На кинофестивале в Оренбурге победила японско-корейская «Наша Родина»

ОРЕНБУРГ - Оренбургский кинофестиваль был рожден в точке схода Европы с Азией как место встречи Классики и Авангарда. Он вписал эти четыре слова с заглавной буквы в свое название, однако два года назад снизил градус пафоса и объявил, что готов довольствоваться более скромным и внятным статусом смотра кинопродукции.

В конкурсе пятого фестиваля «Восток&Запад. Классика и Авангард» показали десяток картин, рожденных в смешанных и, я бы даже сказал, запутанных союзах. Один фильм прижило австрийское кино в браке со швейцарским, да еще и при участии венгерского («Убийца с камерой»), другим завершился флирт албанского с греческим и французским («Амнистия»), третьим разродились финское и норвежское («Принц помойки»). Ну и так далее – в замысловатых географических комбинациях вплоть до самой экзотической: семейная драма Марии Седаль «Лимбо» (приз за режиссуру) умудрилась соблазнить Норвегию и Швецию отношениями с Тринидад и Тобаго, поскольку именно в эту карибскую страну, в равной мере далекую от нас и скандинавов, занесла нелегкая героев фильма, поманив нефтяным фонтаном.

Программный директор Сергей Лаврентьев сделал одно-единственное исключение из жесткого копродуктивного правила – разумеется, для своих любимцев-чехов: забавные и трогательные «Морщинки от любви» – далекий парафраз арбузовской «Старомодной комедии» с такой же эксцентричной старушенцией в лихом исполнении Иржины Богдаловой – чехи вытянули сами, без посторонней помощи, благо истории припозднившегося чувства много денег не требовалось.

Жюри во главе с классиком польского кино, гражданином мира и неутомимым путешественником по нашей стране Кшиштофом Занусси, законно получившим на открытии приз за вклад, географическими обстоятельствами, естественно, пренебрегло, сосредоточившись на художественных и социальных. Эта здравая стратегия вывела жюри прямиком на японско-корейскую «Нашу родину» (реж. Янг Йонги), состоящую преимущественно из пауз, как огурец из воды, но не водянистую и уж точно не пустую. Автор-кореянка рассказала историю своих близких – это ее брат когда-то отправился за лучшей долей из Японии, приютившей их семью, в формально родную социалистическую Корею, усиленно опекаемую в те годы Советским Союзом. Спустя четверть века герой «Нашей родины» вернулся в изменившуюся Японию больным, ощутил себя чужим среди когда-то своих и не справился с этим чувством. Государственную границу он преодолеть сумел, но главные границы пролегают, как известно, по иным территориям, и там все не в пример труднее, если не страшнее.

В другие годы совершенно другой молодой человек возвращается в свой городок, чтобы похоронить, как подобает, зверски убитых и кое-как преданных земле родных – такова одна из главных сюжетных и эмоциональных линий фильма Александра Прошкина «Искупление», задающего непростые вопросы нашей родине и снятого по мотивам повести Фридриха Горенштейна. «Искупление» по ошибке залетело прошлым летом в конкурс «Кинотавра», пришлось там не ко двору, было проигнорировано и только теперь, в Оренбурге, дождалось отмщения – получило достойную компенсацию за сочинский моральный ущерб в параллельном и равноправном российском конкурсе кинофестиваля «Восток&Запад».

Прошкин-старший влюблен в здешние земли: он снимал тут «Русский бунт», потом «Трио» и, как утверждают его соратники по производству, готов всякий сюжет разместить, не моргнув, в Оренбуржье. Любимый край испытывает к нему ответные чувства и платит достойной монетой: на первом фестивале – упомянутым призом за вклад, а сейчас на пятом – губернаторским призом за лучший сценарий (это несколько забавно, все ж экранизация), сбербанковским призом зрительских симпатий (если оренбуржцы и вправду выбрали «Искупление», они серьезная публика) и, что важней всего, призом жюри за режиссуру.

Получить его по воле пана Занусси, автора показанных на открытии «Защитных цветов» и не показанных, но всемирно известных «Константы», «Императива», «Года спокойного солнца» и других крутых фильмов, быть может, даже почетнее, чем приручить главного «Сарматского льва». Это сумел сделать экстравагантный и рисковый «Доктор»: режиссер Владимир Панков облачил его в неожиданно яркий халат и вручил непривычные художественные инструменты с целью прооперировать дела и дни отечественной провинциальной медицины (и шире – нестоличной российской жизни) времен досточтимой стабильности.