Ральф Файнс: «Меня привлекает бескомпромиссность»

Знаменитый на весь мир как Волан-де-Морт из «Гарри Поттера» британец Ральф Файнс играл в самых разных фильмах — от эпического «Английского пациента» до экранизации «Евгения Онегина». Его режиссерский дебют — тоже экранизация, причем не самого расхожего текста. «Кориолан» принадлежит к числу зрелых шекспировских трагедий, но на сцене его можно увидеть гораздо реже, чем «Гамлета», «Отелло» или «Макбета». Одна из причин — в острой политической составляющей. Рассказав историю знаменитого древнеримского полководца, который изменил родине и чуть не разрушил родной город после того, как был несправедливо оттуда изгнан, драматург задумался о несовершенстве демократических ценностей, противопоставив им военную диктатуру: в ХХ веке эти идеи не могли найти понимания у многих режиссеров. Файнс решил перенести действие «Кориолана» в наши дни, интерпретировав пьесу как полемическое высказывание о гражданских войнах и народном волеизъявлении. Картина снята выдающимся английским оператором Барри Экройдом, работавшим над многими лентами Кена Лоуча и «оскароносным» «Повелителем бури», в стилистике телерепортажа из горячей точки. Заглавную роль сыграл сам Файнс, пригласив в партнеры Ванессу Рэдгрейв (мать Кориолана Волумния), Джессику Честейн (его жена Виргилия) и Джерарда Батлера (глава сепаратистов-вольсков Тулл Авфидий). Накануне российской премьеры с Ральфом Файнсом встретился обозреватель «Пятницы».

— Что заставило вас обратиться именно к «Кориолану»?

— Идея воплощения этой шекспировской пьесы на экране преследует меня уже много лет. Если адаптировать ее близко к тексту, становится очевидным, насколько она радикальна и жестка, насколько это драматичная, пугающая и бескомпромиссная трагедия. Но вместе с тем динамичная и живая история, поднимающая массу социальных и политических проблем, актуальных до сих пор! Экстремальность «Кориолана» вызывает шок — и этим меня привлекает. Я ни на секунду не сомневался, что на этом материале можно сделать сильный фильм о современном состоянии мира.

— Многое ли пришлось сократить?

— Многое, но важнейшее осталось. Пьеса — большая и насыщенная, взять текст полностью, без единого сокращения, было бы невозможно: я просто не уложился бы в объем полнометражного фильма. Иногда можно сократить фрагмент, но оставить главную фразу, и она прозвучит еще сильнее. Когда Менений возвращается в Рим, так и не убедив Кориолана отказаться от атаки, он говорит: «От него милосердия ждать, что молока от козла — вернее, от свирепого тигра». Вне контекста длинного монолога это звучит не менее мощно, чем в контексте.

— Что вас привлекает в драматургии Шекспира? У каждого британского артиста личные отношения с ней…

— Не только у британского! Для меня Шекспир — абсолютно современный писатель. И ситуации, и персонажи, и язык (всегда подвижный, убедительный, живой) делают его актуальным в любую эпоху. Его выразительность не знает себе равных, причем в любом жанре, будь то признание в любви или политическая речь. Неужели можно найти что-то более сильное на тему сомнения в себе, чем любой монолог из «Гамлета»? Моя мама впервые прочитала мне Шекспира в детстве… точнее, рассказала историю Гамлета, а потом дала послушать запись пьесы, сделанную Лоуренсом Оливье. Она меня загипнотизировала, Шекспир казался мне интригующей тайной. И, говоря по совести, кажется до сих пор.

— Поэтому вы выбрали его для дебюта в режиссуре?

— Чувство, что я должен попробовать себя в этом качестве, давно росло во мне. Любопытство: каково это — быть по другую сторону камеры? Я попробовал с одним проектом, но ничего не вышло. А с «Кориоланом» получилось. Наверное, потому, что меня так привлекала эта трагедия.

— Каков Кориолан в сравнении с другими великими трагическими героями — Гамлетом, Лиром, Макбетом?

— Он меньше всех говорит о себе, поэтому он самый загадочный. Это мне и нравилось. А еще меня привлекает бескомпромиссность. Недавно я играл на сцене Бранда в пьесе Ибсена, и в нем меня заинтриговало то же качество. Острая потребность достучаться до людей, быть верным себе, чего бы это ни стоило. Приверженность истине и своей вере. Кориолан — человек войны; только на войне он живет в полную силу, только на войне он счастлив. Он не может жить без интоксикации адреналином: он — самурай, в любую секунду готов расстаться с жизнью. Он невероятно отважен и почти безумен, но неспособен к социализации в мирное время: люди раздражают его своей переменчивостью! Военные нужны обществу в тяжелый момент, но в мирное время они пугают нас. Я слышал, что многие солдаты, возвращаясь с Первой мировой, спрашивали своих близких, почему те не носят военную форму: они просто не могли этого понять. Кориолан из таких людей. Но в то же время он мальчишка, беззащитный рядом со своей сильной и властной матерью.

— Вдохновлялись кем-то из конкретных политических лидеров, когда готовились к роли?

— Вы же из России? Так вот, у меня на стене на протяжении всей работы над фильмом висела фотография Путина. Я начал с того, что собрал огромное количество картинок и снимков, выстроив их в определенном порядке, превратив в ту историю, которую хотел рассказать с экрана. Но образ Кориолана найти было сложнее всего — и я остановился на Путине, потому что его взгляд непроницаем и в нем не отыскать даже намека на способность прощать. Его лицо — сильный образ, он помог мне. Фотографии Ариэля Шарона в молодости тоже пригодились: он настоящий солдат, одержимый сильной идеей. Многие израильские генералы были для меня источниками вдохновения: люди, для которых «война» — не отвлеченный концепт. Американский генерал Стэнли Маккристал — еще один вариант того, каким я представлял себе Кориолана.

— Быть режиссером и актером одновременно — насколько это сложно?

— Очень трудно. К сожалению, я очень хотел режиссировать фильм самостоятельно, но и роль никому отдавать не желал. Этот фильм — зверь с двумя головами… Мне помогло то, что я уже играл Кориолана на сцене, раньше. Но все равно был человек, которого я нанял для того, чтобы он не позволял мне терять адекватность и помогал быть режиссером в отношении себя самого. Если бы не коллеги, которым я полностью доверял, я бы не сдюжил. Понимаете, иногда выручают инстинкты: ты чувствуешь, как надо сыграть. А иногда инстинктов недостаточно — и тогда приходится прибегать к чужой помощи. Иначе сталкиваешься лбом с самим собой, и неясно, как спасаться в такой патовой ситуации. Ведь съемки — постоянное давление, и в график надо вписываться! Когда я чувствую это во время работы над тем или иным фильмом, бегу за помощью к режиссеру. А здесь-то бежать было не к кому. И непонятно, мешаешь ты себе или помогаешь, если решаешь сделать еще несколько дублей.

— Почувствовали себя немного Кориоланом, превратившись из актера в режиссера?

— Я не из тех артистов, которые уносят роль с собой после того, как съемочный день закончен. Но, конечно, лидерские амбиции Кориолана помогли мне стать лидером на площадке. Я люблю командную работу, так что диктатором во время съемок, надеюсь, не был.

— То есть лорд Волан-де-Морт, с которым вы жили столько лет, не привел к необратимым изменениям личности?

— Мне ужасно нравилось его играть, но я не чувствовал, что живу с ним все эти годы. Просто каждые пару лет на несколько недель я перевоплощался в него. Я получал удовольствие, не буду скрывать. Разумеется, мне ближе независимые маленькие проекты, чем голливудское производство. Но Голливуд — нечто вроде огромной игровой площадки, так что и это дает своеобразный кайф. Однако дети меня, слава богу, не боятся. Наверное, просто не узнают без грима.

— Вы позвали в операторы «Кориолана» Барри Экройда…

— Да, он гений! Он способен на все — снимать с плеча или со штатива, обходиться естественным светом или выставлять искусственный. И все с равной виртуозностью. Я хотел, чтобы «Кориолан» давал ощущение «здесь и сейчас», а без Барри я бы этого не добился. Снимали мы в крохотном городке близ Белграда, захватив его центр и превратив в съемочную площадку; однако солдаты миротворческих войск, которых вы видите на экране, настоящие. Мы с Барри выстраивали хореографию фильма так, чтобы нападение Кориолана на лагерь вольсков выглядело, как военная операция израильских солдат в Газе или как спецоперация русских в Чечне.

— Ванессу Рэдгрейв принято считать довольно капризной и своенравной дамой. Как вам удалось пригласить ее в фильм?

— Я чувствовал с самого начала, что мне необходима именно она. Рэдгрейв — невероятная актриса. Я был с ней немного знаком, и как только был готов сценарий, тут же побежал к ней и дал его. Она согласилась моментально, хотя после ее согласия начались трудные времена: деньги появились далеко не сразу. Но она была к этому моменту одержима ролью — и моментально включилась в творческий процесс, как только он начался.

— То есть деньги на фильм вы добыли только через какое-то время?

— Разумеется. А как иначе? Продюсерам нравилась моя идея, но Шекспир их пугал. Особенно потому, что «Кориолан» не романтическая пьеса, а трагедия-головоломка, и неясно, кому из героев зритель должен сочувствовать. Но мне неинтересны персонажи, которые вызывают однозначные чувства. Мне нравится двойственность. А продюсеры ее боятся. Хотя ведь и среди них немало безумцев, подобных Кориолану… С другой стороны, достойных людей тоже хватает, и я предпочитаю держаться их.

— С годами вы привыкли к статусу международной звезды или он тяготит вас?

— Бывают периоды, когда ты наслаждаешься «Оскарами» и прочими регалиями, бывают, когда пытаешься сбежать от славы. Но я пережил свою известность, она больше не пугает меня. Хотя, конечно, странно, когда незнакомые люди обращаются к тебе на улице. С другой стороны, мои герои часто больше, чем я, — будь это Кориолан или Онегин; я влюбляюсь в них, растворяюсь в них и свою славу тоже отношу на их счет.

Досье:

1962

22 декабря — родился в графстве Саффолк, Великобритания.

1988

Поступает в труппу Королевского Шекспировского театра.

1994

Первая номинация на «Оскар» за роль в «Списке Шиндлера» Стивена Спилберга.

1995

Театральная награда «Тони» за роль Гамлета на Бродвее.

2001

Становится послом доброй воли ЮНИСЕФ