятору, правительству, межправительственной рабочей группе, Минэкономразвития, что такая таксономия появилась, но ее, к сожалению, сейчас применять нельзя. У нас есть положение ЦБ 706-П – это стандарты эмиссии ценных бумаг. Понятия переходной облигации в нем пока не появилось, а, как мы понимаем, переходные проекты – это сейчас основной инструмент по достижению углеродной нейтральности российской экономики. У наших уважаемых верификаторов пока не появились подходы к анализу, бенчмаркингу таких проектов, не появилось методики. Поэтому мы все достаточно внимательно, и как банк тоже, ждем, потому что, естественно, в принятии решения, что есть зеленое, адаптационное, социальное и т. д., мы смотрим в плане, ну элементарно чек-листа, сопоставления с нашей национальной таксономией. Конечно, мы пока вынуждены с горечью признать, что должны смотреть на зарубежных коллег, на зарубежные стандарты, ориентироваться на зарубежные бенчмарки.

Текст подготовлен по материалам IV ежегодной конференции «Промышленная экология: новые реалии и стандарты будущего», проведенной газетой «Ведомости» 19 октября 2021 г. в Москве.

Использована инфографика из презентации Газпромбанка.