Интервью - Ирина Прохорова, издатель

На только что завершившейся ярмарке книжной культуры в Красноярске прошли открытые дебаты, во время которых выяснился список финалистов премии «НОС», учрежденной Фондом Михаила Прохорова. Осень – вообще время обильного урожая литературных наград. «Нобель», британский «Букер», российская «Большая книга». О влиянии премий на читателя и издателя, электронных книгах и возможных законодательных мерах по поддержке книгоиздания мы беседуем с Ириной Прохоровой, главой журнала «Новое литературное обозрение» и одноименного издательства, соучредителя и руководителя Фонда Михаила Прохорова, сестрой знаменитого предпринимателя.

– Как вы относитесь к последнему выбору Нобелевского комитета в области литературы?

– Нобелевская премия имеет столь давнюю традицию, что уже освящена историей, хотя во многом она связана с политическими установками. В этом году, например, я очень надеялась, что лауреатом станет Светлана Алексиевич (автор книг «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики» и других). И на Франкфуртской ярмарке слухи об этом ходили. Решение Нобелевского комитета меня очень расстроило. Не исключаю, что нынешнего китайского писателя наградили, потому что предыдущий лауреат из Китая был диссидентом. Китай тогда возмутился. Возможно, это попытка его утихомирить: вот теперь премия вашему официальному писателю, успокойтесь, ей-богу. Прозу Мо Яня я не читала, но скажу: как бывшего советского человека, меня гложет подозрение, что официальный китайский писатель в коммунистическом государстве вряд ли мог бы написать нечто выдающееся. Впрочем, чудеса иногда случаются, так что попробую прочитать и составить объективное мнение о достоинствах его прозы.

– Но почему Светлана Алексиевич?

– Это фигура большого общественного масштаба. То, что она делает, поразительно, это можно назвать художественной антропологией. Она всю жизнь посвятила борьбе с гламуризацией жестокости; она создает социальную литературу в самом высоком смысле слова. Читая ее произведения, лучше понимаешь происходящие внутри общества процессы, это стык высокой художественности и острой публицистики.

– Значит, лауреатом премии «НОС» Алексиевич точно могла бы стать, ведь одна из расшифровок аббревиатуры – «новая социальность». Что это, кстати, такое?

– Для меня лично, как для создателя премии, «новая социальность» – это и осмысление опыта, приобретенного нами за последние 20 лет, и переоценка прошлого, и углубленное понимание современного усложнившегося мира. Но в этом и состоит задача жюри каждого созыва – заново сформулировать, что же мы имеем в виду под социальностью литературы. Как вы знаете, жюри это делает открыто, при участии публики, экспертов, решение тоже принимается на глазах у всех. Уникальность премии состоит в обнародовании логики выбора, в самом процессе жарких дебатов, когда зрители могут узнать не только имя победителя, но и познакомиться с несколькими десятками литературных имен, вокруг которых ведется обсуждение. В итоге после дискуссии читатели идут и покупают книги всех тех, кто упоминался во время спора.

– Бумажные книги вы имеете в виду. Но в последнее время книжный мир страстно озабочен одним вопросом: нужен ли издатель писателю?

– Разговоры о том, что книга умрет и писатель будет продавать свои тексты через интернет, идут давно, но количество издательств не уменьшается, а число наименований выходящих книг только увеличивается. Так что эти разговоры преждевременны. Издатель выстраивает тренды, выбирает из огромного потока литературы то, что кажется ему наиболее важным, интересным, и дает путевку в жизнь. Интернет на сегодняшний день – захламленная кунсткамера. Я не знаю, кто в дальнейшем будет совершать отбор и структурировать литературное пространство, издатель в старинном смысле слова или интернет-эксперт, но без интеллектуальной среды, без навигаторов все равно не обойтись.

– Ваше издательство осваивает новые технологии?

– Я была бы счастлива минимизировать тиражи моих научных книг в бумажной версии и продавать их в электронном виде. Это увеличило бы количество читателей в десятки раз. Но пока мы осторожничаем и присматриваемся. Проблема в том, что в сети процветает колоссальное пиратство. Но, честно говоря, гораздо больше меня беспокоит другое – непрозрачность компаний, продающих электронные книги. Чаще всего ты не можешь отследить, сколько электронных копий реально было продано. С бумажным изданием все понятно: отгрузил 200 экземпляров и через определенное время можешь требовать деньги или возврат книг. Что касается электронных изданий, как правило, мы сталкиваемся с тем, что у большинства фирм, предлагающих нам сотрудничество, нет индивидуальных кабинетов – устройств, позволяющих издателю следить за количеством скачиваний текста. Когда эта система разовьется до цивилизованного уровня, тогда можно будет иметь с ней дело.

– Не секрет, что средние и маленькие издательства сегодня едва выживают, как можно им помочь?

– Да, и это очень грустный факт. Помочь им должно государство, если оно, конечно, озабочено плачевным состоянием культуры в стране. Должно быть разработано поддерживающее культурное книгоиздание законодательство. У нас оно драконовское и грабительское – бесконечные поборы, налоги. После последнего кризиса рухнула система дистрибуции по регионам, обанкротились крупные оптовые фирмы, как, например, «Топ-книга». Есть, конечно, отдельные попытки создавать интеллектуальные книжные магазины типа «Пиотровского» в Перми, но это единичные случаи. Гранты на развитие таких проектов должна давать федеральная или региональная власть. Кстати, в Америке после провисания крупных книготорговых сетей началось возрождение маленьких книжных магазинов вроде нашего «Фаланстера», которые пользуются большим спросом и вполне успешны, благодаря государственным грантам в том числе.

– Вам не кажется, что кризис кризисом, но и люди уже начитались – по сравнению с девяностыми годами интеллектуальная литература уже не вызывает ни такого восторга, ни дискуссий?

– Не кажется. В стране чудовищный культурный голод. В Красноярске, где только что закончилась ярмарка, не то что не начитались, а весь год копили деньги, чтобы прийти с рюкзаками и скупить все на корню. То же происходит во всех других городах, где мне удалось побывать. Существует и другой объективный момент. В 1990-х годах в каждой уважающей себя газете был большой рецензионный раздел. Это очень способствовало читательскому интересу к новой литературе. Начиная с конца 1990-х, когда практически все СМИ резко сократили раздел культуры и вообще перестали рецензировать книги, образовался информационный вакуум. Откуда людям узнавать про новые книги?! О них же нигде не пишут. Я считаю, что это колоссальная ошибка, это абсолютное непонимание реальных потребностей общества.

– Как вы пропагандируете чтение в Красноярске?

– Мы пытаемся превратить книжную ярмарку в общегородской праздник, создать радостную, творческую атмосферу. Девиз ярмарки – «Текст в мультимедийном мире»; это по сути фестиваль современного искусства. Там не только представляют книги, но и играет музыка, выступают театры, организуются художественные выставки, ставятся перформансы, проводится ночь музеев. У нас огромная детская программа на специальной площадке; дети могут валяться на полу на подушках, свободно бегать по выставке, даже кататься на самокатах, участвовать в интерактивных играх наравне со взрослыми. После этого не нужно заставлять детей читать книги, ребенок сам потянется к книге.

– Очень важным и редким кажется еще и вот что – всегда на этих ярмарках находится время и для выступлений местных авторов, поэтов, издателей. Вы не только приносите им свое, но готовы выслушать и их.

– Главная цель фонда – поддержка культуры локальных сообществ. Слишком многие культурные инициативы в России сохраняют дух колониального мышления: вот мы вам сейчас покажем как надо, а вы молчите и не мешайте нам. Это антидемократично, и никто не спрашивает местное сообщество, что ему в данный момент самому нужно? Фонд стремится прежде всего поддержать те инициативы, которые проросли сами, снизу. Если мы представляем собственные проекты, то стараемся максимально вовлечь в них самих горожан, чтобы люди чувствовали себя хозяевами положения. Печально, что реально существующие инициативы у нас не ценятся и не поддерживаются, государство предпочитает плодить мертворожденные институты с пышными названиями и нулевой креативностью.

– Пикируя с высоты вниз: у вас есть объяснения причин популярности эротического тренда, в первую очередь книг Э.Л. Джеймс, автора «Пятидесяти оттенков серого»?

– По-моему, эротика никогда не выходила из моды. Но особо популярной подобного рода литература становится на разломе эпох, во время мощных цивилизационных сдвигов. Когда мир начинает меняться, обновляются философские, политические идеи, система ценностей, сложившиеся представления о мире и человеке. Сексуальные революции всегда возникают в момент фундаментальных социальных трансформаций.

– Значит, популярность «Оттенков серого» – это симптом того, что все меняется?

– Думаю, да. Помните взрыв эротики в России в начале 1990-х? Тогда на всех углах продавались камасутры, эротические газеты, справочники по сексу и бог знает что еще. Как только ситуация немного стабилизировалась, эротическая волна пошла на спад. К популярности Э.Л. Джеймс я отношусь спокойно, гораздо больше меня страшит нарастающее в нашей стране ханжество, появление наспех состряпанных законов и запретов, касающихся всей области телесного. Это явный симптом стагнации и деградации режима. Так что, в общем, лучше эротика.

– И напоследок – какую книгу из вышедших в «НЛО» в этом году вы бы порекомендовали читателям?

– Если говорить о социальности текста, я бы порекомендовала две книги нон-фикшн. Во-первых, это двухтомный «Дневник» художницы и переводчицы Любови Шапориной, который она вела с 1920-х по 1960-е годы. Эта архивная находка дает потрясающий материал для понимания трагедии ХХ века. Во-вторых, двухтомное документальное исследование Петра Дружинина «Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы». Это рассказ о разгроме ленинградской филологической школы и пагубном влиянии тоталитарной идеологии на науку в целом. Это наша тысячная книга, и, когда мы принимали рукопись к изданию, нам казалось, что это область далекой печальной истории. Однако, наблюдая нынешнее затмение умов, убеждаешься, насколько все описанное автором предельно современно.