Оперу Берлиоза "Троянцы" в Мариинке поставят театральные хулиганы

В Россию готовится пришествие постановочной группы La Fura dels Baus – хулиганской бригады, наделавшей немало шума не только в родной Испании, но и по всему миру

Карлуш Падрисса и его сподвижники приглашены в Мариинский театр ставить оперу Берлиоза «Троянцы». В преддверии премьеры «Ведомости» встретились с режиссером в Барселоне.

– Какова концепция спектакля?

– Если вы откроете Google и наберете в нем слово «троянцы», то первое, что выпадает, – вирус «Троян». Гораздо дальше, где-то на 100-м месте, появляются упоминания о мифе, Древней Греции, поэме «Энеида», еще дальше – об опере Берлиоза. Я часто так делаю: перед новой работой набираю ключевые слова в поисковике. Спектр значений, который подсказывает интернет, иногда дает неожиданные выходы на тему. Для меня опера «Троянцы» важна еще темой войны. Идея войны сродни вирусу, заражающему сознание целых народов.

– В последнее время войны трактуются как сшибка двух цивилизационных моделей, западной и восточной...

– Я вижу в «Троянцах» иной поворот темы: враждебное начало проникает в чужое общество и начинает разрушать его изнутри. Символ этого начала – троянский конь: огромная зеркальная конструкция водружена на яйцеобразное основание – это своеобразное яйцо-мозг, аналог компьютера. Вирус разрушает память компьютера – а троянский конь разрушает память народа и уничтожает все вокруг.

– Сейчас свирепствует вирус гриппа: Европа уже потратила миллионы на вакцинацию. Идеи тоже могут быть вирусами – например, нацизм. И реклама может действовать как вирус.

– Мне было интересно показать, как столкновение двух цивилизаций порождает третью, новую цивилизацию. Так было в Испании: через нее прокатывались волны древних культур, сквозь нее шли греки, римляне, арабы. Похожая ситуация – в «Троянцах».

– Между первой и второй частями «Троянцев» будет стилевой слом?

– Да, стиль и визуальные приемы поменяются. Вначале мы показываем общество вроде нашего: хаотичное, агрессивное, вариант западного общества не в самом лучшем его виде. Во второй части мы рисуем утопическую страну, где правит царица Дидона. Здесь ведут научные исследования, заботятся об экологии, проповедуют пацифизм. Нечто вроде ГДР до падения Берлинской стены: все очень упорядочено.

– Как возникла группа La Fura dels Baus?

– Мы начинали как уличный театр в 1979 г. Все члены труппы могли делать все. Сначала мы просто играли на духовых инструментах. Потом заметили: если мы еще и говорим, у нас появляется больше публики. Мы начали использовать пластику тела, играть цветом. Если мы проходили по улицам, то делали это так, чтобы люди шли за нами и участвовали в представлении. В первый год у нас не было ничего, кроме мула и повозки. На следующий год мы уже купили фургончик. Мы ездили по Каталонии на повозке, запряженной мулом. Я прекрасно помню наше первое путешествие: 68 дней, из поселка в поселок. Мы заходили в такие глухие места Каталонии, где не ступала нога чужака. Да, мы были хороши: в этих отдаленных местах люди не видели ничего подобного. У них не было ни кино, ни телевизора. Помню, какую радость мы получали от выступлений – никогда я не испытывал ничего подобного. Собиралось человек 50 или 100: мы давали спектакли бесплатно. Иногда после представления пускали шапочку по кругу, иногда проводили лотерею. Но чаще нам приносили еду: фрукты, сыр, хлеб. Я играл на саксофоне, мой товарищ – на трубе, другой – на тромбоне, одна девочка – на кларнете. И еще у нас был ударник. Мы нигде не учились и играли тогда совсем плохо, сами себя обучали. Просто дожили до 18 лет и, вместо того чтобы поступать в университет, пошли на улицу. А в 25 лет к нам пришел успех. И эти важные вещи, которым мы научились на улице, мы принесли в театральные залы. В 1984 г. мы поехали на фестиваль. Без приглашения. Выступили; нас заметил один продюсер, мы ему понравились. Потом мы поехали на другой фестиваль. Сделали спектакль в Барселоне. Его повезли в Аргентину, в Копенгаген – и пошло. Примерно в то время нам начали платить за работу: мы вошли в моду, стали культовыми. Одна из самых популярных наших акций была такой: мы разбивали машину под бодрый индустриальный марш. Стучали молотками по капоту. Но нужна была предварительная подготовка. Сначала мы покупали за небольшие деньги старую машину, подновляли ее, как могли, чтобы выглядела прилично. Потом изнутри, заранее, подпиливали все переборки, проходились электропилой. И на представлении за пять минут от этой машины не оставалось ничего, она становилась плоской, как блин. Когда мы переворачивали эту лепешку, публика взрывалась от восторга. За два года мы разбили 500 машин. Самой тяжелой оказалась русская машина, она была сделана из толстого металла, и ее нелегко было сплющить.

– Но идея не нова: еще в 1969 г. Маурицио Кагель распилил на сцене рояль...

– Но это же совсем другое! Обычному человеку безразлично, что там делают с пианино. Другое дело, когда ломают машину – идол современного мира. Каждый человек мечтает купить машину, откладывает деньги. Если не хватает денег – экономит на всем. Потому что машина – это предмет культа, символ благосостояния.

– Как вы вырабатываете постановочные решения?

– Обычно мы устраиваем мозговой штурм: садимся за стол и начинаем обсуждать. Так мы придумали и свое название: La Fura dels Baus. Мы долго спорили, как назвать наше объединение. Один хотел назвать группу La Fura – «Сурок». Маленькие, юркие существа, очень умные, их носят на плече. Другой настаивал на топонимическом названии. Бауш – местечко, куда мы ездили выступать. Помню, в детстве мы спускались к реке, там была свалка, где мы находили массу интересных вещей, например электролампочки, которые можно было с треском разбить. И так без конца: один вопил – «Фура!», другой – «Бауш!» Они чуть не подрались. Был и третий, он все время молчал. И наконец я сказал: La Fura dels Baus – «Сурок из Бауша». Так примерно мы работаем и над спектаклем.