«Юлий Цезарь»: Актуальный афробританский Шекспир

Постановщик «Юлия Цезаря» – новый худрук Королевского Шекспировского театра Грегори Доран – доверился знакам судьбы, которые указывали на Африку. «Юлий Цезарь» оказался самой популярной шекспировской пьесой на африканском континенте, переведенной на многие африканские языки (на суахили ее перевел первый президент Танзании Джулиус Ньерере). А когда в руки Дорана попала знаменитая «Библия острова Роббен» (так назвали полное собрание сочинений Шекспира в одном томе, которое передавалась из рук в руки в тюрьме, где сидели борцы с апартеидом и каждый выделял любимые строки и писал комментарии) и режиссер увидел комментарии Нельсона Манделы к «Юлию Цезарю», родилось решение пьесы. Эффектное и подчеркнуто толерантное.

Доран пригласил в постановку исключительно темнокожих актеров (в роли Юлия Цезаря – Джеффри Киссун, актер Питера Брука, Тревора Нанна, Робера Лепажа, Питера Холла, Саймона Макберни). Режиссер признается, что ориентировался на вторую половину прошлого века и на Африку «южнее Сахары». Но премьера практически совпала с грянувшей «арабской весной». Театр и реальность настроились друг на друга, как хорошие музыканты.

Правитель все больше теряет связь с реальностью, уверовав в свое предназначение: если не Цезарь, то кто удержит страну в равновесии? В рядах элиты зреет недовольство и раскол. Горячая идея о том, что за свободу стоит заплатить любую цену, да хоть бы и убийство былого друга, овладевает умами. Благо, что народ податлив как глина и любому, кто поднаторел в ораторском искусстве, не составит труда увести его в любую сторону. Устранение тирана приносит смуту, власть получает самый ловкий и самый коварный. А вчерашним союзникам по заговору все труднее удержаться от нового раскола.

Шекспировский текст точно дразнит нас. Описывает сценарий превращения кумира в тирана, который повторялся бессчетное количество раз, и пригвождает вопросом: вы уверены, что не наступите в который раз на эти грабли?

Сцена МХТ помнила совсем другого «Юлия Цезаря» – с великолепием римских перспектив, Качаловым – Цезарем и Станиславским – Брутом. Рим художника Майкла Вейла – пыльные ступени, увенчанные трибуной и статуей вождя со вскинутой рукой, удобные и для спонтанных толкучек, и для перестрелок: безликое пространство мирового захолустья. Но по сути спектакль Дорана – настоящий психологический театр с поправкой на африканский темперамент. Заставляющий вспомнить о том, например, что такое зерно роли. Так, в прирученном великане и «доверенном лице» Марке Антонии (Рэй Фирон) шаг за шагом проступает жестокий и расчетливый интриган. А в моральном лидере Бруте (Патерсон Джозеф) – измученный чувством вины интеллигент.

Публика, входя в зал, попадает на африканские пляски. Трагедия рождается из неистребимого приятия жизни, сквозящего в этих вечных танцах, – и туда же возвращается, проведя нас сквозь частокол брошенных в лицо этому миру вопросов.