Российские кинокритики вступились за иранского режиссера

Первого октября на тихой пресс-конференции в честь дней иранской культуры в Москве случился инцидент. Российские кинокритики Мария Кувшинова и Борис Нелепо стали задавать министру культуры и исламской ориентации Ирана острые вопросы. Почему иранских актрис, которые снимаются без головного убора, приговаривают к 90ударам плетьми? Или почему в программе фестиваля иран­ского кино, который проходит до 5октября, нет ни одного фильма знаменитого режиссера Джафара Панахи, который с 2010 года в тюрьме за антигосударственную пропаганду?

Вопросами, которые, к слову, остались без ответа, критики не ограничились. Сразу после конференции Кувшинова и Нелепо распространили в интернете приглашение на пикет у кинотеатра «Художественный». Туда они собрались выйти вместе с другими кинокритиками и постоять за свободу творчества и против цензуры в Иране и во всем мире.

Благодаря этому событию фестиваль иранского кино должен был бы собрать не одну сотню зрителей. Но все, что я увидел, оказавшись в 18.00 перед кинотеатром,– голуби. Очень много голубей. И сотрудники полиции, которых было почти столько же. В фойе кинотеатра дежурили нарядные охранники: на церемонию открытия фестиваля ждали министра культуры Ирана и самого министра культуры РФ Владимира Мединского. У входа в зал колыхалась арка из бело-зеленых воздушных шаров. Под потолком реяли флаги России и Ирана.

В это время на площади появились первые участники пикета – гражданские активисты Изабель Магкоева, с алыми тенями на веках, и двое суровых юношей – Давид и Арсений. Магкоева сказала, что они здесь из солидарности с иранским народом, который против диктатуры. На плакате у активистов так и было написано: «Долой диктатуру, свободу Ирану!» Про иранское кино молодые люди говорили неохотно. Изабель призналась, что вообще-то ей нравится старый фильм Сергея Герасимова «У озера». На берегу Байкала собираются строить бумажно-целлюлозный комбинат. Местный ученый и его дочь начинают борьбу за сохранение экосистемы, но дочь, как назло, влюбляется в директора комбината. Давид признался, что любит фильмы Годара. Арсений заявил, что ему нравится марксистское кино.

– Прямо начиная с Чаплина, – уточнил он.

Молодые люди отошли на газончик перед кинотеатром и стали совещаться, поглядывая на полицейских. Те опускали глаза, делая вид, что козни активистов им совершенно неинтересны.

– ОВД тут, кстати, рядом, – меланхолично заметил Давид. – Мне идти туда, если вас будут винтить?

– Ты, главное, в твиттер напиши,– напомнила Магкоева.

На площади появился кинокритик Максим Эйдис. Увидев активистов с их плакатом, он слегка напрягся. «Диктатуру-то, конечно, долой, – пробормотал он, – но идея была в другом, а теперь винтить будут всех».

Обстановка понемногу оживлялась. Приехали кинокритики Виктор Матизен и Андрей Плахов, журналисты и фотографы. Приехала на велосипеде Мария Кувшинова. Последним появился Борис Нелепо в пальто с воротником из какого-то пушного зверя. На газоне перед «Художественным» собралось уже человек тридцать. Метрах в двадцати выстроились полицейские. Казалось, обе стороны решают: кому все-таки начать акцию? Наконец от представителей власти отделился пожилой майор и подошел к группе активистов.

– С какой целью собираемся? – мирно спросил он.

– Из любви к искусству, – ответил Николай Охотин, сооснователь сайта «ОВД-Инфо». – Протестуем против ареста прекрасного иранского режиссера Джафара Панахи.

Глаза майора погасли.

– Ну, вы правила знаете, – предупредил он. – Если что пойдет не так, будем задерживать и доставлять в ОВД «Арбат».

Максим Эйдис не спеша подошел ко входу в кинотеатр и развернул плакат «Свободу Джафару Панахи!». Фотографы тут же облепили его со всех сторон, но майор потребовал расступиться. «Людям ходить мешаете»,– объяснил он и спросил у Эйдиса паспортные данные. Минут через десять критика сменила Магкоева– бдительный майор и ее данные переписал. Дальше пикетчики пошли с интервалом раз в пять минут, и полицейский быстро утомился. Правда, его неожиданно взволновал плакат Охотина, где было написано по-английски: «Free Jafar Panahi».

– Я не понимаю этого языка. Мало ли что у вас тут написано!– возмущался майор. – Сверните, пожалуйста, плакат!

– На каком основании? – спокойно вопрошал Охотин. – Если вы не знаете языка, это ваша проблема.

Майор покрутил головой и вернулся к своим соратникам – вот-вот должны были подъехать высокие гости. Их решили запускать в кинотеатр с бокового крыльца– чтобы обогнуть пикетчиков. На крыльце нервничал организатор фестиваля – генеральный директор компании «Содружество» Андрей Малышев. Борис Нелепо со смехом рассказал мне, что после утренней пресс-конференции Малышев лично запретил ему вход в «Художественный».

– А «Художественный» и так на днях закрывается на реконструкцию! – объяснил Нелепо. – Вообще с этим фестивалем все очень странно. Напоминает обычный распил денег. До сегодняшнего дня про мероприятие вообще никто ничего не знал, никакой рекламы не было. Я сам о нем узнал случайно: позвонил сотрудник «Художественного» и все рассказал. Да и фильмы они собираются показывать с DVD-дисков – это вообще святотатство, пиксели по экрану начнут расползаться... А вообще мы этому Малышеву и фестивалю хорошую рекламу сделали.

«Борис Нелепо – замечательный товарищ, – заметил Андрей Малышев, которому я позвонил на следующий день после пикета.– После пресс-конференции он сказал мне, что проведет акцию с транспарантом в зале «Художественного». Я ему ответил: ну по­пробуйте, пройдите. Потому что ведь вход в зал по приглашениям. Что мне, больше заняться нечем, как кого-то не пропускать?» Андрей Владимирович добавил, что лично у него пикет негативных эмоций не вызвал. Он и сам снимает кино и не собирается ругаться с сообществом кинокритиков. Иунего, между прочим, как у деятеля культуры тоже были вопросы к иранской стороне насчет Джафара Панахи. «Я спросил, а они пожимают плечами и говорят: он уже отпущен, и мы не понимаем, что у вас тут за митинг».

Еще, сказал Малышев, его огорчает неверный подсчет участников церемонии: «Пишут, что приехала делегация 60-80 человек. Это смешно. Делегация была – восемь человек. Все остальные в основном артисты иранских коллективов».

Вот насчет количества я с Малышевым согласен. 60 человек вряд ли бы поместились в двух «мерседесах», даже и с дипломатическими номерами. Они подкатили к «Художественному», когда уже почти стемнело. Полиция бросилась расчищать тротуар.

– Уйдите, молодой человек, с прохода! Люди с работы идут, а вы мешаетесь!

Малышев сбежал с крыльца и почтительно повел под руку министра культуры Ирана Сейеда Мохаммада Хосейни. Сразу же в кинотеатр повалили и другие гости фестиваля – видимо, те самые артисты: мужчины в пиджаках, женщины в узорчатых хиджабах, мелькнули даже двое детей школьного возраста. Повсюду слышались смех и восклицания на гортанном языке. Я с двумя иранцами пообщался. Один – по имени Вахид – оказался прогрессивным молодым человеком: восхищался пикетом и негодовал, что хороший режиссер содержится под арестом. Другой – кудрявый старичок из иранского посольства – бесстрастно наблюдал за пикетом и ни бельмеса не понимал по-английски.

– Джафар Панахи, – сказал я на чистом фарси, указывая на очередного пикетчика с плакатом.

– Ноу, – ответил иранец и пожал плечами. – Джафар Панахи – ноу.

Надеюсь, он хотел этим сказать, что его сердце обливается кровью при мысли о том, что лучшие режиссеры Ирана вынуждены страдать от произвола властей.