Почему письма ходят плохо

Министр связи и массовых коммуникаций Николай Никифоров плотно взялся за реорганизацию российской почтовой системы. На повестке дня приватизация ФГУП «Почта России» и новая редакция федерального закона о почтовой связи. Вполне своевременно, а то в народе уже ходят анекдоты, что именно благодаря «Почте России» появились изюм, уксус и сыр с плесенью.

Из АСЦ я поехал в Перово. Там возле железной дороги возвышается монументальное панельное здание. Это московский межрайонный сортировочный почтамт № 3 (он же МСП «Восток»), куда свозят почту почти из всех районов ВАО.

Я-то всегда считал «Почту России» действующей моделью российской жизни, поэтому попытки ее цивилизовать, как мне кажется, могут сбить нас с уникального исторического пути. Однако сама «Почта России» готова меняться и ищет поддержки государства. В документе под названием «О состоянии и перспективах развития почтовой связи в Российской Федерации», который прислала мне пресс-служба «Почты России», с подкупающей прямотой сказано, что на предприятии работают 348 480 человек и у многих есть родственники. Таким образом, на шее ФГУП сидит почти один миллион россиян. Что естественно оборачивается сокращением штата и урезанием зарплат. «По уровню автоматизации технологических процессов обработки почты «Почта России» отстает от ведущих международных операторов в 5-10 раз», – говорится в справке.

Судьба «Почты России» беспокоит не только министерство, но и граждан. Я обнаружил сайт «Конвейер идей», где желающие предлагают свой вариант почтовых реформ, а работники ФГУП им отвечают. Сейчас там 13 463 идеи, и вот какие уже реализованы: поздравить открытками всех женщин с 8 Марта, установить в отделениях контрольные весы, провести «месячник активного клиента». А вот на какие не хватает ресурсов: создать на почтах электронные очереди, сохранять в базе данных лицевые счета клиентов (чтобы не вводить их каждый раз при приеме коммунальных платежей), поставить в отделениях автоматы по продаже открыток и конвертов.

Пока все остается на своих местах и реформа не началась, я решил выяснить у работников отрасли: почему же все-таки почта ходит плохо?

Сорок тысяч в час

Московский автоматизированный сортировочный центр находится в сорока километрах от Москвы. Снаружи он похож на посылку в синей коробке. Внутри – сверкающие коридоры, километровая очередь в столовую, электронная доска почета.

И.о. начальника центра Виталий Пушкарев повел меня на экскурсию. Мы вышли на балкон, с которого открывался грандиозный вид на синие горы пластиковых ящиков и оранжевые долины пакетов. Через весь цех плыли ленты конвейеров, увозя в неизвестную даль посылки и бандероли. Пока я любовался пейзажем, Пушкарев делал короткий доклад. «В центре, – рапортовал он, – сортируется 25% всей российской почты. Он самый крупный в Восточной Европе. Через сортировочные машины проходит три с половиной миллиона отправлений в сутки, из них пятьсот тысяч – посылок».

– А что происходит с письмами до того, как они поступают к вам? – спросил я, пытаясь сразу перейти к поиску виновных.

Поверить в то, что я услышал, было невозможно. Оказывается, вначале любое письмо или посылка, принятые местным почтовым отделением, едут на межрайонный сортировочный узел. Там почта вручную укладывается в ящики и отправляется в АСЦ, где машины сами раскладывают письма и бандероли по нужным индексам. После этого начинается обратный процесс: отсортированная почта опять идет на межрайонный узел, а оттуда ее распределяют по местным отделениям. Итого – четыре пересадки. А ведь еще есть почтальоны.

– Неудивительно, что почта из Москвы в Москву идет неделю, – заметил я.

Пушкарев обиженно возразил: в АСЦ любое отправление находится не дольше суток. А если что и задерживается – то по вине людей, которые пишут адрес и индекс так, что не понимает ни одна машина. Ведь в этом вся проблема. В СССР было аж 300 автоматизированных центров. Но в 1990-е страна перешла на европейский формат написания адресов, который советские считывающие машины отказывались понимать. Целых двадцать лет «Почта России» сортировала письма вручную, пока в 2010 году не построили новый АСЦ, уже с итальянскими машинами.

Огибая металлические блоки и опоры, мы дошли до одной такой машины. Из длинного синего короба слышалось гудение. Пушкарев предупредительно откинул кожух – внутри по бесконечной спирали мчались белые конверты, сливаясь в сплошную белую ленту. Виталий Геннадьевич гордо сообщил: проходимость машины – до 40 000 писем в час. Сканеры считывают индекс и адрес, за счет чего письма распределяются по ячейкам. С посылками примерно та же история, только там конвейеры больше и напоминают американские горки.

Иностранные сортировочные машины понимают русский почерк, но смысл того, что пишут россияне на конвертах, дается им не всегда. Для этих случаев в центре есть штат операторов, которые корректируют индекс вручную. Как только у машины затруднения – изображение конверта появляется у оператора на экране. Начальник участка Юля рассказала, что операторы обрабатывают около 250 000 изображений за смену. На всякий случай, у каждого есть шпаргалка с индексами всех регионов. Отдельно указаны индексы правительства, Деда Мороза и программы «Поле чудес».

– Туда пишут чаще всего, – пояснила Юля.

Несмотря на чудеса автоматизации, входящая почта все равно сортируется в АСЦ вручную и только после этого поступает в машину. Группа людей сосредоточенно рылась в пластиковых ящиках, раскладывая конверты разных форматов по стопкам. Примерно триста тысяч отправлений в сутки поступает в «неправильных» конвертах, сетует Пушкарев.

– Конечно, если бы в России существовал единый стандарт конвертов, можно было бы поручить это дело машине, – говорит он. – Но – посмотрите сами.

Я смотрю. Из груды писем торчит огромный пухлый конверт – видимо, книга. Под ним миниатюрный пластиковый конверт с каким-то твердым предметом.

– Вдруг бомба? – спрашиваю у Пушкарева.

– У нас на входе уловители, – успокаивает он. – Если что, сразу служба безопасности подрывается. Бывает, что тикает – как правило, детские игрушки или часы.

Подрывается служба и в случае кражи. Пушкарев не стал скрывать, что случаи были. Но редко. Скажем, оказался конверт надорван, а оттуда пробник духов выглядывает. Как устоять бедной девушке-оператору?

– И что – сирена, охрана с автоматами, девушку лицом в пол?

– Вот вы смеетесь, а почти так. Правда, корректно. Приходят люди и говорят: «Извините, этот человек нам нужен».

Под конец экскурсии я коротко побеседовал с Александром Ходачеком – под его началом функционирует филиал «Почты России», который отвечает за строительство всех АСЦ в стране. Пока их два – в Подмосковье и Санкт-Петербурге, но Ходачек, отвечая на мой вопрос, что может спасти почту, заверил: помочь может только сеть АСЦ – не менее 37 штук, причем один должен быть прямо в центре Москвы.

Тайна лаврового листа

Прежде чем попасть к начальнику, я имел в вестибюле непродолжительную беседу с пожилой женщиной в форме охранника. Выяснилось, что в охране она подрабатывает, а вообще-то 37 лет трудилась на почте. Начинала Елена службу на Главпочтамте.

– На работу я шла с радостью, – мечтательно вспоминала она, – была бригадиром операторов-сортировщиков. Там одни мужики. Вот они все напьются, а машину-то надо грузить. Приходится самой таскать и посылки, и бандероли. Сейчас-то бригадиров хрен куда заставишь выйти, все сидят в своих кабинетах. А тогда весело было. Особенно летом: все начинают фрукты слать, варенья. Они гниют, льются – приходится вызывать милицию, акт о вскрытии составляем.

– А зачем же вы на почту пошли работать? – спросил я.

– Да интересно было. И потом в восьмидесятые бригадиры получали по 250-300 рублей. Это ж какие деньги!

Начальник «Востока» Валерий Копылов оказался на редкость подвижным человеком. Он так быстро провел меня к себе в кабинет, что я только и успел разглядеть драный линолеум в коридоре и облупившуюся штукатурку на стенах.

Прежде всего Копылов отказался сообщить, сколько писем и посылок проходит через «Восток» в сутки.

– Вы знаете, что в армии повара могут расстрелять, если он скажет, сколько у него лаврового листа? – заметил Копылов. – Вот и у нас так.

А процесс сортировки Копылов показал. В душном зале со сводчатым потолком и грязно-салатовыми стенами двадцать изможденных женщин перекладывали из ящика в ящик письма и посылки, готовя их к отправке в АСЦ.

– У нас тут все по старинке, – как бы услышал мои мысли Копылов, – здание в 1980 году построили. Сейчас капремонт хотят делать.

Женщины даже не заметили нас. Они гремели ящиками, изредка переговариваясь: «Казанский вокзал у тебя?» – «У меня» – и продолжали работать. Даже радио не играло.

На мой вопрос, почему почта ходит плохо, Копылов ответил, что все дело в 3D-сканерах. У нас их на почте нет, а у работников DHL есть, отчего они сортируют и доставляют посылки гораздо быстрее нас. К возможной приватизации «Почты России» Копылов относится спокойно. «Да и Никифоров, наш министр связи, кажется, симпатичный человек», – добавил он. У меня создалось впечатление, что в МСП № 3 никто ничего не боится. Хуже им уже не будет.

Мы все из очереди

В обычное почтовое отделение № 111394 на Новогиреевской улице я заглянул просто проходя мимо. Из трех окон работало одно: перед ним выстроилась покорная очередь из десяти человек. Терминал по приему коммунальных платежей не работал. Я перелистал книгу жалоб и предложений: «В отделении в 16.30 работает один оператор, а за дверью слышны разговоры, смехи и т.д. При обращении о том, чтобы вышел еще один оператор, ответа не последовало. Это означает, что мы все из очереди – пустое место??? За ответом приду». «Начальница Антонова! Что же это у вас творится в отделении? Хорошие люди уходят, а такие, как Варламова, работают? И хватит нас запугивать милицией. Сама хулиганка и ведет себя безобразно!»

– Может, вам начальство позвать? – любезно обратилась ко мне оператор.

На зов из дальней двери выглянула миловидная молодая женщина. Судя по бейджу, звали ее Анна Бузаджи – зам­начальника отделения. Она оглядела меня как какую-нибудь редкую марку, впрочем гашеную.

– Что вас не устраивает в «Почте России»? – обратился к ней я.

– Меня? – поразилась Анна. – Да все устраивает.

– Вы знаете про модернизацию почты?

– Нет. Какую?

– А про смену руководства «Почты России»?

– Не слышала.

– А почему письма так плохо ходят?

– Да нормально они ходят, – обиделась Анна.

– И вам всего хватает? – почти крикнул я. Очередь заулыбалась. Бузаджи – тоже.

– Стеклянных перегородок не хватает, – подумав, сказала она. – Чтобы клиенты были по ту сторону. И еще зарплаты маленькие. А так – все в порядке.