В Мастерской Фоменко поставили «Египетскую марку» Мандельштама
«Египетскую марку» можно было бы назвать безусловной удачей дебютанта Дмитрия Рудкова, если бы не одно «но»: это удача старательного и искусного копииста
Если не покупать перед началом представления программку, то можно легко нафантазировать, что спектакль по повести Мандельштама, поставленный на старой сцене «Мастерской Петра Фоменко», вышел еще до его смерти – скажем, года два или три назад – и поставил его сам Петр Наумович собственной персоной. Сделал естественный шаг от своих «Египетских ночей» (они были выпущены режиссером на этой же сцене в 2002 году) к «Египетской марке», от Пушкина – к Мандельштаму, от Петербурга времен «золотого века» – к «веку серебряному».
Если же все-таки не пожалеть денег на программку, то обнаружится следующее: на первом месте в ней действительно стоит Петр Фоменко как «автор идеи», а следующей строкой идет Дмитрий Рудков как «ухватившийся за идею». Ухватки у Рудкова и впрямь стопроцентно фоменковские. Как и в «Египетских ночах», совместное чтение чередуется с совместным пением. Там читали Пушкина, здесь – Мандельштама. Там пели Россини, здесь – Перголези. Всей и разницы-то.
«Египетская марка» – это мрачная, хотя и очень филологическая вещь, написанная в самый разгар февральской революции 1917 года. Ее суть можно свести к строке, написанной Мандельштамом годом позже: «Твой брат, Петрополь, умирает». Нелепый поэт Парнок (Федор Малышев) мечется черной тенью по городу-мороку и ощущает себя египетской маркой – вещью, может быть, и редкой, но абсолютно бесполезной вдали от каирских почтамтов.
Режиссер вместе с художником Александрой Дашевской сделали метафорой Петербурга скопище вещей, которые обычно выкладывают на землю старьевщики на блошиных рынках. Вот в двух метрах от наших ног выложен тяжелый утюг, вот монетки для нумизматов и тут же – потертый макет «Медного всадника». На одном краю «блошки» виднеется потускневшая Адмиралтейская игла, на другом – бронзовая безделушка, повторяющая контуры Аничкова моста. В неровную линию выстроился весь этот нехитрый скарб, а актеры склонились над ним, словно продавцы, пытающиеся сбагрить нам всю эту рухлядь.
В этом спектакле все – тлен, все – распад. По полу на протяжении 70 минут клубится нездоровый питерский туман, страшащий аллергиков и легочников, а отбеленный холст, на фоне которого актеры поют Stabat Mater и «Чижика-пыжика», представляется саваном, в который вот-вот завернут Петра творенье, а заодно и всю мировую культуру, отразившуюся в нем. «В Петербурге жить – словно спать в гробу», – скажут нам актеры вслед за Мандельштамом, и в этот момент покажется, что этот спектакль тоже чем-то похож на сон в гробу. Вчерашний стажер «Мастерской Фоменко» Дмитрий Рудков сделал со своими актерами во всех отношениях тонкую, умную и серьезную работу. Но слишком уж похожа «Египетская марка» на копии великих полотен, которые иногда продаются на блошиных рынках. Впрочем, для дебютанта это, наверное, не зазорно.