Фильм «Долгая счастливая жизнь»: Картофельный вестерн

Фильм Бориса Хлебникова «Долгая счастливая жизнь» показывает одновременно безнадежность русской жизни и невозможность русского вестерна
Борис Хлебников и Павел Костомаров сняли одну из лучших в новом русском кино сцен со стрельбой/ ВОЛЬГА

Борис Хлебников не любитель обобщающих метафор, но в «Долгой счастливой жизни» такая метафора есть. В начало и конец фильма вклеен долгий план северной реки с порогами, на берегу которой разворачивается сюжет. Ага, смекнет зритель, все в России течет, ничего не меняется. Но Хлебников говорит, что ничего такого в виду не имел, а реку оператор Павел Костомаров снимал для удовольствия в свободное от работы время. Посмотрели, понравилось, решили оставить.

В остальном социальная драма Бориса Хлебникова по сценарию Александра Родионова лаконична и конкретна – и сюжетно, и визуально. Костомаров снимает неказистую сельскую фактуру на крупных и средних планах так, что всякий зритель вспомнит, как ездил «на картошку». Александр Яценко – актер-талисман едва ли не всей новой волны российского кино – играет молодого кудрявого фермера Александра Сергеевича. Чиновники из районной управы предлагают ему закрыть хозяйство: на землю есть хороший покупатель. Ну вот и славно. Дела на ферме все равно идут неважно, а фигуристой секретарше управы (Анна Котова) не очень-то нравится месить деревенскую грязь на новой иномарке, тайком приезжая к Александру Сергеевичу на выходные. Хорошо, конечно, в доме над рекой, где прямо под окном шумят пороги. Но можно получить денежную компенсацию и переехать с секретаршей в город. Только работники говорят: как же так, Сергеич? И Сергеичу становится совестно перед бабами и мужиками, которые ради него готовы взяться за ружье.

Пока Борис Хлебников делал фильм, ходили разговоры, что это будет вольный ремейк вестерна Фреда Циннемана «Ровно в полдень» (1952). Но сходство лишь в ситуации: и тут и там герой имеет возможность выйти из зоны риска, но остается, а народ быстро занимает позицию «моя хата с краю». У Циннемана – заколачивает ставни. У Хлебникова – расторгает трудовой договор. Но Гэри Купер играл хрестоматийный жанровый типаж – сильного героя-одиночку, шерифа, верного чувству долга, когда все остальные боятся. А герой-одиночка в фильме Хлебникова – слабый. Попадающий в безнадежную ситуацию не столько по собственному выбору, сколько из природной мягкости и того чувства неловкости, которое почти неизбежно возникает у русского интеллигента, когда он нанимает кого-нибудь хоть выкопать картошку, хоть починить унитаз.

Этой совестливости, заводящей Александра Сергеевича в тупик, не может понять в фильме никто – ни чиновники, ни любимая, ни работники. Она совершенно чужда их психическому и физиологическому устройству. Ушлый сосед, узнав, что герой отказывается закрывать ферму из-за недовольства мужиков, одобрительно замечает: молодец, умеешь разыграть социальную карту и набить себе цену. У всякого персонажа в фильме есть житейская логика (у кого проще, у кого циничнее), и только Александр Сергеевич ведет себя, с точки зрения окружающих, как идиот. Этот тип конфликта не оставляет участникам шанса на благополучный финал, а фильму – на попадание в рамки жанра, который в Америке долго маркировал тему героического самостояния.

Невозможность русского вестерна – такой же важный для фильма Хлебникова сюжет, как и безнадежность русской жизни. Жанр требует героя действия, а Хлебников показывает, что такого героя у нас сегодня нет. Фермер из «Долгой счастливой жизни» аморфен почти в той же степени, что и среда, у него есть лишь упрямство отчаяния. Герой Яценко просто не в состоянии дать задний ход – как в финале персонаж за рулем милицейского «уазика», который пытается вырулить на проселок, когда пули пробивают лобовое стекло (сцена снята из-за его спины с бесстрастностью видеорегистратора, и это один из лучших эпизодов со стрельбой в новом российском кино). Во всем этом нет морали. И даже не было бы метафоры, если бы оператор Павел Костомаров не пленился видами северной русской реки.

В прокате с 11 апреля