Что скрывают банкиры

Чудо просрочки

Девятого июля сего года аналитик Номос-банка Елена Федоткова открыла «Коммерсантъ» и, как пишут в романах, окаменела от изумления: ссылаясь на последнюю – июньскую – отчетность МПБ, газета сообщала, что почти весь кредитный портфель банка просрочен. «Мы были в шоке, – вспоминает Федоткова. – Возник вопрос, где был ЦБ, ведь невозможно прятать просрочку в таких масштабах». А если не прятать, откуда такие цифры – ведь рост с 1% почти до 100% произошел одномоментно, за месяц: «Мы не поняли, что происходит. Не может же быть, чтобы 100% заемщиков вдруг одновременно дефолтнули». Действительно, для банка из первой тридцатки, у которого на кредитный портфель приходится около 90% активов – порядка 155 млрд руб., – ситуация довольно странная.

Настолько странная, что ни аналитики «Номоса», ни многие их коллеги даже не стали комментировать ее в своих обзорах, как обычно делают, когда на рынке происходит что-то важное. «Мы узнали о росте просрочки у МПБ из прессы, тут же связались с банком и услышали фантастическую версию, – рассказал один из контрагентов банка. – Мол, вышла путаница – неадекватный сотрудник случайно не на ту кнопочку нажал». Причем несколько раз: «Сначала нажал – и получилось много проблемных кредитов, а потом нажал – и отчетность ушла из банка». Что тут комментировать? Вот и МПБ официально ничего не комментировал.

Тем более что своими глазами эту выдающуюся отчетность никто из опрошенных «Ведомостями» участников рынка так и не увидел – видимо, сотрудника вовремя оттащили от кнопки. Зато примерно месяц спустя все получили июньскую отчетность МПБ, где все было уже хорошо. «Мы постоянно получаем от МПБ отчетность, в том числе по 101-й форме (где указана просрочка. – «Ведомости»). Обычно это происходит в первой декаде месяца, следующего за отчетным. А на этот раз 101-ю и 102-ю формы МПБ мы получили только в первых числах августа, т. е. на месяц позже. И там просрочка по кредитному портфелю составляла всего 3,9%», – вспоминает Федоткова. «101-я форма отчетности МПБ на 1 июля была предоставлена нашему банку в первых числах августа, – передал через пресс-службу директор по рискам банка «КИТ финанс» Антон Ветошкин. – В этой отчетности просрочка по кредитному портфелю составляла менее 4%, величина кредитного портфеля – чуть больше 150 млрд руб. В отчетности на 1 августа указанные показатели практически не изменились» («КИТ финанс» – держатель евробондов МПБ. – «Ведомости»).

Что это вообще было? По мнению гендиректора «Интерфакс-ЦЭА» Михаила Матовникова, если не брать в расчет фантастическую версию про неадекватного сотрудника, то может быть только два объяснения: «Либо руководители банка испугались ответственности за фальсификацию отчетности, которая им грозит в случае отзыва лицензии и банкротства, и показали реальную картину. Либо в этот момент в МПБ была проверка ЦБ, которая потребовала, чтобы банк представил адекватную отчетность по просрочке».

Источник «Ведомостей» в ЦБ говорит, что вторая версия ближе к действительности. Основания для проверки у ЦБ были: еще в середине июня все три крупнейших рейтинговых агентства – Fitch Ratings, Moody’s и Standard & Poor’s (S&P) – почти одновременно понизили рейтинги МПБ, поставив под сомнение его платежеспособность накануне многомиллиардных выплат по долгам. Банк сенатора Сергея Пугачева как раз должен был рассчитаться с ЦБ по беззалоговому кредиту на 32 млрд руб. и погасить бонды на 200 млн евро. А он как будто и не собирался платить – к 1 июня уровень ликвидных активов не превышал 5% от общего объема. Агентства не зря беспокоились: 6 июля МПБ таки объявил по евробондам дефолт. Но накануне, 5 июля, ЦБ продлил ему кредит на полгода, взяв в залог судостроительные активы Пугачева. После того как Пугачев согласился передать в залог активы, ЦБ мог отозвать свое предписание, допускает Матовников: для ЦБ деньги важнее (см. врез «Страх ЦБ»). 14 июля «РИА Новости» сообщило, что МПБ, сославшись на технический сбой, отозвал «плохую» отчетность из ЦБ и прислал новую – «хорошую», где просрочка оказалась менее 4%. По остальным статьям новый вариант 101-й формы отчетности за июнь совпал с первоначальным практически полностью.

Чудеса в отчетности

Чему можно верить в отчетности МПБ – это всегда был большой вопрос, говорит Матовников: например, в 2000 г. активы этого банка по РСБУ были в 5 раз больше, чем по МСФО. Разрыв постепенно уменьшался, но вопрос «Как такое может быть?» остался без ответа.

Вообще, этот вопрос часто возникает в связи с отчетностью МПБ.

Например, за первые шесть месяцев 2010 г. МПБ начислил себе процентный доход по ссудам клиентам почти в 11,5 млрд руб., а получил только 1 млрд руб., указывает Матовников. Это видно при анализе счета 47427 («Требования по получению процентов»). К 1 сентября неполученные проценты выросли уже до 14,7 млрд руб. «По сути, в течение трех кварталов банк не получал причитающихся процентов. Но при этом они не были просроченными, а это значит, что банку и не должны были платить, т. е. кредиты выданы на очень выгодных условиях», – рассуждает Матовников. Но сказать, что такие льготные кредиты выданы «своим» заемщикам, нельзя, ведь в международной отчетности на начало 2010 г. указано, что на связанные стороны приходится менее 10% кредитного портфеля банка.

Или вот. По РСБУ на 1 января 2010 г. в качестве обеспечения по кредитам у банка значатся ценные бумаги на 289 млрд руб. К 1 сентября эта цифра выросла до 305 млрд руб. и почти вдвое перекрыла кредитный портфель банка. Однако в МСФО сказано, что залогом ценных бумаг (на 97% – корпоративными акциями) обеспечены ссуды лишь на 18,9 млрд руб. Получается, что под кредиты на эту сумму заложены бумаги примерно на 300 млрд руб., резюмирует Матовников. А 85% кредитного портфеля банка согласно МСФО вообще ничем не обеспечено.

Или вот еще: в июле у МПБ вдруг обнулилась картотека. Если в начале месяца по счету 90903 («Расчетные документы клиентов, не оплаченные в срок из-за отсутствия средств на корсчетах кредитной организации») значилось свыше 1,66 млрд руб., то на 1 августа уже стоит 0. Нет картотеки и на 1 сентября, хотя суды завалены исками кредиторов и клиентов МПБ – их с 1 июля подано в России около 40, в том числе в Арбитражный суд Москвы – 26 исков почти на 8,9 млрд руб. Часть исков – «о понуждении исполнить платежные поручения» (как раз для картотеки). К примеру, Сочинская строительная компания судится с МПБ из-за платежных поручений на 300 млн руб., не исполненных банком в июне; аналогичные иски поданы московскими ЗАО «Авангард» (из-за июльских платежных поручений), ОАО «Медицина» и СО «Империал», фирмой «Синтез Н» из Красноярска и компанией «Нител» из Нижнего Новгорода. Почему же обнулилась картотека? Ведь не потому же, что это было одним из условий реструктуризации беззалоговых кредитов ЦБ?

Ни Центробанк, ни МПБ об этих чудесах говорить с «Ведомостями» не захотели.

Поле чудес

Версия о том, что руководство МПБ раскрыло просрочку, испугавшись ответственности, выглядит не очень правдоподобной: в отчетности врут если не все российские банкиры, то очень многие (как показал кризис, не только российские).

С 2004 г. ЦБ отозвал банковские лицензии у 264 кредитных организаций, в 66 случаях указав среди причин «существенную недостоверность отчетных данных». А на самом деле «примерно у девяти из 10 банков, лишенных лицензии, отчетность была недостоверной», говорит сотрудник ЦБ: «Но ЦБ обнародует это только в том случае, если может доказать в суде».

Аналогичные цифры называют в Агентстве по страхованию вкладов (АСВ), которое занимается ликвидацией банков. «Мы сталкиваемся с недостоверной отчетностью у 80–85% банков, чаще всего это выражается в недосозданных резервах, – рассказывает первый заместитель гендиректора агентства Валерий Мирошников. – Банки искусственно разными способами улучшают качество активов, а по сути, адекватно не формируют резервы на возможные потери по ссудам и ценным бумагам». Ведь если это сделать, то упадет капитал банка, посыплются нормативы и ЦБ вынужден будет отозвать лицензию.

«Например, банк выдал кредит компании, а она банкротится. Можно создать адекватные резервы и потерять капитал, а возможно, и лицензию. А можно найти или создать еще одну компанию и выдать ей кредит, на который она выкупит у банка права требования к обанкротившемуся должнику», – объясняет Мирошников. В итоге у банка вместо проблемного кредита появляется «хороший», но долг-то остается. «Банкиры при этом руководствуются принципом «а вдруг получится», – объясняет Мирошников. – Это еще хороший пример, в смысле не воровство. Просто люди приукрашивают отчетность».

Есть и плохие примеры. Банк выдает кредит, который «оформляется на какую-нибудь фирму с Багамских островов» и уходит «на цели, отличающиеся от официально декларируемых», – «на покупку вилл, коттеджей и на девушек», рассказывает Мирошников. Такая ссуда никогда не будет погашена, но банк не может держать ее на своем балансе до бесконечности – это подпортит отчетность. И тогда начинается перекредитовка, делится Мирошников: выдается следующий кредит, уже другой компании, которая направляет полученные средства на погашение первого кредита, и так до бесконечности. «Это может продолжаться очень долго. Когда мы пришли в Содбизнесбанк, то увидели, что банкротом он стал еще за два года до отзыва лицензии. Такая перекредитовка – очень распространенная практика», – сетует он.

Но до кризиса, в период роста экономики, наибольшее распространение получила другая схема, говорит Мирошников: «Сидит банкир, смотрит вокруг – недвижимость растет в цене; он выдает кредиты тем же девелоперам условно под 15–20% годовых, а те зарабатывают на росте рынка 100–150%. И думает банкир: чем я хуже девелопера? И решает сам пойти в этот бизнес». Но проекты в этой сфере, как правило, длинные и капиталоемкие, а банкам надо норматив Н6 выполнять (риск на одного заемщика или группу связанных заемщиков). «И тогда кредит разбивается на десятки компаний, а потом с таких прокладок вся сумма перебрасывается на реальную структуру, которая занимается реализацией проекта», – продолжает он.

Таких историй, по его словам, «вагон и маленькая тележка». Из последних примеров, перечисляет он, – КИИБ «Сочи» и «Московский капитал» (инвестиции в недвижимость), Поволжский немецкий банк (инвестиции в строительство и производство стройматериалов), «Тарханы» (80% активов приходится на бизнес по выращиванию цветов); все – клиенты АСВ.

«Когда падает такой банк, кредиты оказываются на фирмах-однодневках, а до реальных активов можно добраться только с помощью правоохранителей, – объясняет Мирошников. – Раскрутить такую схематозу и вернуть хоть что-то можно только в рамках уголовного процесса, а не гражданско-правовых отношений. Бороться с фальсификацией в белых перчатках невозможно. Что можно взыскать с фирм-однодневок?» В «Тарханах», по его словам, «никакой связи между кредитами и теплицами не было», только благодаря расследованию удалось найти доказательства и «арестовать все, что только можно». Аналогичная ситуация с банком «Сочи», где на днях в рамках уголовного дела был наложен обеспечительный арест на недвижимость стоимостью 1,9 млрд руб., утверждает Мирошников. Без недвижимости кредиторы банка, предъявившие требования на сумму почти 2,7 млрд руб., могли рассчитывать на возврат чуть более 3%: активы «Сочи» балансовой стоимостью более 3,1 млрд руб. (в основном кредиты юрлицам) были оценены в 100 млн руб. «По кредитам взыскать деньги нереально. Люди, на которых оформлены компании-заемщики, даже не знали об этом», – говорит Мирошников.

«Когда проверяешь банки, можно, не особо заморачиваясь, сразу делать отсев кредитов в 25% капитала – наверняка это будут ссуды таким прокладкам, ведь рыночные клиенты берут средства в нужном для них объеме. А на прокладки суммы идут примерно одинаковые», – делится он.

Страна дураков

Махинации с отчетностью так распространены, потому что банкиров за них практически не наказывают. За представление недостоверных данных в госучреждение гендиректора или главбуха компании можно привлечь к уголовной ответственности, а банковских сотрудников – нет. Профессиональное сообщество тоже не против: вряд ли найдется банкир, который публично одобрит подобные художества, однако в финансовых кругах на это не смотрят как на серьезный проступок. «Считается, что тот, кто вывел активы, – преступник, а тот, кто его прикрывал, – плохой, но не ужасный: он ведь не воровал. А на мой взгляд, это преступление, так как люди, не осознавая реального положения дел, несут в дырявый банк деньги, которые потом теряют», – возмущается Мирошников. По статистике АСВ, при ликвидации реальная стоимость активов банков оказывается в среднем чуть больше 10% балансовой. Ключевая причина этого – недостоверная отчетность.

ЦБ готов наказать банкиров-фальсификаторов. В проекте основных направлений денежно-кредитной политики на 2011–2013 гг. сказано, что регулятор готов принять участие в разработке поправок в УК, предусматривающих уголовную ответственность за сокрытие или искажение информации в отчетности банка. Но пока таких статей нет.

В особо вопиющих случаях руководители банков несут ответственность по статье 196 УК («Преднамеренное банкротство»). По данным ЦБ, с 2005 г. осуждены председатели правления трех банков – Внешагробанка, Содбизнесбанка и Роскомветеранбанка (представитель АСВ добавляет еще один – «Делна банк»), в отношении руководителей семи банков уголовные дела за преднамеренное банкротство или злоупотребление полномочиями возбуждены, но приговоров нет (по данным АСВ, таких банков 21).

Привлекать руководителей разорившихся банков к субсидиарной ответственности удается чаще. С 2005 г. ЦБ насчитал 15 случаев, рекордсмены – «Диалог-оптим» (предправления насчитали 1,074 млрд руб.) и Внешагробанк (более 951 млн руб.). Еще по девяти банкам идут суды (по данным АСВ, по 12).

Для сравнения: по данным S&P, с конца 1980-х в России было ликвидировано порядка 1500 кредитных организаций, а выплаты по требованиям всех категорий кредиторов составили в среднем около 10%. В 2002–2009 гг. ликвидирован 191 банк, а выплаты еще меньше – 7%. Получается почти революционная ситуация: выплаты падают, а уголовные дела не растут.