Создатель Мариинского-2: Архитектор судьбы

Три суматошных дня, что шел этот феерический фестиваль, были до отказа заполнены впечатлениями самого разного свойства и качества. В день открытия – гала-концерт с пестрой программой, рассчитанной на демократические вкусы телевизионной аудитории. Следующие два дня новую сцену обживали балеты Баланчина «Драгоценности» и «Симфония до мажор», отчего-то поскучневшие и анемичные. Зато с ходу превосходно прижилась на новой сцене опера Чайковского «Иоланта» в постановке Мариуша Трелиньского с участием Анны Нетребко.

Во второй день оперная сюжетика продолжилась «Свадьбой Фигаро» уже на исторической сцене, где блистал Ильдар Абдразаков. Завершал долгий день ночной концерт в Мариинском-3, где до полвторого ночи «зажигал» Валерий Гергиев со товарищи. Концерт получился невероятно брутальным: все солисты (Лоренц Настурица-Гершковичи, Леонидас Кавакос, Денис Мацуев, Вадим Репин) молодцы как на подбор, всех отличала броская манера игры и бурлящий темперамент – звучность зашкаливала, темпы тоже неслись во весь опор. Припасли и сюрприз: на сцену вышел Пласидо Доминго и продирижировал увертюрой к «Силе судьбы» Верди.

На третий день на сцене Мариинского-2 Диана Вишнева с привычной уверенной перфектностью станцевала «Болеро» в постановке Мориса Бежара: ее партнерами стала мужская труппа «Бежар балета Лозанны». Вечером давали «Набукко» на исторической сцене: дирижировал, разумеется, Гергиев. Партию царя Набукко спел Пласидо Доминго – и это стало сенсацией: невзирая на солидный возраст, Доминго играл со страстью, пел предельно искренне и, в общем, был лучше всех в певческом ансамбле.

Среди безумной суматохи прошедших дней не было времени остановиться, задуматься, осознать огромное значение события, очевидцами которого мы стали. В Петербурге открылся новый театр – современный, просторный, вместительный, со светлыми разноуровневыми фойе, в которых легко дышится, с медово-желтой, теплой стеной из оникса. Из окна-фонаря открывается великолепная панорама на улицу Декабристов и на Крюков канал, по которому проплывают катера. Машинерия сцены позволяет в считанные минуты полностью заменять оформление: три площадки выезжают с разных сторон беззвучно, что было очень удачно продемонстрировано на гала-концерте, где показали подряд фрагменты из исторической постановки «Весны священной» Нижинского и фрагмент из новой постановки Саши Вальц.

Империя Гергиева

Открылся театр в день 60-летия Валерия Гергиева – это был его личный триумф, личная победа, кульминационная точка, к которой устремлялась его жизнь. На открытие приехал Владимир Путин – и сказал именно те слова, которых от него ждали: новый театр – это полностью и несомненно заслуга Валерия Гергиева...

Наверное, лишь потомкам предстоит в полной мере оценить величие замысла маэстро, выстроившего, выкроившего свою личную судьбу по одним лекалам с судьбой вверенного ему театра. Мы говорим – Мариинский театр, подразумеваем – Гергиев. И наоборот.

Так что вовсе не случайно совпали день рождения новой сцены – и день рождения Гергиева: так было задумано, возможно, еще двадцать лет назад. К своему шестидесятилетию Гергиев открыл театр; а семью годами ранее построил и открыл Концертный зал, уникальный по своим акустическим свойствам. Зал возник на месте сгоревших театральных мастерских, из пепла пожарища.

Если разыскать интервью с Гергиевым пятнадцатилетней и двадцатилетней давности – поразишься тому, как точно и полно воплощено то, о чем он мечтал два десятилетия тому назад. Он хотел вернуть Вагнера в Петербург – и почти полный корпус его опер сейчас в репертуаре театра. Он хотел укрепить оркестр – и оркестр входит в первую двадцатку оркестров мира. Все, что задумывалось Гергиевым тридцатилетним и сорокалетним, – сбылось, совершено, воплощено, обрело звук, цвет, оплотнело в архитектурных и сценических формах.

За прошедшие четверть века Гергиев выстроил империю имени себя – и эта империя отнюдь не только материально-архитектурная. Прежде всего он создал сверхидею Мариинского театра – театра европейского, открытого мировому оперному пространству, органично вписавшегося в него. Многочисленные разветвленные связи тянутся от Гергиева к множеству людей, институций, артистов – и сходятся к нему. Он порождает креативные инновационные проекты и собирает людей вокруг себя. А пространство под сенью исторического здания Мариинского театра, три сцены, что расположились рядышком, по обе стороны Крюкова канала и чуть поодаль, на улице Декабристов, по-видимому, теперь следует называть театрально-концертным комплексом.

Храм искусства

До последнего момента никто не знал, приглашен ли он на открытие второй сцены. Приглашения рассылали чуть не в последнюю минуту; многие просто не успели приехать. Возможно, этим объясняется, что в партере и бельэтаже зияли пустые места – а множество жаждущих попасть на статусное событие остались за дверями.

Гала-концерт, рассчитанный на 97 минут чистого времени, прошел с похвальной четкостью: ни сучка, ни задоринки, ни одной заминки или задержки – все выплывало, выезжало и выходило в точно отмеренные сроки.

Артисты, отпев или отыграв, удалялись с поспешностью, свидетельствовавшей о долгом и подробном инструктаже. Аплодисменты благодарного зала звучали уже во время вступления к следующему номеру: за пультом, разумеется, стоял виновник торжества. В эти дни его было не узнать: он светился счастьем и выдавал творческие результаты один лучше другого. Оркестр под его руками звучал редкостно хорошо: казалось, дирижера подхватила и понесла волна какого-то особенного вдохновения, когда все удается, все получается.

Гала-концерт был поручен заботам режиссера Василия Бархатова и художника-сценографа Зиновия Марголина. Оба давно работают в паре, поставили в Мариинском театре с добрый десяток спектаклей. Постановщики предложили для гала бесхитростную, зато четко читаемую идею: храм чистого искусства – Мариинский-1 – переливает свои художественные богатства в новые мехи, Мариинский-2. За чистое искусство, разумеется, отвечал классический балет: балерины в белых туниках и вуалях выходили стройными рядами и заполоняли плоскую сцену – знаменитое шествие теней из «Баядерки». Руки их колыхались, как ковыль под ветром.

Вторым символом высокого, прекрасного и вечного стала одинокая арфа, сиротливо примостившаяся в царской ложе. Вызолоченный макет исторического зала Мариинского театра медленно полз из глубины к авансцене, заполняясь по ходу детишками в белых рубашках.

Не забыли и о теме приобщения к прекрасному детства и юношества, столь любезной сердцу юбиляра. Детский хор исполнил Ave Maria Баха – Гуно – тут-то и пригодилась арфа, ее нежные переливы оттеняли несмелые детские голоса.

Ильдар Абдразаков, Рене Папе, Пласидо Доминго, Ольга Бородина, Анна Нетребко сменяли друг друга, соревнуясь в красоте и крепости голосов. Когда же сумрачный Михаил Петренко, подражая то ли Штоколову, то ли самому Шаляпину, завел, широко шагая, «Эй, ухнем!», замысел гала окончательно слился с каноном торжественного концерта – словно прозвучал далекий привет торжественному сегодня из ушедшей эпохи.