"Музей революции": Роман Александра Архангельского первое время будет существовать только на экранах ридеров

Вчера начались электронные продажи нового романа литератора и телеведущего Александра Архангельского «Музей революции». Пока роман можно купить лишь в мегамаркете электронных книг «Литрес» или на сервисе Bookmate. С середины ноября в сети станет доступна сокращенная бесплатная версия (журнал «Октябрь», № 10–11. 2012). Бумажную книгу АСТ выпустит к концу ноября; полная электронная версия станет бесплатной в январе следующего года. Впрочем, возможность поблагодарить автора через электронный кошелек у читателя будет всегда.

– Запуская такой многоступенчатый, вместе с «Институтом книги» придуманный цифровой проект, вы выступаете как исследователь рынка электронных книг, просветитель или как автор, который хочет предельно широкого охвата аудитории?

– Ладно вам издеваться. Просто пока нет хороших русских слов, чтобы сформулировать, чем именно я хочу заняться, приходится брать первые попавшиеся – «запуск», «проект». Если совсем просто: бумажная книга прекрасна, но кроме нее есть цифровой мир, в котором современная литература теряется. Издатели не умеют с ним как следует работать, значит, нужно учиться самим – через 10 лет учиться будет поздно, готовь акваланги до наводнения. В остальном – почему или-или? Я ныряю в холодную воду, чтобы доплыть до читателя, и, если доплыву, расскажу другим, где рифы, а где встречное течение, помогает электронное существование бумаге, вредит, или они вообще в параллельных мирах.

– Мыслите ли вы электронный и печатный текст как равные сущности?

– Мыслите ли вы клубный пиджак и вязаную кофту как равные сущности? И то и другое одежда. Подходит к разным обстоятельствам. Электронная книга пока не такая удобная и мягкая, зато она стильная и современная. А бумажная – своя, домашняя, с ней уютно. Вообще, что-то мне подсказывает, что в ближайшем будущем люди будут начинать с электронной версии, а если книжка понравится, будут либо раскупать ее бумажный тираж, либо делать «печать по заказу».

– А вы не боитесь, что этот эксперимент бросит тень на роман, заставит читателя воспринимать сам текст не слишком всерьез?

– Читателю дела нет до того, экспериментальна ли электронная публикация, ему важно прочесть книгу и решить, увлекает она его или нет, герои – свои или чужие, мысли встречные рождаются или нет. И если мои друзья-сочинители (прежде чем воспользоваться готовыми плодами моего опыта) не начнут объяснять налево и направо, что это бросает тень, то все будет в порядке. Люди прочтут книгу, а не эксперимент. Вообще, есть разница между советским писателем, который живет на госдаче, стоит в очереди на книгу в госиздательство и ходит в Литфонд за госдотациями, и просто писателем. Который ищет самые короткие пути к читателю, заодно думая о типографии и гонораре. Вы что думаете, появление многотиражной роторной машины в 1799 г. не поставило перед писателями проблемы, похожие на те, какие ставит сегодня AppStorе? И самые живые из них эти ответы искали. Почитайте не переписку Серафимовича с «Совписом», а переписку Карамзина об издании его «Истории» или письма Пушкина, который экспериментировал с книгопродавцами. И при этом раз и навсегда дал нам формулу, которая, как светская молитва, ограждает от соблазнов рынка при участии в нем: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». За четыре года работы над романом я ни разу не подумал о том, как буду его пристраивать. А теперь имею дело не с вдохновением, а с рукописью.

– Стояла ли перед вами задача создать языковой образ современного мира?

– Писатель любит ушами. Он ходит и подслушивает. В кафе, в банке, в поезде, в метро. И, конечно, хочет, чтобы его эпоха была слышна в тексте. Чтобы читатель опознавал себя и свой день. Но тут нужно знать меру, создать обобщенный образ и зафиксировать сегодняшний язык совсем не одно и то же. Первое – задача литературы, второе – задача газеты, не более того. Да и вечное правило романа никто не отменял: иди не за языком, а за героем, и да поможет тебе Бог.

– Ваш роман во многом о взаимоотношениях современности и истории. В какой мере ваши симпатии на стороне истории?

– Я бы хотел верить, что роман о нас сегодняшних внутри большой истории. По-моему, никакой отдельной современности и отдельного прошлого нет. Либо мы любим то страшноватое, а все-таки прекрасное место, в которое нас поставили жить, либо все становится фантомом. И наоборот, если любим – то и фантом превратится в реальность.

– Очевидно, что многие персонажи имеют узнаваемых прототипов – от Теодора Шанина до Владислава Суркова. Значит ли это, что вам, как Гоголю и Лескову, например, сложно придумывать?

– А придумывать – что? Внешние портретные черты, которые я действительно иногда люблю подхватывать из окружающей жизни? Тогда да, сложно.

– Это про персонажей, а сюжет тоже сложно?

– Сюжет придуман от начала до конца. Вообще, открою страшную тайну. Я в детстве очень любил вязать спицами. Петелька, крючочек, пропустили белую и розовую нить между средним и указательным... и все так сплетается одно к одному. Так и сюжет. Эпизод, подсмотренный в жизни, выдумка, ворованный воздух, неправдоподобная деталь – и все ровно, плотно... Придумывать сюжет – все равно что вязать. Так и напишите.