Никита Михалков сотворил чистилище

Удивления уже, конечно, нет. Привычно все. И размах, и фантастичность, и незапланированный комизм. И то, насколько автор-исполнитель слился с персонажем. Ведь мы идем на фильм не про комдива Котова – мы идем на фильм про Михалкова. Но одна странность в «Цитадели» все-таки есть.

Михалков кается.

Если «УС-2: Предстояние» было адом, то «УС-2: Цитадель», конечно, чистилище.

Помнится, некоторые представители бесовского племени кинокритиков еще по поводу первой части говорили, что все происходящее в фильме можно объяснить единственным образом: герои умерли и это их посмертное видение. Все претензии насчет логики, достоверности и прочих досадных для большого русского режиссера мелочей снимаются разом.

Относительно части второй вряд ли можно возразить тем наблюдательным людям, кто после премьеры заметил: ну тут уж точно все умерли в самом начале.

И правда. Штрафбат, к которому приписан Михалков, отправлен пьяным генералом на штурм неприступной цитадели. В окоп штрафников пробирается Олег Меньшиков (пардон, Митя Арсентьев), полковник НКВД, имеющий приказ срочно найти и доставить Михалкова прямо к товарищу Сталину. Оба оказываются меж двух смертей: впереди немецкие пушки – сзади пулеметы заградотряда. Обоих накрывает взрывом. Все последующие эпизоды – череда невозможных возвращений и встреч. Михалков и домочадцы (на памятной еще по самому первому фильму даче). Михалков и Маруся (опять на сеновале). Михалков и народ (сцена со свадьбой-гулянкой). Михалков и Сталин. Михалков и Надя (которую где-то между двумя сериями успело контузить). Наконец, Михалков и цитадель, на штурм которой идут все те же герои, что и в начале. А из них никак не мог выжить никто.

Тут, правда, есть одно метафизическое затруднение. Приняв такую заманчивую логику посмертного видения, приходится признать, что в эпилоге мы видим посмертное видение внутри посмертного видения. Это совсем уже круто. Есть многое в голове Никиты Сергеевича, что и не снилось нашим мудрецам.

Между тем в диалогах с печальным демоном Меньшиковым выясняется, за что такое наказание. Оказывается, в Гражданскую Котов зарубил священника. Но Бог милостив. В «Предстоянии» он чудесным образом непрерывно спасал семью Михалковых – Котовых, чтобы в «Цитадели» дать комдиву (и, очевидно, впавшему вместе с ним в безбожие всему советскому народу) возможность героического искупления.

Вероятно, чтобы как-то уравновесить роль собственной личности в этой истории, Михалков уделяет очень много внимания братьям нашим мельчайшим. «Цитадель» начинается с рождения комара, который затем минут семь летает над окопами, чтобы, сев на щеку актера Мерзликина, удостоиться комментария: «Пусть попьет, это наш комар». Судьбу цитадели решает паук (потому что это, конечно, наш паук). А у Меньшикова очень драматические отношения с белым мотыльком.

Кстати, раз есть ад и чистилище, то должен быть и рай. И он есть – в эпилоге, где Михалков, Надя и другие бессмертные герои «Утомленных солнцем – 2» едут на танке на Берлин. Тут, по-моему, недодуман всего один штрих. Танк, как в «Обитаемом острове», должен быть розовым.