«Прерафаэлиты: викторианский авангард»: классику английской живописи впервые показывают в Пушкинском музее

Чувственное лицо жгучей красавицы Джейн Верден, изображенной Данте Габриэлем Россетти в образе богини Прозерпины, украшает афишу Пушкинского музея. Прозерпина, она в темных струящихся одеждах, держит в руках гранат, зернышки которого должны напоминать ей о пребывании в царстве мертвых, в верхнем углу картины – стихи, написанные художником. Печально прекрасная, неземная Джейн Верден была дочерью конюха и женой друга Россетти, великого реформатора предметного мира Уильяма Морриса. Он тоже был членом группы художников, назвавших себя однажды братством прерафаэлитов, так как они призывали вернуться к средневековым, довозрожденческим, идеалам итальянской живописи, рыцарскому отношению к женщине и творить мебель и гобелены как произведения искусства. А то промышленная революция обезобразила окружающий мир и души рабочих.

Лицо Джейн Верден, как и прекрасный облик другой возлюбленной Россетти – Элизабет Сидаль, знакомо миллионам: картины прерафаэлитов вовсю тиражируются и чаще всего не к месту украшают обложки карманных книжек про любовь. Взаимоотношения художников братства, их биографии, бунт против рутинного академического искусства, их любовные треугольники – неистощимый материал не только для писания об искусстве, но для романов и сериалов.

На московскую выставку «Прерафаэлиты: викторианский авангард» привезли половину одноименной выставки в лондонской Галерее Тейт. Но главные прерафаэлитские образы в Пушкинском легко обнаружить – кроме «Прозерпины» (автор написал несколько ее вариантов) присутствуют не менее прославленная «Офелия» Джона Эверетта Миллеса, трогательное «Благовещение» и победительная «Возлюбленная» Россетти, монументально-декоративная «Любовь, ведущая пилигрима» Эдварда Берн-Джонса. Так что многократно рассмотренное в репродукциях можно наконец увидеть вживую.

Для англичан выставка прерафаэлитов, подчеркивает московский куратор Анна Познанская, как для нас – передвижников, с детства хорошо знакомое. Поэтому для выставки в Тейт, рассказывает английский куратор Элистон Смит, важно было найти тему, чтобы по-новому представить известное. Вот они и попытались показать прерафаэлитов как предтечу импрессионистов и художников модерна. Сравнение с импрессионистами все же кажется натянутым – для прерафаэлитов были важны рисунок и сюжет, а не цветовые пятна и впечатление. Но вот аутичные женские образы викторианских «авангардистов» действительно фамфатальней всех роскошных див ар-нуво.

С нашими товарищами передвижниками у британских братьев (объединившихся, правда, на двадцать лет раньше) есть общее внимание к острым социальным и нравственным проблемам. Например, жанровая картина «Приказ об освобождении, 1746» Миллеса, конечно, историческая, но раненый человек в килте, положивший голову на плечо жены, держащей на руках плачущего ребенка, и несчастная собака, обнимающая все горемычное семейство, вызывают большое сочувствие, а вот королевский офицер – нет, не вызывает.

«Образы прошлого» – второй раздел выставки. Ему предшествует «Спасение» – работы на религиозные темы, дальше идут картины про природу, красоту, поэзию. Завершает показ «Утопия» – раздел с двумя восхитительными гобеленами в средневековом стиле, совместный труд Берн-Джонса и Морриса. Орнамент, обрамляющий их, – подлинный шедевр. Как и все, кажется, что сделал Уильям Моррис, стремившийся преобразить вещный мир. Как раз его мечта реализована – красота из искусства переселилась в дизайн, правда, создают нынешние прекрасные предметы не вдохновенные ремесленники-художники, а все те же бездушные машины, только нынешние куда изощреннее механизмов викторианских времен.

Прерафаэлиты востребованы современными зрителями, их выставки популярны, их наследие понятно. Они писали и жили красиво, с чувством рассказывали романтические истории, взывали к идеалам. Наконец-то и нам их показали.

До 22 сентября