Интервью - Вонг Кар-Вай, гонконгский режиссер

«Каждый эпизод должен куда-то тебя вести, иначе он бесполезен»
Вонг Кар-Вай, гонконгский режиссер/ Варвара Гранкова

Досье:

1956 Родился в Шанхае, откуда спустя несколько лет переехал в Гонконг. 1988 Снял свой режиссерский дебют «Пока не высохнут слезы». 1997 Получил приз за лучшую режиссуру в Каннах за гей-драму «Счастливы вместе». 2004 Участвовал в совместном проекте «Эрос» с Антониони и Содербергом. 2006 Возглавил жюри Каннского кинофестиваля.

У нас в Китае нет прокатных рейтингов, и на любой фильм могут зайти дети. Это необходимо учитывать, для кого бы ты ни снимал

В прокат выходит новый фильм гонконгского режиссера Вонга Кар-Вая «Великий мастер». Заявленный как жизнеописание легендарного реформатора и популяризатора кунг-фу Ип Мана, он оказался ностальгической и меланхолической историей несчастной любви. Тем не менее любимцу Вонга, знаменитому актеру Тони Люну, пришлось для съемок в фильме овладеть боевыми искусствами. Перед россий­ской премьерой «Великого мастера» с автором поговорил обозреватель «Пятницы».

– Тяжело делать такой фильм?

– Это отняло у нас несколько лет, таких сложных фильмов у меня не бывало. Однако и удовольствие было колоссальным. Одно только погружение в 1930-е и путешествие в таинственный мир боевых искусств стоили потраченных времени и сил.

– Неужто вы никогда не пытались практиковать боевые искусства?

– У меня в фильме есть сцена, в которой дети и молодежь толпятся снаружи у школы боевых искусств, подглядывая в окна. Я мог бы оказаться в этой толпе. Я вырос на улице, где было полным-полно таких школ, но мои родители были категорически против того, чтобы отдавать меня туда на обучение. В те дни, если ты занимался кунг-фу, тебя ждали неприятности! Тем не менее мы мечтали постичь, что же это за наука такая. Мне кажется, «Великий мастер» стал моим ответом на этот вопрос.

– Как вы готовились к съемкам?

– Два года зависал в архивах... А потом осознал, что бумага не научит меня ничему. Необходимо познакомиться с мастерами, расспросить обо всем, посмотреть, как они живут и тренируются, что едят и как одеваются. В современном Китае есть две главные школы кунг-фу – государство поддерживает их, настаивая на единых стандартах, превращая боевые искусства в общедоступный вид спорта. Но я искал те частные школы, которые ютятся на задворках, где люди пытаются сохранить наследие прошлых столетий и в каждой школе – своя собственная философия. Сегодня их все сложнее отыскать, но мне удалось! Только там остались Мастера.

– В каком смысле?

– В самом прямом. В спорте нет такого понятия, там есть только «тренер» и «спортсмен». А в этих школах – «Мастера» и «ученики».

– Какая из философий ближе всего лично вам?

– В моей картине масса нравоучительных реплик: это всё – цитаты из Мастеров кунг-фу. Их философии я научился в процессе. Лично для себя я понял одну важную вещь. Ип Ман говорит в начале фильма, что все кунг-фу укладывается в два слова: «горизонталь» и «вертикаль». Можно спорить о том, что лучше: кунг-фу, карате, бокс или тейквондо, но в конечном счете важна лишь личность того, кто владеет этим искусством, и то, останется ли он на ногах в финале схватки или ляжет на землю. Кто выстоит – тот и победил.

– И этим все исчерпывается?

– Ну, есть и другие нюансы. Во-первых, ты должен обожать то искусство, которое практикуешь, посвящать ему себя всего, без остатка. Во-вторых, ты должен постоянно испытывать свои способности, чтобы четко знать их предел. В-третьих, щедрость. Ты обязан делиться тем, чему обучился, с моло­дыми.

– Каков секрет хорошей сцены поединка? Будь то рукопашная или драка с применением оружия.

– Секрет тот же, что и с любовными сценами. Главное – не техника, а причина: все должно быть почему-то, а не просто так, для красоты. Беспричинная сцена, за которой не скрыт драматиче­ский конфликт, всегда скучна, как бы виртуозно ни была сделана. Каждый эпизод должен куда-то тебя вести, иначе он бесполезен.

– К разговору о любовных сценах: иногда кажется, что героиня для вас интереснее и важнее, чем герой, которого мы видим ее глазами.

– Соотношение между мужчиной и женщиной – как между кинжалом и ножнами. Кто-то должен быть острым, кто-то – мягким, это и рождает необходимый контраст. Но закадровый текст все-таки принадлежит герою, а не героине; только он проходит путь с первых сцен до самого конца. Для меня это фильм об Ип Мане.

– Вы с самого начала знали, что возьмете на эту роль Тони Люна?

– С Тони мы дружим и работаем лет двадцать. Он начинал как тинейджерский идол, а в «Любовном настроении» впервые почувствовал себя настоящим большим актером. И взрослым мужчиной, который не держится за амплуа нестареющего красавчика, а берется за разноплановые роли. Тони не стал рабом своей популярности в частности потому, что постоянно пробует что-то новое. Ведь ни в одном фильме о боевых искусствах он до сих пор не снимался! Тем больше я хотел на эту роль именно его.

– Почему же, если он не обладал навыками борьбы?

– Ип Ман был человеком из хорошей семьи, воспитанным и элегантным джентльменом. Легко было взять на главную роль Джеки Чана, но как научить его этой элегантности? Проще натренировать Тони Люна. Несмотря на то, что в 47 лет браться за кунг-фу впервые в жизни – задача не из простых. Но он не испугался, он занимался день за днем на протяжении нескольких лет.

– Во многих сценах вы сужаете цветовую палитру до минимума: ночные эпизоды иногда кажутся черно-белыми. Это противоречит всему, что мы привыкли видеть в эффектных восточных фильмах с боевыми искусствами, неправдоподобно красочных.

– Фильм делится на три части. Сцены, снятые на юге Китая, очень красочны, особенно те, которые разворачиваются в борделе. Потом мы переезжаем в Маньчжурию, это крайний север, и там все засыпано снегом – палитра становится более скупой. В финале мы оказываемся в Гонконге, и эту часть я пытался снимать максимально реалистично; мы чувствуем, что приближаемся к современности, двигаемся от почти сказочной многоцветности к полному правдоподобию.

– А почему большая часть драк снималась ночью?

– Я не хотел снимать в декорациях и потому отыскал городок на юге Китая, где есть потрясающие здания 1930-х годов, сохранившиеся в первозданном виде: настоящие дворцы – пустые, заброшенные. Когда китайцы эмигрировали в Европу и Штаты в начале ХХ века, они работали там, как проклятые, посылая деньги домой, чтобы родные на эти деньги строили для них шикарные дома. Здания были построены, но эмигранты так и не смогли вернуться! Возникли целые города-призраки. Нынешнее правительство превратило их в фабричные зоны: улицы полны рабочих, шум машин и гвалт прохожих не позволили бы нам снимать. Поэтому все сцены, даже дневные, мы снимали по ночам.

– С цензурой у вас с этим фильмом проблем не было?

– У нас в Китае нет прокатных рейтингов, и на любой фильм могут зайти несовершеннолетние зрители. Для кого бы ты ни снимал, необходимо учитывать детей! Надо вводить рейтинги, но это долгий и болезненный процесс. На сегодняшний же день практически невозможно снять фильм ни о насилии, ни о смерти, ни о призраках. Правда, молодежь нынче снимает даже на айфоны, и это дает им свободу от всех – включая цензоров. А «Великий мастер» – старомодное громоздкое кино, мы снимали его на пленку. Кажется, на наш фильм ушла последняя пленка Fuji в стране.

– Брюс Ли появляется в вашем фильме только в самом конце. А он для вас важный персонаж?

– В нашем детстве и молодости он был героем для каждого. Прошло двадцать лет – и он по-прежнему икона: его харизма неподвластна времени. Мне всегда было интересно по­пробовать выяснить, откуда он пришел, кто научил его всему? В книгах Брюса Ли многое посвящено тому, что он узнал от своего учителя – и приемы, и философия... Потому я и взялся за фильм об Ип Мане.

– Трудно ли быть Великим Мастером?

– Я – не великий мастер. Хотел бы я им быть!..

– А кто тогда Великий Мастер для вас?

– Моя мать. Она обладает всеми необходимыми качествами.