"Жизель" в Михайловском театре: Семионова и Гомес вывели хрестоматийный балет из старинной рамы
Михайловский театр открыл сезон самым старым репертуарным балетом – «Жизель». Но все равно заставил о себе говорить – в двух спектаклях выступили премьеры American Ballet Theatre Полина Семионова и Марсело Гомес, которые в этом сезоне объявлены постоянными приглашенными солистами петербургской труппы
Стартовать для новой публики в «Жизели» могут себе позволить только очень уверенные в себе звезды. В старинном романтическом балете негде блеснуть той виртуозностью, которая сама поднимает зал на ноги. Зато он буквально в увеличительное стекло позволяет разглядеть актерский уровень солистов. Но Полина Семионова и Марсело Гомес известны собственным взглядом на хрестоматийную классику, которая у обоих составляет основу репертуара.
Версия Никиты Долгушина, что идет в Михайловском театре, выглядит стилизацией оригинальной парижской постановки. И гости, не удовольствовавшись воспроизведением «казенки» (собственно хореографический текст партий Альберта и Жизели каноничен), вписались в новую для себя редакцию.
В первом акте Гомес, вопреки обыкновению, почти полностью уступил сцену Семионовой – он не слишком настаивал на графских манерах своего переодетого крестьянина, не режиссировал свою интрижку с Жизелью и не очень подробно обыгрывал диалог с законной невестой. Танцовщик был полностью сосредоточен на дуэте с Семионовой – очевидно никакой не крестьянкой и совсем не простушкой. В избыточной пышности и яркости редакции Долгушина она была максимально естественной девушкой, вполне современной, летящей в вихре чувств с той же безоглядностью, что и в блестящих финальных турах своей вариации. Этот душевный порыв и заставлял импульсивного, страстного Альберта забыть не только о существующей невесте – обо всем на свете.
Сословное неравенство в этой трагедии не играло никакой роли, отчего пронзительнее оказался обман и преданное доверие. После этого вопрос, является ли встреча с Жизелью на кладбище следствием воспаленного воображения Альберта или обманутые девушки после смерти действительно встают из могил и преследуют путников с нечистой совестью, терял актуальность. Второй акт внешне выглядел контрастом осовремененному первому. Безупречная кантилена, стильные позы, будто вымеренные на аптечных весах, красивейшие положения рук, невесомые поддержки могли бы выглядеть гимном балетному романтизму. Но сначала взрывные, а в финале бессильные, едва намечаемые прыжки и неистовые, отменяющие физические законы вращения, разрывающие элегию прощания, снова выводили историю Альберта и Жизели из роскошной рамы старины. Приглашенные гастролеры позволили ощутить ту мощь, которая уже почти два века не дает законсервироваться самому старому из дошедших до нас балетов.