Актриса Ева Грин спасает сюжет о любви и клонировании

На «Чреве» (Womb) публика должна утвердиться в подозрении, что артхаусное кино – это медленно и печально. Героиня Евы Грин ходит по берегу моря и ждет, когда клон ее погибшего возлюбленного подрастет. Любовь бывает долгая, а жизнь еще длине-е-е-е-ей, как пел один артист советской эстрады

Еще пара слов о сюжете, размазанном в фильме Бенедека Флигауфа на 107 минут бережливо, как черная икра на бутерброде. Ребекка и Томми знакомятся и влюбляются в детстве, потом Ребекка уезжает в Японию, а через 12 лет возвращается в родное захолустье на пустынном берегу Северного моря. Там возмужавший Томми (Мэтт Смит), ставший экологом-активистом, готовится сорвать открытие местного центра клонирования, но случайно гибнет по дороге – чтобы стать обязанным тому же центру новым рождением, теперь из живота Ребекки, обрекающей себя на сложный комплекс инцестуальных чувств и социальную изоляцию, потому что в обществе царит клонофобия. Так они и живут – женщина и клон – в избушке на сваях у самого серого моря.

Героиня Евы Грин готова потерпеть до свадьбы еще лет 15 / outnow.ch

Плещутся стальные волны, хмурые тучи ходят туда-сюда, едва пуская в просветы тусклое солнце. Оператор Петер Затмари любовно фиксирует на пленку свинцовые пейзажи и приглушенную тяжелыми тенями чувственнную красоту Евы Грин.

История в «Чреве», как признается сам режиссер, не столько фантастическая, сколько сказочная. Никаких примет будущего нет, медленное действие разворачивается на вневременном фоне природных стихий и скудного быта, как в фильмах Сокурова или Звягинцева. Социальная среда редуцирована до пары-тройки неприятных эпизодических мамаш, озабоченных тем, чтобы их дети не играли с клонами. У героини, ездившей в Японию учиться математике, вроде бы есть работа (однажды нам показывают бегущие циферки на экране компьютера), но это не мешает ей жить уединенно на краю света. А главное, она совершенно не стареет, так что, когда клон Томми достигает половозрелого возраста и приводит в дом подружку, та поглядывает на Ребекку с ревнивой подозрительностью.

Ближе к финалу режиссер вообще вдруг вспоминает о конфликте, но вместо драматизма получается только неубедительная истерика клона, наконец-то доросшего до проблемы самоидентификации. А напряжение сводится к паузам, тяжелым, как мокрые бревна.

Честно говоря, весь сценарий «Чрева» – откровенно искусственное оплодотворение. Фильм почти в одиночку вынашивает Ева Грин, чье лицо гораздо умнее сюжета. На нем не отражается возраст, но усталость ложится пылью на веки, молчание бесцветит губы; все лицо как будто отступает, остаются глаза. Актриса тоньше роли, больше фильма. Ей бы не у Флигауфа, а у Бергмана сниматься. Но генетический код его режиссуры невоспроизводим.