Захар Прилепин собрал в книге «Десять» российскую сборную по литературе

Сборник «Десятка» подан Захаром Прилепиным как «повод для ревизии достижений отечественной литературы за последние десять лет»

Достижение это или нет, но сборник удивляет какой-то поразительной однородностью. Вроде бы до «Десятки» были довольно разные авторы, а все вместе оказались – выстроились, словно доски в заборе, без зазоров и щелей. Никакого эстетического разноголосья. Даже трудно вспомнить, когда еще в нашей литературе встречалась подобная сплоченность рядов. Пожалуй, последним схожим примером были популярные сочинительницы детективных романов, которые с удовольствием вместе фотографировались, сами назначали себя «королевами» жанра и действительно в том же составе фигурировали в рейтингах продаж. Был еще, как раз лет десять назад, сборник «лауреатов литературных премий», форматом и оформлением очень напоминавший коробку шоколадных конфет, – но там, под «крышкой», все же слышалось какое-то движение, каждый из «лауреатов» тянул оберточное одеяло на себя.

Из «Десятки» поначалу выделяется Сергей Самсонов. Его повесть самая длинная и самая трудночитаемая. Писатель безошибочно выбирает сюжет, «матч смерти» в Киеве 1942 года, украинские футболисты играют с фашистами. Вроде бы сходится все верно: и героическая попытка сопротивления, и футбол как универсальный символ понятного во все времена зрелища. Самсонов пишет очень избыточно, он накручивает эпитеты и сравнения, словно пытается оживить те же чувства, которые вызывала военная проза в читателях прошлых поколений. Он честно шаманит словами, но, увы, никак не может достичь желаемого эффекта.

Вскоре, однако, выясняется, что и футбольная команда – не совсем подходящий образ для «Десятки», хотя авторы сборника всячески и обыгрывают мотив физической силы как творческой состоятельности. «Дачный», как всегда автобиографичный, рассказ Сергея Шаргунова еще культивирует ощущение неопределенности, когда непонятно, что из твоего окружения таит благо и радость, а что – опасность и смерть.

Но дальше уже идет гораздо более конкретный разговор «за жизнь». Захар Прилепин вновь, как и в сборнике «Грех», романтизирует деревенские «пацанские разборки», продолжая тщательно выписывать начатое там сочинение «Мое босоногое детство». Герман Садулаев рассказывает о правилах поведения на войне, Михаил Елизаров в трэш-фантазии «Госпиталь» призывает бросить все и любоваться бессмысленной жестокостью дедовщины. Андрей Рубанов воображает себя Хантером Томпсоном, объясняя молодому поколению, как научиться «кайфовать» в следственной тюрьме, «где бьют сапогами за любую попытку впасть в неофициальное состояние». Дмитрий Данилов учит тому же, правда на свободе, где с «неофициальным состоянием» тоже не все так просто. Несколько в стороне от всей этой литературной «распальцовки» оказываются два рассказа Романа Сенчина. Писатель лаконичен как никогда, он ведет читателя от слез к нервному смеху, от страшной трагедии, гибели маленькой семьи, – к городской зарисовке о напуганных кризисом рекламщиках. Его роль в этом сборнике напоминает старое интервью группы Spice Girls, когда на просьбу спеть все дружно указали на одну: мол, «спеть – это к ней».

«Ладно-ладно, мы все поняли, приехало московское ссыкло. Я тебе нормальный расклад предложил, сразу бы выяснили, что вы стоите, столичные», «В общем, на войне как на войне», «Только по-честному, полностью погружайся в чтение. Будешь халтурить, о «дедах» думать и ссаться – они сразу тебя почуют и на твой страх придут», «Смысл заключался в том, чтобы не просто убиться в хлам – но убиться и при этом не прекращать движение» – когда авторы «Десятки» слаженным хором соглашаются с действующими на территории РФ законами «пацанской» жизни, они явно чувствуют себя на своем месте. Прямо как «червонцы, которые всем нравятся».

Десятка: Антология современной русской прозы / Составитель Захар Прилепин. М.: Ад Маргинем Пресс, 2011