Суды пытаются вернуть доверие к институту банкротства

В марте Верховный суд направил в Конституционный суд сразу три запроса, в которых попросил разъяснений о том, как в правовом поле должны сосуществовать уголовный арест и процедура банкротства. Это только один из примеров того, как банкротное право в России в последние годы пытается найти баланс между интересами должника, кредиторов и государства. О том, насколько успешно это происходит, говорили на юридическом форуме «Ведомостей», который прошел 28 марта. Эксперты обсудили, как изменилась практика после ключевых постановлений судов последних лет, какие новые риски возникают для участников процессов и как с ними работать.

Определение роскоши

В апреле 2021 г. Конституционный суд вынес постановление, в котором указал, что жилье должника не должно быть защищено от взыскания автоматически – даже если оно является единственным. Через три месяца после постановления КС, в июле 2021 г., о проблеме высказался и Верховный суд: его коллегия по экономическим спорам сформулировала подход к процедуре продажи роскошного жилья. Согласно определению ВС, при продаже избыточно роскошного жилья должнику должно быть предоставлено другое взамен: проще, но пригодное для проживания, в том же регионе, с учетом интересов семьи и особенно несовершеннолетних детей. В практике, которая появилась после решений высших судов, сразу возникла проблема баланса интересов, указал советник АБ «Андрей Городисский и партнеры» Дмитрий Якушев.

Четкого определения «роскошного жилья» в законодательстве или судебных актах до сих пор нет – есть только общие ориентиры: большая площадь (часто свыше 100 кв. м), элитная отделка, престижное расположение. Якушев отметил отсутствие критериев скорее как положительную сторону: «Если дать этому четкие рамки, то народ, естественно, найдет способы, как это обходить».

Ключевая идея, лежащая в основе права на реализацию, – это борьба с роскошью. Например, Якушев вспомнил об одном из банкротных дел, в котором у должницы была квартира в московских Раменках площадью 300 кв. м. По рыночной стоимости она покрывала 85% реестра требований кредиторов. «Естественно, эта квартира была реализована, и должнице было предоставлено замещающее жилье попроще», – уточнил юрист.

При этом суть большинства судебных споров не в том, можно ли реализовать жилье банкрота, а в том, какой именно объект подлежит защите. «Например, когда у должника несколько объектов – двухкомнатная и однокомнатная квартиры, начинается борьба за то, чтобы под защиту попала наиболее дорогая. А кредиторы, естественно, хотят реализовать именно ее. Суды при этом стараются учитывать интересы обеих сторон, особенно если у должника есть семья или дети», – объяснил Якушев.

Но важен и личностный профиль самого должника. Юрист подчеркнул, что суды все чаще оценивают его поведение и в других процессах. Например, если в каком-то связанном деле он пытался провернуть недобросовестную сделку, это будет аргументом против исключения жилья из конкурсной массы, даже если в основном деле он вел себя корректно.

В целом Якушев посчитал сложившуюся после 2021 г. практику достаточно сбалансированной: «Суды реализуют единственное жилье должника в исключительных случаях, когда это действительно имеет экономическую целесообразность». Юрист противопоставил это субсидиарной ответственности, которая, по его словам, после реформы института в 2017 г. носила достаточно карательный характер.

Адвокат юридической компании Kislov.Law Сергей Кислов подтвердил слова коллеги, отметив, что в делах о «субсидиарке» нередко возникают ситуации злоупотреблений, попыток двойного взыскания, конфликтов экономических интересов кредиторов. Возможность «перекоса», по словам Кислова, может возникнуть в случае солидаритета на стороне кредиторов. Это ситуация, в которой несколько кредиторов одновременно предъявляют однотипные требования к одному должнику, притом эти требования обеспечены одними и теми же основаниями, но юридически оформлены по-разному – например, как поручительство и как субсидиарная ответственность.

В качестве примера Кислов привел дело, где Россельхозбанк попробовал предпринять две параллельные попытки вернуть деньги по невыплаченному кредиту. Так, банк в 2009–2010 гг. выдал несколько кредитов производственному кооперативу «Пролетарская победа». У кредита был поручитель – глава этого кооператива Анатолий Сарычев, который таким образом решил подстраховать себя самостоятельно. Когда поручитель не выплатил долг, банк в 2016 г. одновременно подал к нему иск и заявление о привлечении к субсидиарной ответственности. Такая схема сработала, потому что Сарычев был контролирующим должника лицом (КДЛ), то есть мог восприниматься как человек, который довел кооператив до банкротства, а потому лично должен отвечать по долгам. Затем банк продал право требования по субсидиарной ответственности с торгов физлицу и снова подал заявление о включении в реестр требований кредиторов в банкротстве этого самого поручителя – уже по своему первоначальному основанию.

Таким образом, банк попытался дважды взыскать одно и то же: и по поручительству, и по субсидиарной ответственности. Решение устояло в трех инстанциях, но Верховный суд с логикой Россельхозбанка не согласился – в июле 2024 г. он отменил вынесенные прежде решения. «Все сломалось еще несколько тысяч лет тому назад, когда принципом римского права стало то, что никто не должен дважды нести наказание за одно преступление. Это не только про уголовное, опять-таки, право, но и про гражданское – нельзя дважды взыскать одну и ту же сумму с одного должника», – объяснил логику высшей инстанции Кислов. Верховный суд определил, что это не два разных обязательства, а одно, и оно должно быть исполнено только один раз.

«Все это говорит о том, что кредитор должен быть внимателен в том, как именно и кому он хочет обратить взыскание. Иначе рискует остаться у разбитого корыта», – отметил Кислов.

Переход в уголовную юрисдикцию

Управляющий партнер юридической группы Novator Вячеслав Косаков предположил, что интерес к банкротствам снижается, поскольку кредиторы теряют доверие к банкротным процедурам из-за их длительности и неэффективности.

Вместо этого кредиторы все чаще обращаются в правоохранительные органы, чтобы оперативно заблокировать имущество должника. Косаков охарактеризовал уголовный арест как одну из главных проблем, с которыми сталкиваются арбитражные управляющие. Ранее, когда на недвижимость накладывался арест в рамках уголовного дела, осуществить какие-либо действия с ней было почти невозможно. «Процедуры банкротства сильно затягивались, потому что ожидание приговора могло занимать несколько лет. Кроме того, нельзя было заранее предсказать, будет ли имущество изъято из конкурсной массы», – объяснил юрист.

Сейчас одно из дел, где конфликт ​​между банкротными процедурами и уголовными арестами является основополагающим, находится на рассмотрении Экономической коллегии Верховного суда. Речь идет о споре вокруг имущества ЗАО «Гема-Инвест» (бывшая структура холдинга «Гема», подконтрольного бизнесмену Александру Геллеру, компания специализировалась на продаже и техническом обслуживании автомобилей).

В 2011 г. «Авто Селл» и Московский метрополитен заключили договор на размещение рекламы. Впоследствии деньги, которые должны были пойти метрополитену, были похищены. Были возбуждены уголовные дела. Суд общей юрисдикции арестовал имущество «Гема-Инвеста» – компании, связанной с «Авто Селлом», чтобы за счет этого имущества компенсировать убытки метрополитену.

Между тем имущество было предметом залога в пользу банка «Траст» по делу о банкротстве «Гема-Инвеста». Требования банка на сумму 7,9 млрд руб. включены в реестр кредиторов. Конкурсный управляющий безуспешно пытался добиться снятия ареста с имущества «Гема-Инвеста», но суды трех инстанций отказали. Они сослались на то, что арест был наложен в рамках уголовного дела и снять его может только суд общей юрисдикции. Теперь спор дошел до Экономической коллегии Верховного суда. Она должна решить, кто имеет приоритет: залоговый кредитор или потерпевший по уголовному делу.

В октябре 2024 г. Верховный суд уже указывал, что имущественные требования к банкроту, даже вытекающие из приговора, подлежат исполнению в рамках дела о банкротстве. Арестованное имущество должно быть включено в конкурсную массу, реализовано управляющим, а требования потерпевшего – удовлетворены согласно закону о банкротстве. Следовательно, определять вопрос об исключении жилья из конкурсной массы должен Арбитражный суд. «Скорее всего, суд сфокусируется на деле о банкротстве и аресты не будут иметь значения в рамках уголовного дела», – спрогнозировал Косаков.

20 марта 2025 г. Верховный суд направил в Конституционный суд сразу три запроса по трем делам, все они касаются правил действия уголовных арестов в процедурах банкротства. ВС просит КС разъяснить, как соотносятся уголовные аресты с процедурой банкротства: должен ли арест препятствовать включению имущества в конкурсную массу, каковы правила снятия арестов и кто именно должен заниматься этой процедурой – Арбитражный суд, следствие или суд общей юрисдикции. Кроме того, ВС РФ хочет понять, как учитывать требования потерпевших по уголовным делам в деле о банкротстве: когда они должны быть заявлены, может ли быть уголовный штраф признан текущим платежом и каким образом обеспечить равные права всех кредиторов, независимо от того, получили ли они статус потерпевшего.

«Пересечение уголовных арестов с банкротством представляло собой ящик Пандоры и значительно усложняло работу арбитражных управляющих. В этом году мы должны получить ответы на эти вопросы», – предполагает Косаков, добавляя, что практика может сместиться в сторону приоритета процедур банкротства: аресты могут быть сняты, а потерпевшие по уголовным делам будут обязаны заявлять свои требования через банкротное дело. Это может сформировать тенденцию к инициированию процедур банкротства для снятия уголовных арестов и освобождения имущества. На данный момент КС РФ еще не взял запросы к рассмотрению.

Партнер и соруководитель уголовно-правовой практики адвокатского бюро «Епам» Андрей Бастраков также отметил, что банкротные и уголовные дела имеют множество точек пересечения: «Если арбитражные суды начинают работать менее эффективно, пострадавшие обращаются в правоохранительные органы и пытаются возбудить уголовное дело». Сейчас, по наблюдениям Бастракова, кредиторы часто выбирают именно уголовно-правовой путь – просто потому, что он удобнее и предоставляет больше возможностей для кредиторов: проще подать иск, не нужно платить госпошлину, легче накладываются аресты, а сбором доказательств занимаются правоохранительные органы.

Параллельно растет количество гражданско-правовых споров, в которых Генеральная прокуратура РФ выступает истцом. Вместе с подачей иска в таких делах принимаются обеспечительные меры, которые могут существенно затруднить работу бизнеса еще до рассмотрения спора дела по существу, отметила старший юрист практики разрешения споров Alumni Partners Анжелика Догузова. По информации в открытых источниках, за последние три года число таких дел приблизилось к тысяче, а суммы взысканий исчисляются триллионами рублей. При этом такие дела часто рассматриваются быстро и в закрытом режиме. «Тренд этого года также в том, что решения по искам Генеральной прокуратуры стали все чаще приводиться к немедленному исполнению», – заметила юрист.

Тактика отводов

Выбор стратегии ведения дела не заканчивается на выборе между уголовным или арбитражным процессом. Уже внутри процесса у юристов есть немало инструментов, которые те могут использовать в зависимости от своей тактики. Партнер и генеральный директор юридического бюро «Падва и Эпштейн» Павел Герасимов остановился на анализе заявлений об отводе судьям. Некоторые используют отвод, чтобы выразить недовольство или потянуть время, но его эффективность в этом плане сомнительна.

Герасимов подчеркнул, что он такую тактику не поддерживает, – не только потому, что она неэффективна в конкретном деле, но и потому, что может сыграть против юристов в будущем: «Все-таки мы представители. И в следующий раз тоже придем к этому же судье. Каким образом он будет нас воспринимать?» В качестве примера Герасимов привел дело, которое его команда ведет в Арбитражном суде Тверской области. Их оппоненты в этом процессе выбрали тактику давления на суд путем массовых заявлений об отводе судьи – в общей сложности они попросили об этом более 27 раз.

Отводы подавались под разными предлогами. В качестве самого показательного и абсурдного примера Герасимов вспомнил момент, когда в процессе утверждения арбитражного управляющего представитель одного из кредиторов заявил, что «женщину нельзя утверждать в такой скандальной процедуре». Заявители включили это в обоснование отвода, указывая, что судья оставила этот сексистский комментарий без внимания и не дала оценку нарушению права женщины на равенство и труд. По словам Герасимова, ни один из отводов удовлетворен не был: «Все, против чего они возражали, против требований других конкурирующих кредиторов, то требования других конкурирующих кредиторов были включены. А требования заявителя – субординированы». Таким образом, несмотря на попытку давления на суд, конечный результат оказался для этой стороны невыгодным.