Политехнический музей готовится к реконструкции

Главный хранитель Политехнического музея Наталия Чечель тщательно заперла кабинет изнутри и повернулась ко мне.

— Вы женаты?

— То есть?

— Я вот тоже замужем. Супруг мечтает, чтобы меня выгнали с работы, чтобы я перестала уходить на работу в девять утра и приходить в одиннадцать вечера.

Утро Наталии начинается с инспекции музейных подвалов. В будущем году Политехнический музей закрывается на реконструкцию, осенью должен начаться вывоз фондов. Сейчас сотрудники лихорадочно готовят к переезду 210 тыс. экспонатов, среди которых попадаются атомные бомбы, автомобили и небольшие танки. На переезд, аренду хранилища и его обустройство Министерство культуры выделило 550 млн рублей.

— Есть грехи музейные, — объясняет Чечель, наливая мне чаю в чашку с каким-то политехническим рисунком. — Не все еще взвешено, обмерено. Выявляются предметы, которые нуждаются в срочной реставрации, потому что они не переживут переезда. Есть объекты, которые требуют демонтажа, необходимо подготовить техзадание на их разбор и упаковку. Например, модель доменного цеха — она занимает целый экспозиционный зал. Или вот вычислительная машина «Урал».

Подготовка и переезд четко регламентированы. Есть документ, объяснила Наталия, называется «Инструкция по учету и хранению музейных ценностей», составлена Министерством культуры СССР в 1985 году. Все музеи по ней работают, а других правил нет.

Я эту инструкцию потом нашел в интернете и поразился глубокому знанию жизни ее авторов. «Гусеницы молей живут в паутинных ходах и чехликах, — учит инструкция, — личинки кожеедов оставляют в местах питания волосатые линочные шкурки или кучки пылевидной трухи». Бабочки-чешуйницы, оказывается, питаются акварелями. Главный враг предметов крестьянского быта — жук-притворяшка. Что же касается транспортировки и хранения утвари, то в инструкции им посвящено две главы, и там предусмотрено решительно все, так что за фонды Политеха, мне казалось, можно не волноваться.

Но главный хранитель нервничает. Не кожееды угрожают ее фондам, а сжатые сроки переезда, в которые музей вынужден уложиться, — полгода на все про все. За это время, считает Чечель, перевезти экспонаты без потерь невозможно.

— Мы специально ездили в Европу, изучали мировой опыт. Немцы вдвое меньший, чем у нас, фонд перевозили четыре года. В Праге музею сперва построили хранилище, а потом уже они перевезли туда фонды. А у нас хранилище арендованное, и мы туда переезжаем на неопределенный срок. По проекту в музее после реконструкции хранилища не будет, а когда нам построят свое — непонятно.

Решение о сроках принял Фонд развития Политехнического музея — организация, курирующая процесс реконструкции. Я коротко беседовал с ее гендиректором Юлией Шахновской. Спросил, среди прочего: успеет ли музей перевезти все экспонаты за одну зиму? «Успеем, — заверила Шахновская, — сроки сжатые, но не фантастические».

Сначала Фонд предлагал музею переехать со всеми танками на ВВЦ. Так решил председатель попечительского совета музея, первый заместитель председателя правительства РФ Игорь Шувалов. Музею предложили шесть павильонов: один — под офис, два — под хранилище, три — под экспозицию. И срок для переезда обозначили выполнимый: с 1 апреля 2012-го по 1 октября 2013 года.

— Мы посмотрели эти павильоны, и выяснилось, что они почти все убитые, — продолжает Чечель, — создать в них условия для хранилища невозможно. Но поскольку вопрос о размещении музея на ВВЦ был решен самим Шуваловым, пришлось к нему же обращаться с просьбой отменить решение.

В итоге музею дали 15 тыс. квадратных метров на территории бывшего АЗЛК. Обеспыленный пол, металлические фермы, семиметровые потолки. Нормальные условия для хранения, можно даже сделать боксы со спецусловиями для старых деревянных предметов. В октябре хранилище должно начать работу. Казалось бы, все хорошо. Вместе с тем, исходя из графика финансирования, утвержденного правительством РФ, дирекция Фонда установила новые сроки переезда: вместо прежних полутора лет — полгода. А как перевезти 210 тыс. экспонатов за одну зиму?

В сущности, противостояние между музеем и Фондом длится уже два года. Сотрудники Политеха упрекают дирекцию Фонда в непрофессионализме и узурпации власти. Фонд, в свою очередь, обвиняет работников в консерватизме и косности. Например, не угасают споры вокруг проекта будущего музея, который поддерживают далеко не все работники, считая его невоплотимым в московских условиях. Дело в том, что в представлении автора концепции, архитектора Джуньи Ишигами, идеальный музей выглядит так: все здание обносится рвом, из которого растет зеленый сад. Подвалы освобождаются от экспонатов, и там, на вековых камнях, тоже растут деревья. Есть сад и во внутреннем дворе. И еще перекрытие из тонкой прозрачной пленки.

— У Ишигами в проекте философская подоплека — техника произрастает из природы, — пояснила Чечель. — Это красиво, тут есть изюминка, но этот проект в наименьшей степени учитывает реальные нужды музея. Там много нюансов. Например, вот тротуары вокруг музея — это территория Москвы, а с московским правительством пока ничего не согласовано. Под нами метро, канализация, канал правительственной связи, а в проекте на подземном уровне — зимний сад! ФСБ нам уже сказало: «Идите вы знаете куда с вашим садом? Мы из-за вас будем канал связи переносить?»

Последним событием, превратившим вялую полемику в открытый конфликт, стал «Политеатр» — совместный проект Фонда по развитию и театра «Практика». Всю весну в Большой аудитории Политеха будут идти спектакли режиссера Эдуарда Боякова по прозе Владимира Сорокина, Сергея Довлатова и других современных писателей.

По словам Наталии Чечель, сотрудников музея ни разу не допустили к обсуждению проекта — все решения принимали Фонд и попечительский совет. Только после настоятельных просьб им предоставили презентацию. А о том, что «Политеатр» будет приспосабливать для спектаклей сцену Большой аудитории, они узнали, лишь когда начались строительные работы. Тут их терпение лопнуло.

22 февраля они обратились к гендиректору Политехнического музея Борису Салтыкову с коллективным письмом. Читал его и я. «То, что происходит в Большой аудитории сейчас, является грубейшим нарушением действующего законодательства в области охраны памятников истории и культуры, — говорится в письме. — Подобные методы работы вызывают опасение, что предстоящая реконструкция всего исторического здания музея может обернуться подобным “приспособлением” в интересах отдельных проектов».

Сотрудники взывали к распоряжению Департамента культурного наследия Москвы от 17.02.2011, согласно которому Большая аудитория Политехнического музея — объект культурного наследия федерального значения. Обратились они и в сам Департамент, попросив провести проверку. Им пообещали прислать комиссию. Возможно, это сыграло свою роль, потому что 27 февраля, в ходе пресс-конференции, анонсирующей «Политеатр», режиссер Бояков пообещал: больше он ни гвоздя не вобьет без согласования.

Я, кстати, спросил у Шахновской: правда ли, что сцену в Большой аудитории разрушили и сотрудники музея этим недовольны?

— Никакого разрушения сцены не происходит, — ответила гендиректор Фонда по развитию. — Нас так жестко блюдут, что это было бы невозможно.

— Что у вас сейчас на повестке дня?

— Проект по реорганизации внутренней структуры управления музея.

— Уволите, что ли, всех? — перевел я.

— Будут сокращены сотрудники, необходимость в которых просто исчезнет. Например, смотрители, работники читальных залов библиотеки.

В целом из 480 сотрудников сокращения ожидает больше ста. Ни для кого это не секрет. Но большинство реагирует спокойно. Чего нервничать — у них есть инструкция 1985 года. Там ясно сказано: «Всякое изменение режима производится медленно и постепенно».