«Летучий Голландец» в Байройте: вагнеровская героиня полюбила киборга

Морские волны превращены режиссером в волны электромагнитных импульсов: моряк Даланд, по версии Глогера, – владелец небольшого заводика, Голландец – киборг, в чью черепушку вживлены проводки. Он не меньший визионер, чем Сента, смастерившая себе идеального возлюбленного с квадратной головой из картонных ящиков, – ибо Голландец ищет любви и верности безусловной и по эту, и по ту сторону микросхемы.

Разные планы бытия артикулированы Глогером с похвальной педантичностью: в таинственном мире Цифры ничуть не меньше загадок, глубин и стремнин, чем в призрачном иномирье романтиков. Сеть манит и затягивает так же, как затягивал в изумрудные глубины океан, по которому путешествовал человек ХIХ века.

Новый «Голландец» вызвал бурю разноречивых суждений. Однако спектакль получился безумно увлекательным, по-настоящему захватывающим. Глогер оказался мастером выстраивания массовых сцен и театральных эффектов, его подробная работа с актерами, игра с тенями и светом заслуживает уважения.

Но главной ценностью премьерного спектакля стала все же не режиссура, а интерпретация Кристиана Тилеманна – дирижера, которого Катарина Вагнер привечает в Байройте давно. Увертюра была проведена умно, отчетливо, залихватски стремительно. Тилеманн выказал высочайший уровень системного музыкантского мышления. Каждая грань формы, раздела, перехода к новой теме подавалась выпукло, целое представало изящным и совершенным пространственным конструктом – наподобие вазы, блистающей округлостями и радующей соразмерностью.

Тилеманн не счел нужным развенчивать сугубый романтический накал и пафос раннего Вагнера. В его интерпретации много воздуха, в ней «легко дышится», певцы чувствуют себя с ним исключительно комфортно.

Кастинг идеален: сказались уверенное чутье и опыт Евы Вагнер-Паскье, старшей из сестер Вагнер, принявшей вместе с Катариной бразды управления фестивалем после смерти отца. Адрианна Печенка брала своим грудным, неистовым, глубоким сопрано. Самуэль Юн, спешно призванный на смену Евгению Никитину, проигрывал солисту Мариинки по мужским статям и фактуре, но отыгрывал все обратно, стоило ему открыть рот: стабильный, мощный, ровный баритон изумительной красоты с легкостью справлялся и с нежнейшими любовными дуэтами, и с громовыми раскатами инфернального гнева. Ясный, звонкий, светлый тенор Рулевого (Бенджамин Брунс) и два великолепных вагнеровских певца – бас Франц-Йозеф Зелиг (Даланд) и тенор Михаэль Кёниг (Эрик) дополнили певческий ансамбль, в котором не обнаружилось ни единого слабого звена.