Интервью - Патрик Леон, энолог-консультант

«Плох тот винодел, что не может подрезать лозу секатором»
Варвара Гранкова

Досье:

1943 1 апреля родился в Бордо. 1964 Получил дипломы энолога и ампелографа в бордоских энологических институтах. 1965 Занял должность технического директора компании Alexis Lichine & Cie. 1980 Начал сотрудничество с компанией Georges Duboeuf & Sons. 1985 Стал генеральным директором компании Baron Philippe de Rothschild S.A. 2005 Основал компанию Léon Consulting.

Виноделие может сделать вас миллионером, если до этого вы были миллиардером

Имя Патрика Леона не пишут на этикетках, но без его участия многие вина, которые сегодня считаются самыми престижными и дорогими, не обрели бы своей славы. Энолог-консультант первой величины, работавший с такими легендарными виноделами XX века, как барон Филипп де Ротшильд, Алексис Лишин и Роберт Мондави, сейчас он консультирует винные хозяйства в более чем десяти странах: от Франции до Чили и от Израиля до России.

– Вы создали несколько вин, которые сегодня считаются великими. Как бы вы сами определили это понятие?

– Если «величие» вина определяет его автор, то «депозитарием» созданной ценности становится владелец хозяйства, и именно он подтверждает, что вино подлежит рассмотрению в элитарном клубе. Преодолев первый уровень признания, оно попадает на суд других виноделов и владельцев великих винных поместий, которые соглашаются или не соглашаются принять его в свой круг. Затем вино оценивают критики и эксперты-дегустаторы, а после них, наконец, все те, из кого состоит рынок: дистрибьюторы, виноторговцы, сомелье и потребители. Истинную ценность вина определяет Его Величество Рынок. Я стал бы искать великое вино только там, где отчетливо видны естественные условия, в которых росла лоза, и где узнается характер создателей – владельца и винодела. Если в мире с каждым годом появляется все больше очень хороших вин, то великими надо считать лишь те из них, в которых мы найдем выражение терруара.

– Большую часть своей карьеры вы посвятили Бордо. Насколько изменился стиль лучших вин этого региона за последние два-три десятилетия?

– Он, конечно же, изменился – и в Бургундии, и в Калифорнии, и повсюду. Там, где решительное значение имеют биология и климат, нет ничего постоянного. Стиль вин меняется еще и потому, что люди узнают что-то новое. Если бы я сегодня мог переделать некоторые мои первые винтажи, то они получились бы лучше. В целом вина изменились к лучшему, проходных стало намного меньше. Как в свое время сказал великий бордоский винодел профессор Эмиль Пейно, «больше нет плохих вин, остались только неудачные урожаи».

Само понятие «великое вино» теперь применяется к винодельческим зонам, ранее совсем или почти неизвестным. Например, его можно встретить в описании вин Нового Света. Заслуживают ли они такой чести? Конечно, и я не вижу причин, почему не ожидать от таких вин дальнейшей эволюции. Говоря так, я думаю и о российских винах. Лучшие из них должны претендовать на вступление в элитарный клуб. И завоевывать международную репутацию. Понятие великих вин получило глобальное распространение, потому что глобальным стал рынок.

– Почему вы согласились консультировать российский проект «Лефкадия»?

– Я несколько раз встречался с основателем «Лефкадии» Михаилом Николаевым, и одна из причин моего согласия была вполне человеческой: мне понравился его подход, стремление создать винодельческое хозяйство высокого уровня. Вторая причина – мощный потенциал терруара «Лефкадии». Кроме того, на меня произвела впечатление «поликультурность» проекта, включающая в себя развитие виноградника, выпуск классических игристых вин и крепких спиртных напитков, оснащение лаборатории, производство сыров, даже выращивание трюфелей! Речь шла о полном возрождении села силами живущих здесь людей. И наконец, очень важно, что инвестор осознавал, как много страсти, времени, человеческих и финансовых затрат требует серьезный винодельческий проект. Если шеф-повар может экспериментировать с новым рецептом каждый день, то винодел имеет дело с одним урожаем в год! Что же до финансовых возможностей, я не могу удержаться от анекдота. Одного уважаемого инвестора спросили, насколько эффективными оказались его вложения в виноделие. Тот замялся и ответил: «Видите ли, виноделие может сделать вас миллионером, если до этого вы были миллиардером!» Так чаще всего и бывает.

– Вдохновляет... А как вы оцениваете первые результаты «Лефкадии»?

– Отличные результаты! И я бы даже сказал отличные с плюсом – если учитывать молодость сравнительно недавно высаженных лоз. Такими темпами «Лефкадия» очень быстро будет готова вступить в конкуренцию с винами класса super premium на мировом уровне.

– Ведь у вас уже был опыт сотрудничества с российским предпринимателем. Какое влияние оказал на вас Алексис Лишин?

– Да, он самым решительным образом повлиял на мою судьбу. Для меня он в одном ряду с такими моими учителями, как профессора Эмиль Пейно и Риберо-Гайон, барон Филипп де Ротшильд, Роберт Мондави, Жорж Дюбёф. Я проработал 15 лет в компании Алексиса Лишина и занимал в ней должность технического директора. Его называли «винным Папой», а я был водителем его «папамобиля» и объехал с ним всю винную Францию, когда он собирал материал для своих книг «Энциклопедия вин и крепких напитков» и «Вина Франции». Блестящий дегустатор, он открывал законы рынка. Тогда еще не говорили о маркетинге, но он больше, чем кто бы то ни было, сделал для продвижения французского вина. Я у него многому научился.

– Вы знали великих виноделов и сейчас передаете эстафету молодым. Изменилось ли за это время значение вашей профессии?

– Когда я только учился на энолога, нас воспринимали как «химиков-исцелителей». Потом, когда я уже начал работать, людей моей профессии стали считать «преобразователями» – ведь мы превращали виноград в вино. Это было началом терруарной энологии, важного этапа в развитии нашего ремесла, девизом которого можно считать выражение профессора Пейно: «Дайте мне лучший виноград, и я сделаю великое вино». Именно в это время был проложен путь для тех, кто понял: качество вина обеспечивается лозой. Энологи стали проводить больше времени на виноградниках. Сегодня без работы «в поле» винодел не может понять качественного отличия между разными участками виноградника, и даже дату сбора он без этого не определит. Современный энолог участвует в закладке виноградника: с ним советуются, как выбрать сорта и клоны для посадки, он рекомендует вид подвоя, определяет метод формирования лозы, высоту обрезки. Да, плох тот винодел, что не может как следует подрезать лозу секатором.

– Насколько повлияли традиции вашей семьи на выбор профессии?

– В те времена когда я родился, в Бордо каждый третий жил за счет вина. Моя семья не была исключением. Один брат моего деда был бондарем, другой занимался изготовлением ликеров. Отец работал в крупной негоциантской компании, которой принадлежали несколько виноградников. Он был бухгалтером, непосредственно в виноделие вовлечен не был. Но его работа давала мне повод по выходным иногда помогать в сборе урожая в великих шато Медока – и так приобщиться к тайнам виноделия. В этих ли первых опытах моего самого нежного детства родилась мечта о виноделии – не знаю. Но когда пришло время всерьез задуматься о профессии, я не сомневался. Только вино! Так я воспринимал традицию. Теперь моя задача – передать ее моим детям, собственникам Chateau Les Trois Croix.

– События личной жизни как-то влияли на вашу карьеру?

– Наша профессия требует такой страсти, что про личную жизнь лучше забывать на пороге винного погреба. А все переживания и тревоги виноделия нужно оставлять на пороге своего дома. Не стоит отравлять атмосферу в семье профессиональными заботами и, наоборот, не надо, чтобы домашние хлопоты мешали работе. Правда, мне самому точно следовать этому принципу не удалось. В жизни всякое случается, и отрешиться от этого совсем, наверное, невозможно.

– Попробуйте описать воображаемое идеальное вино, на этикетке которого могло бы стоять ваше имя.

– Идеальное и воображаемое! Ответ придется перевести в множественное число – настолько разыгралось воображение! Ведь описание, о котором вы просите, зависит от многих обстоятельств. В какое время года нам выпадет откупорить мое «идеальное» вино, к каким блюдам мы решим его подать, по какому поводу, а главное, с кем мы надеемся его разделить. Но у всех этих воображаемых бутылок было бы одно общее свойство: после первой вам захотелось бы открыть вторую! Так для меня звучит определение истинного удовольствия – в противовес опьянению, которое лишает нас памяти. Вино, которое мы полюбили, в памяти остается. Вино с характером, вино, хранящее отражение своего терруара и своего создателя, вино с историей. Вино с лицом.