В Москве открылся Еврейский музей и Центр толерантности

На смену современному искусству пришла еврейская жизнь: 10 ноября в здании Бахметьевского гаража открываются Еврейский музей и Центр толерантности. Музей создавался шесть лет под руководством американского архитектора Ральфа Аппельбаума и при участии международной коллегии из пятнадцати ученых. Открытие готовилось с большой помпой. В Москву по приглашению Владимира Путина специально прибыл президент Израиля Шимон Перес, и 7 ноября в отеле Ritz был устроен торжественный прием с его участием. Посол Израиля в России Дорит Голендер и бывший посол Цви Маген, которым я звонил, произносили очень теплые слова в адрес нового учреждения и его создателей. Голендер объявила, что жизнь евреев в России стала абсолютно свободной, и музей тому подтверждение. «Это лицо России, которая толерантно относится ко всем своим гражданам», – добавила она. Цви Маген заметил, что такой музей просто необходим для укрепления отношений между двумя народами. Словом, событие приобрело политический оттенок.

Я побывал в Еврейском музее еще до помпезных мероприятий. Тогда там только закончилось строительство, и половина экспонатов не работала. Сопровождала меня директор по развитию музея Наталия Фишман. Странное это было путешествие. Все время, пока мы бродили по гигантскому пустынному зданию, из разных его углов и концов доносился непрерывный гул голосов, иногда бессвязные выкрики, детский смех, плач. Это были фильмы, которые бесконечно крутятся на больших и маленьких экранах. Ночью в музее ничего не выключается, и герои фильмов в пустынных залах рассказывают друг другу одни и те же истории. Общая продолжительность фильмов – двенадцать с половиной часов, их делали специально для музея. Тема фильмов одна: евреи и Россия. Я посмотрел пятиминутный ролик про Илью Эренбурга, как тот участвовал в еврейском антифашистском комитете и как отказался свидетельствовать против «врачей-убийц». Потом я пошел в зал «Штетл», где на плазменной панели медленно сменяются старые фотографии и звучат воспоминания стариков: «Ихес? А-а, ихес – это из таких приличных, из таких богатых! Чтоб приличие, чтоб они грамотные, чтоб они какие-то такие. Когда меня замуж хотели, то непременно чтобы за «ихес»...»

Я ходил по залам, Наталия рассказывала, где что будет. Начинается Еврейский музей с лестницы. Она ведет на круглый балкон, где планируется Центр авангарда и стоят книжные стеллажи. Здесь, прокомментировала Фишман, можно взять книги по искусству, сидеть и читать. Ни к евреям, ни к толерантности балкон не имеет отношения, но само здание гаража – памятник авангардной архитектуры, да еще федерального значения. Это дань истории.

Потом мы заглянули в кинотеатр, который открывает основную экспозицию. Там показывают фильмы о возникновении евреев на земле. За десять минут зритель проносится от сотворения мира до исхода из Египта и выходит взбудораженный. Фильмы идут в формате 4D, и когда сотворяется мир, кресла ходят ходуном.

Очень мне понравился зал, посвященный истории расселения евреев. Там стояла конструкция, похожая на НЛО. По кругу в НЛО были вмонтированы сенсорные экраны с картой мира. Ткнул пальцем в любой континент – и на нем тут же отобразилась схема миграции. Убедившись, что миграция происходит повсеместно, я перешел к стенду «Еврейские языки». На нем можно было «познакомиться с некоторыми афоризмами и образными выражениями на идише», поясняла табличка. Я очень хотел познакомиться, но стенд не работал.

Неожиданно мимо нас прошел огромный темнокожий мужчина с дредами. Он глянул на торчащие из стены провода и произнес какой-то афоризм. «Откуда здесь негры?» – спросил я. Странный вопрос для Центра толерантности, но Наталия серьезно объяснила: на строительстве работают иностранные подрядчики. «А из братских республик?» – «Нет».

Фишман подвела меня к какому-то белому экрану, на котором дрожали надписи: «Клезмер», «Раввин» и другие. «Выбери что-нибудь», – предложила она, и, прежде чем я успел сказать «Не надо!», сама нажала на «раввина». После гастарбайтера с дредами можно было ожидать чего угодно, поэтому я не удивился, когда на экране появился я сам, вставленный в лапсердак и шляпу. Не самый удачный костюм, но Наталия была в восторге. Оказалось, если я двигаю руками и ногами, раввин на экране тоже дергается. Показали мне и электронную Тору, которую можно было листать виртуальной указкой.

Обогнув длинную стену, увешанную пожелтевшими афишами, мы оказались в интерьере венского кафе. На столы тут проецируются старые газеты – изображение можно увеличивать и переворачивать прямо руками. За некоторыми столиками сидят гипсовые фигуры – евреи, жившие в Европе в начале ХХ века. Фишман машинально гладит по голове Фрейда, мы садимся за соседний столик.

– У нашего музея особенная интонация, – рассказывает Наталия. – Он хоть и повторяет тематику музеев в Израиле, Америке, Европе, но в нем нет этого плача, ощущения угнетенности. Перед тобой просто история одного народа в рамках одной страны: от конца XIX века до конца перестройки.

– А кто придумал, что в Москве должен быть такой музей?

– Главный раввин России Берл Лазар и Александр Борода, президент Федерации еврейских общин России. Они еще десять лет назад хотели его сделать.

С Бородой я потом встречался. Беседовать с ним было одно удовольствие. Он как будто вышел из фильма «Большой куш»: длиннополое пальто, черная шляпа, кудрявая с проседью борода и ярко-голубые глаза.

– Идея музея была моя, – признал Борода. – Еще в 2006 году мы делали несколько тендеров на лучшую концепцию. В первом тендере участвовали четыре западные компании, но нам больше всего понравился концепт Universal Studios, которые делают парки развлечений по всему миру.

– Они предложили вам еврейский парк сделать?

– Парк еврейских развлечений, да-да. Но сумма оказалась неподъемной: около ста миллионов долларов, потому что изначально мы думали делать подземные помещения под гаражом. В итоге мы вернулись к этому вопросу через несколько лет, и выяснилось, что копать вовсе не обязательно. Сумма снизилась, на музей потрачено 50 миллионов долларов.

– Государство помогало?

– Нет, участвовали шесть-семь компаний, немного физлиц.

В кабинете Бороды, в застекленной рамке хранится платежная квитанция от главного физлица. Владимир Путин перевел на строительство музея свою зарплату за июнь: сто шестьдесят одну тысячу рублей. Похоже, заметил Борода, в июне ему жилось нелегко.

– Вы довольны тем, что получилось?

– В целом да, хотя мне бы хотелось больше интерактива. Чтобы от каждого павильона человек переживал определенный эффект. Но у нас там 12 павильонов, и я сознаю, что от этого можно просто сойти с ума.

Тут же Борода пояснил, что он понимает под интерактивом. В одной из первых концепций был, например, проект: посетитель музея мог сфотографироваться, после чего его лицо попадало на экран, где шел фильм о жизни еврейской семьи. Он как бы становился ее членом, переживал все ее радости и невзгоды, а при определенном развитии событий мог даже погибнуть в концлагере.

– Нам объяснили, что если вдруг этот посетитель потом действительно погибнет, нас могут засудить. И от идеи мы отказались, – с некоторым сожалением закончил Борода.

Я вспомнил эксперимент с нарядом раввина и порадовался, что от этой идеи отказались.

– А зачем вообще нужен ваш музей? – спросил я.

– Во-первых, надо привлекать евреев к своим традициям. А то есть люди, которые об этом ничего не знают, просто в силу светского воспитания. Во-вторых, хотелось, чтобы еврейская община создала проект общегородского масштаба, который бы привлекал москвичей.

Между тем в Москве уже есть Музей истории евреев в России. Интерактивом там и не пахнет, на его открытие полтора года назад Переса никто не звал, да и вообще оно прошло незаметно. Учредитель – бизнесмен, писатель и коллекционер Сергей Устинов сказал мне, что не испытывает зависти к новому музею и конкурентом его не считает. «Наличие Лувра или Третьяковки не отменяет других музеев, – объяснил он. – Мы находимся в контакте с их руководством, постоянно обмениваемся информацией, кроме того, в формировании их и нашей коллекции участвовали одни и те же люди. Конечно, надеюсь, мы будем с ними сотрудничать. У нас с ними одна цель – культуртрегерская. У них есть то, чего пока не хватает нам: выставочные площади. Так почему бы не устраивать совместные выставки, проекты?» К тому же, добавил Устинов, его музей сделан по классической схеме и просто рассказывает об истории евреев в России, а в произведении Бороды и Аппельбаума больший упор сделан именно на толерантность.

Действительно, Центр толерантности – это отдельная гордость создателей. Он хоть и внутри музея, но к еврейской теме относится косвенно и выполняет социальную функцию.

– Это как бы вывод из всего музея, – объясняет Наталия, – цель этого центра – снять социальную напряженность. Мне кажется, это сейчас самая главная проблема, которая будет только усугубляться.

Предполагается, что, кроме обычных посетителей музея, уроки толерантности будут посещать школьники и особенно трудные подростки.

– Сначала ребенку показывают фильм. Потом сажают за айпад и задают конкретные вопросы по поводу увиденного, – описывала процесс Фишман. – В зависимости от того, как он ответит, с ним занимается тренер. Потом он снова проходит тест.

Я, кстати, тоже посмотрел там, в центре, один фильм. Героиня за кадром рассказывала, как она ехала в метро и увидела в вагоне мужчину восточного облика, очевидно, строителя, который с усталым видом «стоял и ехал домой». На одной станции к гастарбайтеру пристали подростки, которые насмехались над ним и даже натянули ему на нос его кепку. А он только отмалчивался.

Фишман сказала, что в фильме представлен только один тип толерантности, и по моей просьбе перечислила остальные: национальная, расовая, религиозная, социальная, культурная, к людям с физическими недостатками и к людям с ограниченными способностями. Про все это тоже можно узнать в учебных фильмах.

Когда я вышел из Еврейского музея, было уже совсем темно. Я прошел метров пятьдесят и наткнулся на человека с бейсбольной битой. Опираясь на нее, он стоял на трамвайных рельсах и смотрел на меня. Пытаясь прикинуть подходящий случаю тип толерантности, я слегка сбавил шаг.

– Иди-иди, – сказал мужчина, не меняя позы. – Я не тебя жду.