Интервью - Патрик Леон, энолог-консультант
«Плох тот винодел, что не может подрезать лозу секатором»
Досье:
Имя Патрика Леона не пишут на этикетках, но без его участия многие вина, которые сегодня считаются самыми престижными и дорогими, не обрели бы своей славы. Энолог-консультант первой величины, работавший с такими легендарными виноделами XX века, как барон Филипп де Ротшильд, Алексис Лишин и Роберт Мондави, сейчас он консультирует винные хозяйства в более чем десяти странах: от Франции до Чили и от Израиля до России.
– Вы создали несколько вин, которые сегодня считаются великими. Как бы вы сами определили это понятие?
– Если «величие» вина определяет его автор, то «депозитарием» созданной ценности становится владелец хозяйства, и именно он подтверждает, что вино подлежит рассмотрению в элитарном клубе. Преодолев первый уровень признания, оно попадает на суд других виноделов и владельцев великих винных поместий, которые соглашаются или не соглашаются принять его в свой круг. Затем вино оценивают критики и эксперты-дегустаторы, а после них, наконец, все те, из кого состоит рынок: дистрибьюторы, виноторговцы, сомелье и потребители. Истинную ценность вина определяет Его Величество Рынок. Я стал бы искать великое вино только там, где отчетливо видны естественные условия, в которых росла лоза, и где узнается характер создателей – владельца и винодела. Если в мире с каждым годом появляется все больше очень хороших вин, то великими надо считать лишь те из них, в которых мы найдем выражение терруара.
– Большую часть своей карьеры вы посвятили Бордо. Насколько изменился стиль лучших вин этого региона за последние два-три десятилетия?
– Он, конечно же, изменился – и в Бургундии, и в Калифорнии, и повсюду. Там, где решительное значение имеют биология и климат, нет ничего постоянного. Стиль вин меняется еще и потому, что люди узнают что-то новое. Если бы я сегодня мог переделать некоторые мои первые винтажи, то они получились бы лучше. В целом вина изменились к лучшему, проходных стало намного меньше. Как в свое время сказал великий бордоский винодел профессор Эмиль Пейно, «больше нет плохих вин, остались только неудачные урожаи».
Само понятие «великое вино» теперь применяется к винодельческим зонам, ранее совсем или почти неизвестным. Например, его можно встретить в описании вин Нового Света. Заслуживают ли они такой чести? Конечно, и я не вижу причин, почему не ожидать от таких вин дальнейшей эволюции. Говоря так, я думаю и о российских винах. Лучшие из них должны претендовать на вступление в элитарный клуб. И завоевывать международную репутацию. Понятие великих вин получило глобальное распространение, потому что глобальным стал рынок.
– Почему вы согласились консультировать российский проект «Лефкадия»?
– Я несколько раз встречался с основателем «Лефкадии» Михаилом Николаевым, и одна из причин моего согласия была вполне человеческой: мне понравился его подход, стремление создать винодельческое хозяйство высокого уровня. Вторая причина – мощный потенциал терруара «Лефкадии». Кроме того, на меня произвела впечатление «поликультурность» проекта, включающая в себя развитие виноградника, выпуск классических игристых вин и крепких спиртных напитков, оснащение лаборатории, производство сыров, даже выращивание трюфелей! Речь шла о полном возрождении села силами живущих здесь людей. И наконец, очень важно, что инвестор осознавал, как много страсти, времени, человеческих и финансовых затрат требует серьезный винодельческий проект. Если шеф-повар может экспериментировать с новым рецептом каждый день, то винодел имеет дело с одним урожаем в год! Что же до финансовых возможностей, я не могу удержаться от анекдота. Одного уважаемого инвестора спросили, насколько эффективными оказались его вложения в виноделие. Тот замялся и ответил: «Видите ли, виноделие может сделать вас миллионером, если до этого вы были миллиардером!» Так чаще всего и бывает.
– Вдохновляет... А как вы оцениваете первые результаты «Лефкадии»?
– Отличные результаты! И я бы даже сказал отличные с плюсом – если учитывать молодость сравнительно недавно высаженных лоз. Такими темпами «Лефкадия» очень быстро будет готова вступить в конкуренцию с винами класса super premium на мировом уровне.
– Ведь у вас уже был опыт сотрудничества с российским предпринимателем. Какое влияние оказал на вас Алексис Лишин?
– Да, он самым решительным образом повлиял на мою судьбу. Для меня он в одном ряду с такими моими учителями, как профессора Эмиль Пейно и Риберо-Гайон, барон Филипп де Ротшильд, Роберт Мондави, Жорж Дюбёф. Я проработал 15 лет в компании Алексиса Лишина и занимал в ней должность технического директора. Его называли «винным Папой», а я был водителем его «папамобиля» и объехал с ним всю винную Францию, когда он собирал материал для своих книг «Энциклопедия вин и крепких напитков» и «Вина Франции». Блестящий дегустатор, он открывал законы рынка. Тогда еще не говорили о маркетинге, но он больше, чем кто бы то ни было, сделал для продвижения французского вина. Я у него многому научился.
– Вы знали великих виноделов и сейчас передаете эстафету молодым. Изменилось ли за это время значение вашей профессии?
– Когда я только учился на энолога, нас воспринимали как «химиков-исцелителей». Потом, когда я уже начал работать, людей моей профессии стали считать «преобразователями» – ведь мы превращали виноград в вино. Это было началом терруарной энологии, важного этапа в развитии нашего ремесла, девизом которого можно считать выражение профессора Пейно: «Дайте мне лучший виноград, и я сделаю великое вино». Именно в это время был проложен путь для тех, кто понял: качество вина обеспечивается лозой. Энологи стали проводить больше времени на виноградниках. Сегодня без работы «в поле» винодел не может понять качественного отличия между разными участками виноградника, и даже дату сбора он без этого не определит. Современный энолог участвует в закладке виноградника: с ним советуются, как выбрать сорта и клоны для посадки, он рекомендует вид подвоя, определяет метод формирования лозы, высоту обрезки. Да, плох тот винодел, что не может как следует подрезать лозу секатором.
– Насколько повлияли традиции вашей семьи на выбор профессии?
– В те времена когда я родился, в Бордо каждый третий жил за счет вина. Моя семья не была исключением. Один брат моего деда был бондарем, другой занимался изготовлением ликеров. Отец работал в крупной негоциантской компании, которой принадлежали несколько виноградников. Он был бухгалтером, непосредственно в виноделие вовлечен не был. Но его работа давала мне повод по выходным иногда помогать в сборе урожая в великих шато Медока – и так приобщиться к тайнам виноделия. В этих ли первых опытах моего самого нежного детства родилась мечта о виноделии – не знаю. Но когда пришло время всерьез задуматься о профессии, я не сомневался. Только вино! Так я воспринимал традицию. Теперь моя задача – передать ее моим детям, собственникам Chateau Les Trois Croix.
– События личной жизни как-то влияли на вашу карьеру?
– Наша профессия требует такой страсти, что про личную жизнь лучше забывать на пороге винного погреба. А все переживания и тревоги виноделия нужно оставлять на пороге своего дома. Не стоит отравлять атмосферу в семье профессиональными заботами и, наоборот, не надо, чтобы домашние хлопоты мешали работе. Правда, мне самому точно следовать этому принципу не удалось. В жизни всякое случается, и отрешиться от этого совсем, наверное, невозможно.
– Попробуйте описать воображаемое идеальное вино, на этикетке которого могло бы стоять ваше имя.
– Идеальное и воображаемое! Ответ придется перевести в множественное число – настолько разыгралось воображение! Ведь описание, о котором вы просите, зависит от многих обстоятельств. В какое время года нам выпадет откупорить мое «идеальное» вино, к каким блюдам мы решим его подать, по какому поводу, а главное, с кем мы надеемся его разделить. Но у всех этих воображаемых бутылок было бы одно общее свойство: после первой вам захотелось бы открыть вторую! Так для меня звучит определение истинного удовольствия – в противовес опьянению, которое лишает нас памяти. Вино, которое мы полюбили, в памяти остается. Вино с характером, вино, хранящее отражение своего терруара и своего создателя, вино с историей. Вино с лицом.