Выставка успешного, знаменитого и совершенно забытого художника
Третьяковка открыла выставку пейзажиста Александра Киселева, при жизни успешного и знаменитого, но за сто лет вытесненного из памяти публики его же ученикамиПейзажам Александра Александровича Киселева в постоянной экспозиции главного музея русской живописи места сегодня нет. Выставка проходит в рамках программы «Третьяковская галерея открывает свои запасники», помещается в одном зале, и на ней всего несколько картин плодовитого художника, глубоко уважаемого современниками, академика и профессора, вдумчивого критика и терпеливого наставника многочисленных учеников.
Работами некоторых из этих учеников, хранящимися в Третьяковке, выставка Киселева дополнена. И это дополнение демонстрирует, как далеко могут уйти ученики от учителя – просто в другой век.
Сам Александр Киселев (1838–1911), деятельный участник Товарищества передвижных художественных выставок, преподаватель Императорской академии художеств, как и его лирические и романтические пейзажи, безусловно, принадлежит XIX веку. В то время художнику было положено и достаточно любить родную природу, писать ее искренне и правдиво, вдохновенно и с лучших точек.
А ученики Киселева, такие как Сергей Сапунов или Мария Якунчикова, принадлежали уже будущим временам – нервным, переломным, не ценящим ни искренности, ни натуры, ни отточенного академического мастерства.
Но именно пейзажи Киселева, а не картины его учеников привлекают внимание на выставке. Сапунова нам все время показывают, а Киселева разве что в провинциальных музеях увидишь. А так понятно, почему его тщательно прописанные пейзажи вызывали восхищение современников. Они просто обязаны нравиться: мастерские, аккуратные, с выраженным настроением и понятными сюжетами.
Если Киселев писал горные вершины, то непременно в демонических кудрях туч, если изображал среднерусскую речку, то обязательно в безмятежном спокойствии летнего дня. А на самой популярной его картине «Старая мельница» в пейзаж прекрасно вписаны еще и лодочка у берега, коровы на пригорке и дядька в белом картузе.
Возможно даже, что и для современного массового зрителя нарядные и приятные «Заросшие пруды» и «Летние полдни» Киселева могли бы стать ближе, чем поставленные на постамент и внедренные в массовое сознание трепетные и депрессивные пейзажи Левитана, парадные портреты природы Шишкина или словно сквозь слезы написанные «Грачи прилетели» Саврасова.
Но репродукций с киселевских пейзажей не печатали ни в букварях, ни на конфетных обертках. Он стал художником «второго ряда» заслуженно – слишком правильный, чтобы быть в первом.