Как меняется архитектура банкротства в России

Банкротство в России перестает быть нейтральной процедурой урегулирования долгов и все чаще используется как инструмент давления, перераспределения активов и защиты публичных интересов. К таким выводам пришли участники трех сессий конференции «Ведомостей» «Практика банкротства», которая прошла 17 ноября. Юристы обсуждали, как меняется практика оспаривания сделок, почему субсидиарная ответственность все активнее применяется вне рамок дел о банкротстве и с какими рисками теперь сталкиваются не только должники, но и сами кредиторы.

Популярность внебанкротных практик растет – вместе с количеством оспариваемых сделок

Первая сессия конференции была посвящена оспариванию сделок. Ее участники сосредоточились на том, что банкротство в классическом виде стало дорогим и неэффективным, а корпоративные юристы опасаются этой процедуры из-за неопределенности судебной практики, а не только из-за ее затратности.

Руководитель департамента по взысканию проблемной задолженности «Энергосбыт Плюс» Денис Логинов рассказал, что границы статьи об оспаривании сделок в законе о банкротстве размыты. В частности, трехлетний срок, отведенный на подачу заявления об оспаривании, ограничивает возможности защиты. Кроме того, Логинов указал на неразрешенную проблему разграничения между ст. 61.2 закона о банкротстве и ст. 10 и 168 ГК РФ, которые касаются сделок, совершенных с нарушением добросовестности. Несмотря на приоритет банкротных норм, суды каждый раз интерпретируют разграничение по-разному. Из-за этого, по мнению эксперта, на передний план выходит практика внебанкротного оспаривания, которое Логинов считает более эффективным в текущих условиях.

Тем не менее количество оспариваемых сделок в рамках процедуры банкротства с каждым годом растет. Такую статистику привел руководитель по региональной судебной работе группы компаний «Дикси» Александр Гончаров. По данным судебного департамента при Верховном суде за 2024 г., средняя сумма оспариваемой сделки – 48,5 млн руб., а медианная сумма – всего 3,3 млн руб. «Много это или мало? Для небольшого бизнеса может оказаться критичным. А наибольшее количество оспоренных сделок в одной процедуре – 673 шт. Представьте: то есть один арбитражный управляющий заявил на оспаривание почти 700 сделок», – поделился данными Гончаров. Он предположил, что с введением пошлин этот тренд пойдет на спад.

Взглядом на ситуацию со стороны самих конкурсных управляющих поделился советник адвокатского бюро «Андрей Городисский и партнеры» Дмитрий Якушев. Он привел в пример кейс, в котором управляющий продолжает оспаривать сделки даже после полного покрытия требований кредиторов – формально, чтобы избежать упреков в бездействии.  

По его словам, у должника был незавершенный строительный объект, который никто не рассчитывал продать. Однако это внезапно случилось, причем за это здание на аукционе еще и поборолись, поэтому денежных средств в конкурсную массу поступило с избытком – они смогли покрыть все текущие платежи, вознаграждение управляющего и даже пени, рассказал Якушев «Но при этом конкурсный управляющий продолжает с упорством, достойным лучшего применения, оспаривать сделки», – поделился с коллегами Якушев. По его мнению, здесь причиной стал личный конфликт управляющего и конкурсного кредитора, которого тот представлял. 

Якушев напомнил, что в марте 2025 г. Верховный суд уже отказывал конкурсному управляющему в иске, сочтя спор экономически избыточным. Тогда на счетах предприятия уже хватало средств для расчетов с кредиторами. Передача имущества в пользу муниципального учреждения не нарушала ничьих прав и не нуждалась в оспаривании. Якушев, как и Гончаров, считает, что повышение госпошлин должно помочь в борьбе с «веерным» оспариванием сделок.

На этом фоне все больше юристов прибегают к инструменту, который выглядит формально, но позволяет обойти многие ограничения, – сальдированию. Это способ взаимного прекращения обязательств, не оформленный как зачет и не требующий согласия сторон. Партнер и генеральный директор юридического бюро «Падва и Эпштейн» Павел Герасимов напомнил, что сальдирование не урегулировано законом, но активно используется на практике, в том числе когда речь идет о взаимных обязательствах между аффилированными банкротами. «Если сравнивать с зачетом, то зачет – это погашение, а сальдирование – это исчезновение долга», – пояснил юрист. 

Герасимов отметил, что границы допустимого сальдирования все еще формируются судебной практикой. В частности, в одном из приведенных в пример кейсов суд апелляционной инстанции принял во внимание характер взаимной задолженности и произвел сальдирование текущих платежей. При этом суд отказал в сальдировании реестровых платежей против текущих, благодаря чему не был нарушен баланс интересов. «Я не против сальдирования, но сальдирование должно обогащать, а не разорять», – заметил Герасимов, перефразировав французского писателя Александра Дюма.

Вместе с полномочиями кредиторов растет ответственность

Вторая сессия конференции была посвящена субсидиарной ответственности, трендам и личным рискам. Руководитель практики банкротства адвокатского бюро «КИАП» Даниил Жердев рассказал о механизме, который основан на п.3.1 ст. 3 закона об ООО и позволяет привлекать контролирующих лиц к субсидиарной ответственности вне рамок дела о банкротстве при двух условиях. Первое из них – общество исключено из ЕГРЮЛ в административном порядке. Второе – обязательства не исполнены из-за недобросовестных или неразумных действий контролирующего должника лица (КДЛ). «Хотя эта норма действует с 2016 г., только в последние два года она получила новое применение – благодаря позиции Конституционного и Верховного судов», – обратил внимание Жердев, напомнив о постановлении Конституционного суда, которое он вынес в феврале 2023 г. по делу индивидуального предпринимателя Игоря Покуля.

КС указал, что в таких делах кредитор и КДЛ изначально находятся в неравной позиции и поэтому суды должны перекладывать бремя доказывания на КДЛ. Более того, если КДЛ ведет себя пассивно – не приходит в суд, не объясняет, что произошло с обществом, – суд может презюмировать, что именно его действия сделали исполнение обязательств невозможным. «С тех пор эта конструкция начала работать. Суды стали отменять отказы и направлять дела на новое рассмотрение», – подвел итог Жердев, но отметил, что некоторые вопросы со сроком исковой давности остаются нерешенными.

По его словам, раньше основная проблема с использованием нормы была в доказательстве недобросовестных действий КДЛ: «У кредитора просто нет доступа к информации: ни банковских выписок, ни сведений о движении активов. Из-за этого до 2023 г. суды массово отказывали в привлечении к ответственности по этой норме», – объяснил юрист.

По мере расширения инструментов защиты кредиторов возникает и обратная тенденция – углубление ответственности самих кредиторов, если те оказывают чрезмерное влияние на управление бизнесом должника. Если финансовые вливания превышают определенный порог, то кредитор уже не может стоять в стороне и ничего не предпринимать, у него действительно образуется своеобразное партнерство с должником, отметил старший юрист практики разрешения споров ALUMNI Partners Михаил Карпенко. По его словам, такое сотрудничество распространено не только у банков, но и у отраслевых игроков – например, у трейдеров и сырьевых компаний, финансирующих добычу.

Тему ответственности кредитора в ходе процедуры банкротства развивал и руководитель аналитической группы отдела по работе с активами ликвидируемых кредитных организаций «Юрэнергоконсалт» Эдуард Шарко. В качестве свежего примера он вспомнил определение Верховного суда, которое тот вынес в сентябре 2025 г. по делу о банкротстве Уральской монтажно-промышленной компании. Комитет кредиторов, состоявший из сотрудников, связанных с кредитором, одобрил выдачу займа на 185 млн руб., который не был возвращен. Апелляция и кассация сочли кредитора сопричинителем вреда, но Верховный суд отменил их решения. Он указал, что члены комитета действуют самостоятельно и лично несут ответственность, а кредитор отвечает только при доказанности его указаний или явной недобросовестности назначенных им лиц. 

«Мажоритарный кредитор может быть привлечен к ответственности, только если доказано, что он обогатился в результате решений комитета, или если в комитет назначили недобросовестных непрофессионалов», – отметил Шарко, добавив, что «непрофессионализм», по мнению Верховного суда, означает отсутствие опыта, образования, репутации. «Если в комитете – условный слесарь, который раньше возглавлял фирму, это можно обсудить. Но если юрист-практик, то ответственность за его решения будет личной», – заключил эксперт. По его мнению, Верховный суд фактически дал посыл: если вы профессиональные юристы и входите в комитет кредиторов, вы лично отвечаете за рискованные решения, даже если действуете в интересах клиента.

Эту мысль продолжил руководитель департамента финансово-экономических экспертиз «Аверта Групп» Александр Тихов, сосредоточившись уже не столько на правовых механизмах, сколько на роли экономической экспертизы в делах о субсидиарной ответственности. Он обратил внимание на противоречивую динамику: на фоне снижения общего числа банкротных процедур количество лиц, привлекаемых к субсидиарной ответственности, продолжает расти, как и суммы взысканий.

Тихов напомнил, что экспертиза – судебная или внесудебная – в таких делах может сильно помочь, поскольку позволяет установить финансовое состояние компании, экономическую обоснованность сделок, определить дату объективного банкротства. «Еще одна важная вещь – отделить внешние причины от внутренних: что стало настоящей причиной банкротства – экономическая ситуация или действия управленцев?» – отметил спикер. В качестве одного из примеров он привел дело о банкротстве строительной компании, где кредиторы пытались привлечь директора к субсидиарной ответственности. «Экспертиза показала, что банкротство вызвано внешними причинами, а именно ухудшением ситуации по всей отрасли. Суд отказал в привлечении», – указал Тихов.

Генеральный директор «Юр-статус» Руслан Остроумов разобрал три способа распоряжения субсидиарными требованиями, доступные кредитору после привлечения контролирующих лиц: их можно продать с торгов, забрать себе пропорционально доле в реестре либо оставить на взыскание управляющему.

«По умолчанию считается, что если кредитор не выбрал способ, он голосует за продажу. Но это еще не означает автоматического согласия с условиями – для этого созывается отдельное собрание», – пояснил Остроумов. Он также перечислил налоговые и юридические риски, связанные с каждым из вариантов, а особое внимание уделил практике продажи требований с торгов. По его словам, кредиторы не всегда осознают, что вместе с субсидиарным требованием к покупателю переходят и обеспечительные обязательства, и реституционные права, и текущие расходы, включая оплату услуг арбитражного управляющего и привлеченных специалистов. «Это стало неожиданностью для многих участников рынка», – подчеркнул он. Остроумов призвал кредиторов заранее продумывать стратегию: «Если вы хотите влиять на процесс и не готовы расставаться с правом преследовать КДЛ, выбирайте уступку. Но делайте это осознанно – с расчетом на временные и финансовые издержки». Он также обратил внимание на активную позицию налоговой службы в банкротных делах и посоветовал тщательно отслеживать возможные налоговые последствия от любых решений с субсидиарными требованиями.

Усиление регулярного давления со стороны государства отметил управляющий партнер адвокатского бюро «Забейда и партнеры» Александр Забейда: «Сегодня государственные институты не всегда готовы обсуждать последствия своих шагов с рынком. Поэтому профессиональному сообществу недостаточно просто участвовать в экспертных площадках — оно должно глубоко анализировать действия властей, понимать их логику и учиться предсказывать дальнейшие изменения. Только так стратегии бизнеса перестанут превращаться в эксперимент с неопределённым исходом, а юристы смогут обеспечивать клиентам реальную устойчивость», — выразил надежду адвокат.