Роман Джонатана Литтелла "Благоволительницы": тяжелый бестселлер

Выход «Благоволительниц» Джонатана Литтелла на русском языке сопровождался изрядным шумом: еще бы, на счету романа Гонкуровская премия (2006 г.) и Гран-при Французской академии, перевод на 20 языков, мировой успех, массовые продажи в Европе.

И все же, прежде чем браться за эту книгу, стоит отдать себе отчет в том, что ждет вас на 800 страницах текста, набранного мелким убористым шрифтом. «Песчаная почва вокруг тел пропиталась почти черной кровью; и ручеек тоже почернел. Запах крови заглушал ужасный смрад экскрементов, в момент смерти многие испражнялись». Бабий Яр. Но это только начало. Дальше больше – все новые младенцы на руках у родителей, просьбы к немецким солдатам попасть в детей с первого выстрела, застывшие, сливающиеся с небом глаза, кровь, мозг, текущий из раздробленных черепных коробок, повешенные в мешках и без, разлагающиеся трупы расстрелянных, зловоние, к которому никак не может привыкнуть оберштурмбаннфюрер СС Макс Ауэ, все это нам и рассказывающий. Подумайте, сможете ли привыкнуть вы.

Эффект достоверности происходящего, увиденного глазами Ауэ (юриста по образованию и интеллектуала по призванию), возникает благодаря плотности исторических деталей, убедительности диалогов, точности географических координат и пейзажей. И достигает такой фантастической степени, что в какой-то момент становится непонятно, как Джонатан Литтелл, к моменту окончания книги 39-летний, вообще смог написать все это, а написав, не повредился в уме? Ну ладно, это, положим, вопль обывателя. Вопль читателя – ради чего это было написано и почему должно быть прочитано?

И вот это по мере погружения в действительно весьма кинематографичное действие «Благоволительниц» становится очевидно.

Литтелл выступил в роли ассенизатора, решился на гигиенический акт, собрав всю грязь, мерзость, подлость и пороки в одном персонаже и продемонстрировав их в назидание потомкам.

Максимилиан Ауэ – не только палач, то вольный, то невольный, но и извращенец: в юности он спит с собственной сестрой-двойняшкой – один раз в музее, на гильотине. Из-за невозможности быть с ней вместе, Макс становится гомосексуалистом и, рискуя головой, носит под офицерской формой женское белье. Но и это цветочки. То ли в бреду, то ли наяву он становится убийцей собственных родных.

Чудовище? Не больше и не меньше, чем каждый из живущих на земле, убежден сам Ауэ. «Я хотел сказать, что если человек, как бы ни старались изобразить его поэты и философы, по природе своей не хорош, то уж точно и не плох. Добро и зло – категории, которые помогают оценить результат воздействия одного человека на другого, но они совершенно непригодны и даже неприемлемы, чтобы делать выводы о происходящем в человеческой душе».

Проще говоря, самый жуткий убийца легко может оказаться добрым семьянином. Да и что значит «убийца», если на войне заповедь «не убий» отменяется – своих врагов убивают и иудеи, и христиане. И значит, все законы, в том числе библейские, относительны. Хотя на самом деле убивать не хочется никому. Но кому-то везет меньше – и тогда приходится. «Угроза – особенно в смутные времена – кроется в обычных гражданах, из которых состоит государство. По-настоящему опасны для человечества я и вы». Такова правда героя.

За спиной его, однако, стоит автор, невероятный Литтелл, написавший черновик романа за четыре месяца в Москве и наполнивший текст не только историей Второй мировой, но и литературой – Софоклом, Платоном, Вийоном, Флобером, Достоевским, Толстым, Лермонтовым, Джойсом.

Вся эта компания поет хором, пританцовывая (части романа озаглавлены названиями старинных европейских танцев – «Токката», «Сарабанда» «Менуэт»), следующее: зло таит распад, зло несет разрушение – телу и душе.

Максимилиан Ауэ все чаще, начиная с «достреливания» красивой еврейской девушки в яме, все хуже различает явь и бред, все чаще мучим кошмарами, желудок его не приемлет пищи, его мучает то рвота, то понос. Потому что нарушил те самые законы, в относительности которых так истово убежден.