Фестиваль "Балтийский дом": Елена Андреевна, стул хвостом не трогайте

Хорош фестиваль или плох, принято определять по количеству Америк, им открытых. В этом смысле «Балтийскому дому» есть чем хвастаться – о существовании нескольких режиссерских материков русские зрители узнали только благодаря ему. Эймунтас Някрошюс, Кристиан Люпа, Люк Персеваль, Кристиан Смедс, Андрей Жолдак – все эти режиссеры были замечены петербургским фестивалем задолго до того, как московские конкуренты почесались привезти их спектакли в Россию.

Сегодня москвичи в этом смысле стали чуть пошустрее. По крайней мере «Божественную комедию» в постановке Някрошюса стараниями фестиваля «Сезон Станиславского» московская публика увидела чуть раньше петербургской. Бельгиец Люк Персеваль – тоже больше не terra incognita: «Вишневый сад» в его постановке был показан в обеих столицах с разницей в несколько дней.

Балтдомовская программа этого года всем была бы хороша, когда бы не одно «но» – вряд ли кто-то из устроителей скажет пару лет спустя: «А помните 2012-й? Нами был открыт режиссер X». Этой осенью на фестивале все ограничилось проверенными именами. Совершенно не удался спектакль эстонца Эльмо Нюганнена «Невидимые миру слезы» по ранним вещам Чехова (Таллинский городской театр). Китчевая и бессмысленная постановка Пиппо Дельбоно «После битвы» (Театральная компанияЭмилиа-Романья), напротив, пользовалась успехом у публики, но это был успех такого рода, о котором любой приличный фестиваль постарается поскорее забыть.

На самом деле «Балтийскому дому» в этом году не хватило громкого бодрящего провала, о котором потом вспоминают еще несколько сезонов. Десять лет назад с невероятным треском здесь провалился радикальный спектакль еще никому тогда не известного в России украинца Андрея Жолдака «Тарас Бульба», и это, как ни странно, сильно способствовало укреплению его режиссерской репутации. В этом году Жолдак показал «Дядю Ваню», поставленного с шведскоязычными актерами из Хельсинки (театр Кlockriketeatern). Это удивительно, но по ходу спектакля практически ни один зритель не хлопнул гневно дверью, покидая театр. Другие режиссеры порадовались бы такому благодушию публики, но для Жолдака отсутствие провала – это полный провал.

В «Дяде Ване» Жолдак послушно вышивал по канве пьесы, не пытаясь сделать ни шага вправо, ни шага влево. Разве что совершал эксцентричные подскоки на месте. Чеховские паузы растягиваются минут на 15, и в эти моменты зрителю предложено наблюдать за чудачествами героев: Елена Андреевна, стуча русалочьим хвостом, то и дело окунается в бассейн, а ее муж, профессор Серебряков, регулярно обрушивает на зрителя какую-то страстную глоссолалию, явно при этом очень довольный собой. Получилась странная помесь physical theater и рутинного психологического театра.

Жолдак, кажется, и сам не слишком доволен постановкой. Пресс-конференцию он начал словами «...я хочу быть очень спокойным –таким получился спектакль», а закончил призывами к театральному радикализму и рассказами о желании поставить спектакль, «сносящий башку». Сейчас, говорят, он репетирует «Вишневый сад» в Турку, ссорится с актерами и пишет им страстные письма, обвиняя в лености души: «Вы устали. Вы теряете связь со временем. Вы больны. Вы в опасности. Вы в опасности».