Константин Коровин в Третьяковке: Много света и цвета
Третьяковская галерея открыла большую выставку Константина Коровина. Одаренный русский художник, любимец публики, предстал на ней ожидаемо праздничным, красочным и простительно небрежным
Лучшая вещь на большой выставке Константина Коровина – его портрет, с нежностью написанный Валентином Серовым. По висящим рядом портретам самого Коровина понятно почему – он не был перфекционистом, как его умный друг, и не пытался в каждой работе ставить и решать даже живописные задачи, не говоря уже о психологических и идеологических.
Мог блистательно – по живописи, но не пониманию человека – написать портрет Ивана Абрамовича Морозова и декоративно-условно, как куклу в шляпе, изобразить княгиню Марию Клавдиевну Тенешеву. Но, возможно, именно за артистическую небрежность и эскизную незаконченность так любит картины Коровина русская публика, традиционно чтящая природный талант больше, чем профессиональную дисциплину и сдержанный эстетизм.
И еще, думаю, наша публика благодарна Коровину за отсутствие беспросветной тоски, мировой скорби и сострадания к униженным и оскорбленным, так попортивших русское изобразительное искусство. Коровин любил солнце и видел мир в цвете и свете, даже дрова – оранжево-желтыми.
Большая – 240 работ из 22 музеев – выставка Константина Коровина в Третьяковской галерее на Крымском Валу приурочена к его 150-летию. Как и все юбилейные экспозиции музея, она представляет своего героя не лучшим образом – только отборными вещами, а с возможной полнотой. Поэтому в каких-то разделах – а выставка выстроена тематически – заметно, что художнику, бывало, не очень-то хотелось развивать тему и он тиражировал приемы и не каждую картину писал в радость себе, людям и модели.
Например, скучных музицирующих девиц в разделе «Ноктюрн» могло было быть вполовину меньше, а стена натюрмортов с букетами издали может и напугать неорганизованным буйством красок. Хотя если подойти поближе к каждому холсту, то изображение собирается, фокусируется и даже гармонизируется. Но лучше, возможно, натюрморты было бы подряд не вешать.
Зато не разочаровывают ни выбеленные южным солнцем крымские пейзажи, ни расцвеченные желтыми огнями ночные парижские бульвары – их на выставке столько, чтобы радоваться не уставая. Прекрасен раздел «Север» вместе с волшебно светящимся серым холстом «Гаммерфест. Северное сияние».
Кроме живописи, по праву царствующей на коровинской выставке, показаны театральные работы и в подробностях – от эскизов до костюмов и декораций – французская постановка «Золотого петушка» 1934 г.
Работы эмигрантского периода Третьяковка выставлять не стала, а именно они в петербургской версии выставки удивили и опечалили мрачностью поклонников Коровина. Но и автопортрета 1938 г. – седой печальный старик – достаточно для понимания, как жестоко в конце концов обошлась судьба с обаятельным молодым человеком, опирающимся на серовском портрете на красно-белый полосатый валик удобного русского дивана.