В «Школе драматического искусства» поставили комедию Уайльда «Как важно быть серьезным»

Аристократический дог прибежал в спектакль Игоря Яцко понятно откуда. Из смешнейшего театрального фельетона «Гамлет» (1910), в котором Влас Дорошевич вволю поиздевался над кратким эпизодом сотрудничества Гордона Крэга с Художественным театром. Одним из персонажей той статьи стал Станиславский, готовый смириться с любой режиссерской концепцией заезжего англичанина, но с маниакальным упорством пекущийся о вводе в спектакль живого датского дога. Для вящего жизнеподобия, так сказать, – ведь Гамлет был датчанин.

Беда наших театров, бравшихся за комедии Оскара Уайльда, всегда состояла именно в скорбном жизнеподобии происходящего: русские актеры пыжатся, изображая из себя сэров и пэров, и ничего более унылого на свете выдумать невозможно. Так что пятиминутный торжественный моцион досточтимого кобеля Верди по сцене – что-то вроде кости, брошенной режиссером публике: вот вам, дескать, аристократ, и отвяжитесь.

Что касается остальных участников спектакля, то перед нами вовсе не собрание лондонских денди, а скорее команда превосходных эксцентриков, играющих в денди и перебрасывающихся остротами Уайльда, словно мячиком для игры в пинг-понг. Словоносцы и словобросцы. Особая интонационная манера, принятая в этом театре и заимствованная Игорем Яцко у Анатолия Васильева, обычно придает каждому слову ощутимую тяжесть, но не в случае, когда дело касается остроумной комедии, – на этот раз кажется, что все уайльдовские слова и словечки существуют чуть ли не в режиме невесомости. И ведь не поспоришь: легкомыслие непременно должно повлечь за собой легкословие.

Американский поэт Уистен Хью Оден когда-то охарактеризовал пьесу Уайльда как «словесную оперу». И диалоги актеров «Школы» действительно чем-то смахивают на комическую оперу, снабженную двумя мужскими теноровыми партиями, двумя сопрано и глубоким контральто Людмилы Дребневой (тетя Августа), которая в какие-то минуты и впрямь переходит на пение. Весь вечер за белым роялем, стоящим в глубине зала, – музыкант Федор Амиров, увлеченно импровизирующий на тему происходящего. То он вагнеровский «Полет Валькирий» выдаст в момент десантирования тети Августы и ее дочери Гвендолен (Ольга Баландина) в гостиной Алджернона (Роман Долгушин), то марш Мендельсона урежет ровно в тот миг, когда матримониальные планы персонажей начнут трещать по швам.

Музицирование – на этот раз уже силами настоящих оперных профессионалов и струнного квартета – будет продолжено во время антракта в фойе театра, где зрителям еще и чаю английского нальют, и хлеба с маслом предложат. Как в лучших домах Лондона. Отличного качества масло, надо сказать. И спектакль Игоря Яцко кажется тоже сделанным на настоящем сливочном масле. Если на сцену вынесут канделябр, то сразу видно: это не дешевая театральная бутафория, а истинный предмет, обладающий красотой и тяжестью. И это правильно: в некоторых вещах непременно надо сохранять серьезность.