Кирилл Харатьян: Русские боли

Как чиновные люди устраивают ад своим соотечественникам

Анастасия Ивановна – одинокая древняя старуха, ей почти сто лет. Живет себе в Митине, куда ее выселили из коммуналки на Сретенке. Самообслуживается; точнее сказать, самообслуживалась до недавнего времени, пока не поскользнулась и не упала. Слава Богу, осталась цела, отделалась синяком; но после падения появился страх и стало что-то болеть в спине при ходьбе.

Врач нашла лекарство – трость. И, к сожалению, сообщила старухе, что ей палка полагается бесплатно

Анастасия Ивановна – женщина волевая и твердая, собралась с духом, отправилась в поликлинику жаловаться: больно и страшно. Участковый врач нашла лекарство от обеих бед – трость, в просторечии палка. И, к сожалению, сообщила старухе, что ей палка полагается бесплатно.

Примерно через два месяца соседи предложили Анастасии Ивановне купить ей палку, поскольку мучения старухины наблюдать им сил не стало. И в самом деле заплачешь, глядя: чтобы получить от государства простейшее устройство, ей пришлось, ковыляя и охая, посетить пять разных присутствий и, разумеется, в разных концах Москвы. Анастасия Ивановна от помощи отказалась и в конце концов получила бесплатную палку, так что эта история хотя и болезненная, но со счастливым концом.

Вот другая. Умерла раковая больная А., молодая женщина с крепким сердцем, продлившим ее жизнь, а заодно – и сильнейшие боли. Родственники пытались обеспечить ей обезболивающие препараты, которые купить в принципе нельзя, а можно только бесплатно получить; но, во-первых, эта процедура ничуть не короче истории бесплатной палки (минимум четыре места надо посетить), а во-вторых, когда долгожданный препарат наконец доставался больной, ее состояние уже ухудшалось, боли усиливались и облегчения не наступало. Приходилось ввязываться в бюрократическую процедуру снова – только в более длинную: надо было убеждать пугливых врачей, что слабый наркотик не помогает, надо более сильный.

Перед самой смертью этой А. родня добыла ей весьма сильнодействующий и удобный в применении пластырь: он постоянно поддерживает определенный уровень обезболивания. Надо надеяться, что хотя бы последние часы жизни А. не страдала. Зато пострадали ее родные: покойница уже лежала в морге, для получения справки о смерти туда надо было доставить какую-то бумажку из поликлиники, а эту бумажку им дать не желали. Почему? А потому, что надо было прежде вернуть государству использованный пластырь: наркотик же, препарат строжайшего учета. Родня отправилась в морг, сорвала пластырь с тела А., вернула в поликлинику – а что делать? хоронить-то надо!

В третьем случае родственники покойного В., не в силах выносить его мучений – рак пророс в позвоночник, – вместо назначенных врачом трех таблеток наркотика в день дали ему четыре. В. ненадолго заснул впервые за три дня, проснувшись, поел, поулыбался близким и с этой улыбкой отошел. А безутешные сыновья В. едва не попали сразу под два уголовных дела: одно – о незаконном обороте наркотиков (четыре же таблетки, не три! – незаконно!), другое – о преднамеренном убийстве (четыре таблетки – передозировка наркотика!). Как уж им удалось отмотаться – Бог весть, но напугались.

Поэтому язвенник М., переживший прободение этой самой язвы во Франции, прямо счастлив: ему там скорая без лишних слов сделала сперва один укол морфия, а потом другой, потому что ему было очень-очень больно; в России же, как он точно знает, у скорой не было бы и одной ампулы, обошлись бы знаменитой тройкой – ношпа, анальгин, димедрол.

Наверное, чиновные, скажем так, люди, которые устраивают форменный ад своим соотечественникам, считают, что их русские боли не касаются. Дай Бог, чтоб и не коснулись. Дай Бог!