«Египетская марка»: Повесть Мандельштама издана с подробными комментариями
Пояснения к «Египетской марке» Осипа Мандельштама по кусочкам восстанавливают канувший в небытие мир
«Египетская марка» с пояснениями для читателя точно нарочно вышла нынешней зимой, полной внутреннего брожения и всеобщего предчувствия уже, кажется, совершенно неизбежной смены эпох. Получилось значимое совпадение. Потому что «Египетская марка» как раз об этом – об исчезающей в жерле вечности эпохе, людях, вещах, словечках, жестах.
Действие этой маленькой повести протекает в 1917 г., после Февральской революции, хотя написана она была 10 лет спустя, в 1927–1928-м. У этого текста в восьми главках (восемь – числовой символ вечности) совсем простой сюжет: человечек по имени Парнок, родственник Акакия Акакиевича и Якова Голядкина, мечется по Петрограду, терпя одну неудачу за другой: портной похищает у него визитку (сюртук), его рубашка в прачечной достается ротмистру Кржижановскому, затем Парнок безуспешно пытается предотвратить суд толпы над воришкой. Дама его не приходит на свидание, предпочтя ему все того же Кржижановского – в последней главе Парнок бродит в лихорадочном бреду по Петербургу, а его удачливый соперник едет в Москву.
Когда события столь скудны, очевидно, что дело не в них. И действительно: в повести Мандельштама предельно сконцентрированы, сдвинуты, тесно-тесно прижаты друг к другу не события, а детали и вещи. «Но как оторваться от тебя, милый Египет вещей? Наглядная вечность столовой, спальни, кабинета. Чем загладить свою вину?» «Египетская марка» – обидное гимназическое прозвище Парнока – значит, как указывают составители «Пояснений к читателю», «лишняя, ни к чему не пригодная». Мандельштам показывает, как все сыплется, испаряется, тонет, становится лишним. Комментаторы (Олег Лекманов, Мария Котова, Анна Сергеева-Клятис и остальные) по камешкам, пуговицам и ниткам собирают этот разрушенный мир и возвращают нам.
«Лифт не работает <...> И страшно жить, и хорошо! Он – лимонная косточка, брошенная в расщелину петербургского гранита, и выпьет его с черным турецким кофием налетающая ночь». Наведя на мандельштамовскую ночь и звезды телескопы с тысячекратным увеличением – рассматривая каждую упомянутую здесь щепотку свежего кяхтинского чая и чайную ложечку сквозь призму русской и европейской истории и культуры, – комментаторы обнаруживают подтекст за подтекстом, источник за источником. В лимонной косточке, например, различат напоминание о пристрастии Парнока к лимонам, намек на остроконечные желтые колпаки, в которых ходили испанские евреи в знак изгойства, и предвестие «трамвайной вишенки страшной поры» из стихотворения Мандельштама 1931 г.
В пояснениях раскрываются не только конкретные непонятные места повести, но и тайна этого текста в целом. Читая их, понимаешь, во-первых, что нас действительно отделяет от «Египта вещей» – вечность, но, во-вторых, открываешь, почему «Египетская марка», несмотря на свой крошечный объем, кажется столь насыщенной и глубокой. Потому что в каждой детали здесь прячется культурный космос, просвечивает и Пушкин, и Достоевский, и Андрей Белый, и Розанов, и Данте, и Киплинг, музыка Бетховена и Баха, живопись Брейгеля и Ван Гога.
Эти пояснения, конечно, не для сквозного чтения – каждый откроет в них нужную страницу. И если и вздохнет, то лишь о «картинках» – в исследовании про ушедшие вещи их, конечно, должно быть больше, и лучше бы цветных. Впрочем, это уже пожелание к переизданию, которое эту книгу наверняка ждет.