Сборник «Инструмент языка»: Евгений Водолазкин собрал анекдоты об «академиках»

Евгений Водолазкин, доктор филологических наук, сотрудник отдела древнерусской литературы в Пушкинском доме, а с недавних пор и писатель, автор замечательного романа «Соловьев и Ларионов» (М.: НЛО, 2009), сделал то, что давным-давно следовало: собрал и записал академический фольклор.

Уморительно смешные, печальные и трогательные истории об ученых – Борисе Михайловиче Эйхенбауме, Дмитрии Сергеевиче Лихачеве, Александре Михайловиче Панченко и других, деликатно названных первой буквой фамилии, – соединились в «Мелочах академической жизни». После «Мелочей» следуют развернутые портреты – Лихачева в разных ракурсах, но с неизменным благоговением, не столь известных, но столь же достойных филологов Льва Александровича Дмитриева и Юрия Валентиновича Кнорозова, а также бабушки автора, киевской учительницы биологии, учившей, между прочим, и Наума Коржавина, ценившего ее за доброту и «абсолютную порядочность».

Картина из всех этих «мелочей» складывается масштабная и пестрая. Вот Борис Эйхенбаум в эпоху борьбы с космополитизмом, зайдя в туалет Пушкинского дома, произносит: «Вот единственное помещение, где легко дышится». Дмитрий Сергеевич Лихачев, даря свою книгу, перечеркивает список своих наград и званий и пишет: «Прошу не обращать внимания на эту безвкусицу». Вот сотрудники Института русской литературы (Пушкинского дома) мечтают встретить на полях совхоза «Федоровское», куда их привезли собирать турнепс, хотя бы одного представителя народа и наконец замечают сразу двух «полногрудых, голубоглазых» селянок с косами. «Они подошли к мужчинам из Пушкинского дома и сказали: «Мы ищем своих. Это Академия художеств?» – «Нет, – ответили мужчины. – Это Академия наук». Вот анонимный пушкинодомец, посетивший Дом кино без членского билета, на вопрос контролерши: «Член дома?» невозмутимо отвечает: «Нет, с собой» и проходит в зал.

Отсмеявшись забавному, пройдя вместе с героями Водолазкина сквозь жуть блокады, а затем унылый абсурд советской эпохи и приземлившись в тощие для академии нынешние годы, понимаешь, что «Инструмент языка» – это не просто сборник анекдотов и биографических очерков. Гораздо глубже, шире: Водолазкин написал объемное свидетельство о жизни науки и ученых в разные времена, тонко подсвеченное историческими и культурными параллелями и ссылками (например, на стихи Блока о Пушкинском доме или мысль Бродского о поэте как инструменте языка). И еще дальше: это свидетельство сердечное, сердцем писанное – и вообще-то не сентиментальный Водолазкин этого слова («сердечность») как раз не стеснятся. Именно такое отношение к людям и делает его глубоким и зорким рассказчиком, оттого и все герои этой книги, даже помянутые вскользь, такие живые. В общем, нашему языку посчастливилось еще с одним чутким и послушным инструментом.