Петр Родионов: «За 10 лет фарминдустрия сделала значительный рывок»

К 2030 г. затраты на научные исследования и разработки должны возрасти до 2% российского ВВП. Добиться этой цели правительство планирует за счет увеличения инвестиций со стороны частного бизнеса не менее чем в два раза. Премьер-министр Михаил Мишустин 24 июня отметил, что в основе новой модели развития науки будут лежать национальные проекты, а результатом их реализации станут конкретные продукты и технологии, внедренные в практику. Медицинскую науку он назвал направлением, которое играет ключевую роль в повышении качества жизни россиян. Генеральный директор биотехнологической компании «Герофарм» Петр Родионов рассказал, как заинтересовать фармацевтический бизнес в сотрудничестве с научными институтами и как инновационные лекарства помогут достичь национальной цели по увеличению продолжительности активной жизни.

– Инновации ‒ это не только дорого, это еще и высокий риск, потому что такие проекты не всегда заканчиваются успехом. Большинство отечественных фармпроизводителей занимались созданием дженериков и биоаналогов последние 10 лет. С 2022 г. некоторые зарубежные игроки по политическим причинам стали прекращать поставки своих препаратов или вовсе уходить с нашего рынка. Поэтому последние два года российские компании производили именно аналоги иностранных лекарств, чтобы сохранить их доступность для пациентов. Еще один тренд ‒ выпуск защищенных патентами инновационных препаратов, которые не приходят на российский рынок. Если лекарство не зарегистрировано, патент не используется в России, то по решению суда отечественные производители могут выпускать такие продукты. В данном случае суд защищает право пациентов на доступ к инновационному лечению.

– За 10 лет фарминдустрия сделала значительный рывок: появилось множество производителей, работающих по полному циклу. Для разработки инновационных продуктов компаниям необходимо заниматься не только созданием готовых лекарств, но и субстанций. Это требует наличия более сложной технологической базы. Для работы с инновационным портфелем необходима инфраструктура на территории России. У компаний должна быть возможность найти рядом контрактную организацию, чтобы произвести образцы или какую-то часть препарата, например, если он конъюгированный и состоит из двух компонентов. Найти производителей, которые бы могли помочь сделать молекулы-кандидаты для отбора самого нужного и эффективного, который пойдет в клинические исследования. Если этой технологической базы нет, то ее надо либо создать с нуля, что практически невозможно, либо искать таких производителей за пределами России. Это увеличивает сроки и повышает риски, что тебя обойдут конкуренты. Механизм «второй лишний» – база, которая позволит отрасли стать более зрелой. Чем больше будет компаний, способных по полному циклу создавать в России молекулы, биоаналоги и химические дженерики, тем больше возможностей появится для разработки инновационных продуктов, чтобы не локализовывать чужие изобретения, а создавать их у себя в стране. Я считаю, что «второй лишний» должен заработать как можно быстрее и распространиться на максимально широкий круг препаратов.

– Представители многих фармкомпаний считают, что лидирующую позицию в планировании инноваций должно занять Министерство здравоохранения. На мой взгляд, те компании, которые хотят заниматься инновациями, должны чувствовать тренды и понимать, куда движется мировая мысль в области новых методов лечения и технологий. Если Минздрав сможет выпускать гайдлайны на основе потребностей системы здравоохранения, это станет для рынка неким ориентиром. Но лидирующую позицию должны занимать сами инновационные компании, так как они полностью берут на себя все риски.

– Обсуждаются программы субсидирования для компаний, которые занимаются инновационными разработками. Но пока ни одна из них не доведена до финала. Основной вопрос заключается в том, на какой стадии подключаться к финансированию: на стадии (доклиники) доклинических исследований, на одной из трех фаз клинических исследований? Или вообще стоит выплачивать субсидию уже за успех, когда препарат зарегистрирован и продается?

– Субсидирование на ранних этапах ‒ это риск для государства. Вопрос в том, готово ли оно воспринимать такие программы как рисковую инвестицию или всегда хочет получить возврат на вложенный рубль. Жесткие условия возврата ‒ например в двойном или тройном размере в случае неудачи – могут отпугнуть компании от получения субсидий. Клинические исследования могут не достичь поставленной цели, а сроки затянуться. Самый безопасный для государства вариант – платить субсидию постфактум, когда компания уже вывела препарат на рынок и продает его. Но такая мера не будет способствовать массовому появлению инноваций и стимулировать компании брать на себя больше рисков. Отчасти такая мера повлияет на модель окупаемости: компания зарегистрировала продукт и может вернуть часть вложенных средств. Это лучше, чем ничего. Но, на мой взгляд, стоит комбинировать подходы: предоставлять субсидии по факту получения регистрации и давать компаниям возможность использовать ресурсы российских исследовательских центров.

– У Министерства науки и высшего образования, как и у Минздрава, есть программы финансирования исследовательских работ. В такие проекты часто нужен технологический партнер, но компании неохотно в них участвуют, потому что права на результаты интеллектуальной деятельности часто остаются у института. Компания-партнер может получить лицензию, но не исключительную, то есть результатами работы может воспользоваться кто-то еще. Тратить время и ресурсы на такие проекты оказывается нецелесообразно. Государству нужно определить цель: хотим ли мы тратить деньги на инновации, которые остаются только на бумаге и не доходят до рынка, или хотим вводить препараты в практику здравоохранения. Права должны принадлежать либо самим авторам, либо компании с инвесторами. В том случае, когда все остается в руках государства, инвестор просто не заходит или обращается только за выполнением минимальных работ. Если урегулировать этот процесс, коллаборация бизнеса с научными институтами и молодыми учеными может привести к большему количеству инновационных разработок.

«Если признать проблему ожирения, россияне будут жить на 10 лет дольше»

– В секции по здравоохранению нашего совета мы не проводили собственных расчетов, но опираемся на данные экспертов и эпидемиологические исследования НМИЦ терапии и профилактической медицины, которые показывают, сколько пациентов страдают от ожирения и какие последствия имеет это состояние, если оно сохраняется или, наоборот, лечится. Если человек начинает работать со своим лишним весом, то каждые сброшенные 10 кг дают ему до четырех дополнительных лет жизни. А увеличение продолжительности жизни ‒это одна из национальных целей развития Российской Федерации, определенных указом президента. Если признать проблему ожирения и серьезно ею заняться, это могло бы увеличить продолжительности жизни в среднем в России на 5‒10 лет. Для этого нужно пропагандировать здоровый образ жизни, создавать правильную маршрутизацию пациентов, формировать настороженное отношение к повышенному индексу массы тела и у врачебного сообщества, и у пациентов. Зачастую даже врачи относятся лояльно к лишнему весу пациентов. Они же, чувствуя лояльное отношение врачей, тоже не видят в этом проблему. Тогда как ожирение ‒ это всегда предиктор сахарного диабета II типа, гипертонии, заболеваний суставов, сложностей с репродуктивной функцией.

Самая распространенная в России причина смерти ‒ сердечно-сосудистые заболевания, а они зачастую связаны с избыточным весом. Мы знаем много случаев, когда пациенты, имея массу 130 кг, не думают о возможных последствиях, пока им об этом не расскажет врач. Вот когда человек осознает риски, тогда он начинает что-то менять. До этого момента он считает, что это нормально, все живут, никто же не умирает.

– Сегодня «Герофарм» является лидером на российском рынке средств для терапии ожирения. И препарат, о котором вы говорите, уже несколько месяцев [в марте, апреле и мае ‒ «Ведомости»], по данным DSM Group, занимает первое место по продажам в аптечных сетях. В розничных продажах, потому что госсегмент очень маленький. Для нас это возможность направить средства от продажи семавика [аналог оземпика с тем же действующим веществом. ‒ «Ведомости»] в расширение портфеля инновационных препаратов. Как у компаний полного цикла, у нас накоплена экспертиза в разработке молекул с нуля и производстве субстанций. Хотя изначально наша инфраструктура и создавалась для разработки аналогов, теперь она позволяет нам расширить горизонты и формировать высокорисковый портфель. В июле заканчивается первая фаза клинических исследований нашего инновационного инсулина с недельным профилем действия. То есть инъекцию надо будет делать раз в семь дней, а не ежедневно, как сейчас. Вторая фаза исследований пройдет в России, а третья фаза будет международной. Мы планируем зарегистрировать препарат в России в 2029 г. Помимо этого, у нас есть еще три инновационных продукта, которые находятся на ранней стадии разработки.

«Эти препараты не волшебная таблетка»

– Эффекты, которые препарат демонстрирует при лечении сахарного диабета и ожирения, подтверждены многочисленными исследованиями, в том числе проведенными в России. Он также снижает риск сердечно-сосудистых осложнений ‒ инфаркта и инсульта. Это следует из результатов исследования, опубликованного в авторитетном научном журнале The Lancet в 2024 г. Я бы не стал говорить, что семаглутид ‒ универсальный препарат. Он так работает, потому что эти заболевания между собой связаны. Снижается вес, а значит, уменьшаются и сопутствующие риски. Если говорить о потенциальных эффектах, то препарат может снижать тягу к алкоголю, однако пока об этом известно только на уровне наблюдений, а не статистики. Также начали исследовать возможные эффекты семаглутида для профилактики развития болезней Альцгеймера и Паркинсона. Эта взаимосвязь пока ничем не подтверждена.

Предварительные результаты моделирования испытаний о связи семаглутида со снижением риска впервые диагностированной болезни Альцгеймера у пациентов с сахарным диабетом II типа были опубликованы в научном журнале Alzheimer's & Dementia международной некоммерческой организации Alzheimer’s Association. В выводах статьи авторы отмечают, что необходимо проводить дополнительные доклинические и клинические исследования, чтобы определить потенциал семаглутида в предотвращении или отсрочке начала болезни Альцгеймера.

– Сейчас представлены, в частности, два препарата ‒ семавик и седжаро [аналог американского препарата мунджаро американской компании Eli Lilly ‒ «Ведомости»]. Если семавик ‒ одиночный агонист рецепторов глюкагоноподобного пептида-1, то седжаро обладает двойным действием: помимо контроля аппетита, он напрямую влияет на липидный обмен. За счет этого запускается уменьшение жировой массы. В ходе клинических исследований препарат продемонстрировал рекордное сокращение окружности талии – в среднем на 14,6 см, а также снижение веса на 22,5% в течение 72 недель у людей, не страдающих сахарным диабетом. Наиболее эффективно седжаро будет бороться со скрытым висцеральным ожирением [когда избыточный жир накапливается вокруг внутренних органов. – «Ведомости. Здоровье»]. Важно то, что оба препарата доступны по ценам, а они существенно ниже мировых.

– Если говорить о седжаро, мы решили, что он может стоить на 15‒20% дороже семавика, несмотря на его более высокую себестоимость и сложность производства. Но разница в цене не должна быть в 5‒6 раз. Это часть нашей миссии по обеспечению доступности инновационных препаратов, которые влияют на продолжительность жизни в России. Подобная ценовая политика позволяет пациентам при необходимости менять препарат, если он не показывает эффекта или тяжело переносится, без серьезного удара по кошельку.

– Для терапии ожирения в первую очередь необходимо менять образ жизни. Эти препараты не волшебная таблетка, которая делает человека стройным, здоровым и молодым без его собственных усилий. Так не работает. К тому же, учитывая большое число нуждающихся в такой терапии, государство просто не сможет обеспечить всех лекарствами. Речь пойдет о триллионах рублей. И самое главное ‒ это, скорее всего, не сработает. Препарат может помочь на какое-то время, но, если человек сам ничего не изменил, лишний вес вернется вновь. Невозможно заставить человека изменить образ жизни, если он сам этого не хочет.

Главная задача государства ‒ информировать людей о необходимости таких изменений. А также дать возможность легко найти специалиста, который не только назначит лекарства, но и объяснит, как скорректировать питание и подобрать физические нагрузки для снижения веса. Надо обеспечить систему здравоохранения эндокринологами, диетологами, психологами, которые будут сопровождать пациента на протяжении всего периода, пока он меняет свой образ жизни.

В КНР реализуют долгосрочную национальную стратегию «Здоровый Китай 2030». Знаете, какая ее ключевая задача? Это управление весом. И государство постоянно информирует население об этом. Как у нас 2024 г. был годом семьи, в Китае в стратегию включен год управления весом. Мы все должны задуматься и начать управлять своим весом.

Наверняка вы видели новостной сюжет о том, как в Турции на улицах начали хватать людей и измерять им талии. Они поставили себе задачу до конца года сделать 10 млн замеров, чтобы на большой выборке оценить реальный процент людей, нуждающихся в лечении. Такая процедура носит небольшой стрессовый характер, но это тоже информационная кампания, которая заставит людей задуматься. Мы отходим от концепции бодипозитива в духе «прими меня таким, какой я есть»: речь не о предпочтениях и вкусах. Это вопрос здоровья, качества жизни и долголетия. На мой взгляд, следующий год в России надо объявить годом контроля веса в рамках национального проекта «Продолжительная и активная жизнь».

«ИИ сокращает срок создания лекарств на три года»

– Многие компании, включая нас, стали использовать искусственный интеллект на двух этапах создания препарата. Это алгоритмы генерации большого количества молекул, которые подходят под тот или иной рецептор или механизм действия. А также выбор из миллиона молекул- кандидатов пул наиболее эффективных ‒ тех, которые лучше всего будут работать с тем или иным рецептом (рецептором) .

То есть сперва с помощью ИИ мы выбрали 40‒50 молекул-кандидатов из миллиона, потом две-три молекулы из 10. Физически создавать их теперь не нужно, достаточно произвести эти отобранные две-три молекулы. Мы синтезируем их на собственных мощностях, чтобы не раскрывать наши наработки внешнему миру. Дальше на практике во время доклинических тестов мы смотрит, правильно ли эти молекулы соединяются с рецепторами, как они реагируют. Если тесты проходят успешно, то с высокой вероятностью все будет работать так, как было задумано.

Мы также начали использовать искусственный интеллект для проведения клинических исследований. В них по-прежнему участвуют люди, нейросети же позволяют сокращать время на обработку полученных данных. В будущем математическое моделирование и искусственный интеллект могут помочь сократить число пациентов в клинических исследованиях и ускорить вывод инновационных препаратов на рынок.

Теперь, когда мы можем заранее отбирать лучшие молекулы и моделировать их эффективность, следующий шаг – уменьшить объем испытаний, обоснованно сократив количество пациентов. Но для этого регулятор должен оценить вашу модель, признать ее достоверной. Для этого нужны четкие требования к расчетам, стандарты и инструменты проверки. Когда в мире будет накоплено достаточно экспертизы, чтобы быстро оценивать валидность модели, появится возможность создавать лекарства значительно быстрее.

Но даже сейчас, когда можно генерировать 10 миллионов соединений и выбирать из них 20–30 кандидатов, срок создания препарата сокращается минимум на три года, а может, и больше. Это колоссальная экономия времени и денег. Искусственный интеллект дает нам шанс заниматься инновационными продуктами. Он дает возможность выйти на этап разработки тогда, когда раньше он был нам недоступен из-за отсутствия в России необходимой инфраструктуры. А теперь она и не нужна в таком количестве. Если мы будем всё правильно делать, Россия начнет создавать инновационные молекулы.