Мюзикл «Ленька Пантелеев» на «Золотой маске»: Трехгрошовый опер

Годы нэпа. Лихой налетчик Ленька женится на Полине – дочери старого Пичугина, сбытчика краденого и предводителя петербургских нищих. Старая армейская дружба с мильтоном Смирновым позволяет бандиту ускользать из лап молодого советского правосудия – но лишь до поры: поимка Пантелеева станет местью проститутки Анжелы и тюремной надзирательницы Люси, которым тот неосмотрительно разбил сердца.

История свободолюбивого вора, вне сомнения, – повесть об одиночке, противопоставившем себя толпе. Исподволь, крадучись, авторы заставляют зрителя полюбить показательно отторгаемый сегодня публичным пространством образ бунтаря – не только пританцовывая, напевая, используя эталонную фабулу любимого народом шансона, но и пуская в ход еще более действенные, совсем уж абсолютные культурные коды. В сцене в борделе толпа путан предупреждает Леньку об облаве, зловещим хором шепча ему, что его возьмут, «не успеют петухи прокукарекать». Сцена из «Макбета», отягощенная библейскими аллюзиями, разом придает удалому вору статус запутавшегося грешника и отдаваемого на заклание святого.

Интерпретаторы сюжета, знакомого каждому, кто хоть раз слышал по радио партию Мэкки-ножа, старательно открещиваются от родства с «Трехгрошовой оперой» Брехта – несмотря на то что действие помещено практически в то же время, разве что в другую страну. Инсценировка, утверждают они, написана по мотивам «Оперы нищих» Джона Гея – той самой, у которой заимствовал сюжет сам немецкий новатор. Невооруженным глазом видна заявка на то, чтобы стать Брехтами номер два – здесь, сейчас и для местной публики.

Облик современного российского театра в отличие от реформаторского шоу Брехта и Вайля «Ленька Пантелеев» изменит вряд ли. Стилевых открытий в этом, пусть вдохновенном и отменно сработанном, зрелище не наблюдается – одни остроумные и, главное, действенные в плане привлечения зрителя решения: зонги заменить народными хитами вроде «Где эта улица, где этот дом», а персонажей в штиблетах, картузах, пиджачках с подложенными в рукав дутыми мускулами срисовать с пролеткультовских плакатов. Скрестить эстетику кафешантана и соцавангарда, напомнить, что «Радио Шансон» берет исток где-то в районе «Двенадцати стульев». Замена беспринципного Мэкхита на легендарного уголовника раннесоветских лет, сотрудничавшего с ВЧК, выглядит адекватной – и сцена Театра Пушкина, бывшего Камерного, на которой спектакль показали в Москве, выбрана точнейше: именно для Таирова был сделан первый перевод «Трехгрошовой оперы» на русский, именно на этих подмостках в ранние 1920-е ковался театр для победивших масс. Критикам, на «Пантелееве» поначалу улыбавшимся, а позже зевавшим, откровения явлено не было – зато новые смыслы, вне сомнения, явились зрителям.

«Ленька Пантелеев» – история успеха не столько заглавного персонажа, сколько молодых режиссеров Николая Дрейдена и Максима Диденко. Обучавшийся в Нью-Йорке сын петербургского артиста-легенды на пару с бывшим артистом пластических театров АХЕ и «Дерево» взялись за популярную, но труднодостижимую задачу – понравиться зрителям, сделав умную штуку. И победили. Номинации на «Золотых масках» сыплются в руки, зал петербургского ТЮЗа имени Брянцева, решившегося на опасные эксперименты с молодыми (параллельно с «Коньками-горбунками» здесь идут опусы бескомпромиссного революционера Волкострелова), регулярно заполняется восторженной толпой. Которая хлопает в такт «старым песням о главном», не замечая, как на ухо ей нашептывают вещи, резко отличные от того, что зашивают в зрительскую голову центральные телеканалы.

Довершают дело злободневные виньетки – вроде диалога бандита с упрятавшим-таки его за решетку милиционером, где первый вопит о свободе, а второй – о том, что гражданину с квартирой и машиной она не очень-то нужна: ни дать ни взять либерал спорит с приятелем-чиновником. Так, развлекая, публике делают прививку левизны, напоминая, что суть таинственной русской души – не в любви к сильной руке, но в неистощимой жажде вольницы. Сегодня этот тезис явно симпатичнее контртезиса – пусть белым кораблем, что является Леньке в мечтах и то и дело проплывает в глубине сцены, и управляет Черный Капитан, вертлявая фигура, призванная намекнуть, что любые грезы об абсолютной свободе – лишь обратная сторона жажды абсолютной власти.