Григорий Гольденцвайг: Дюжина японцев навстречу

Что делать, если сокровенное место отдыха превратилось в туристскую мекку

Только идиот мог забыть, что из Монтероссо в Вернаццу не надо идти пешком: крутой перепад высот, все время в гору, по лестницам меж частных виноградников. Хозяева виллы, где мы остановились, предупреждали - идти надо в другую сторону. Проезжать все пять деревень: Монтероссо, Вернаццу, Корнилью, Манаролу и Риомаджоре - вместе Чинкве-Терре - на поезде до конца. И пешком возвращаться назад. А я забыл.

На некогда пустынной Виа делль Аморе гражданки с дерматиновыми сумками дерут семь евро за вход

Моя любимая держалась стойко. Первые лестниц пять, пыхтя под августовским солнцем, спиной к открыточному Генуэзскому заливу, лицом к пыльным ступенькам, мы преодолели почти без проклятий. Дальше романтическое путешествие начало разваливаться на глазах: она, тяжело дыша, проклинала хозяев, присоветовавших Чинкве-Терре, пыль, жару и главным образом меня. В итоге мы повернули назад, спустились к электричке, прогремели, как все нормальные, немногочисленные туристы до последней деревни и отправились пешком по Виа делль Аморе - высеченной над морем тропе, огибающей скалу. Тропа была почти безлюдна. Чинкве-Терре обернулось нашим и только нашим трофеем.

Еще в конце прошлого века итальянофилы рекомендовали эти места с придыханием. Тропа петляла меж виноградников над морем и открывала одну старинную рыбацкую деревню за другой. Судьба раскрученного и вечно переполненного Амальфитанского побережья постигла Чинкве-Терре быстро. Прошлым летом зону вылета нью-йоркского JFK украшали гигантские баннеры «Go to Monterosso!». О том, что из Монтероссо в Вернаццу пешком ни-ни, баннер умалчивал. Огибая тем летом американские попы на спуске из Вернаццы в Монтероссо (попы шли наверх), я почерпнул много нового из мира нецензурной лексики.

Год от года я возвращаюсь в Чинкве-Терре. Храню визитную карточку владельца апартаментов, десять лет назад, ноябрьским вечером вцепившегося в меня мертвой хваткой. Неказистую хибару с душераздирающим видом на море он был счастлив отдать за 40 евро. Год от года он последовательно предлагал мне комнаты на небольшом удалении от моря, на максимальном удалении, просил перезвонить его племяннице, отправлял на новый сайт, а в последний раз пролаял в трубку, что на ближайшие два месяца все забронировано. Официанты прибрежного деревенского ресторана ударно освоили английский. На некогда пустынной Виа делль Аморе, где листья агавы в несколько слоев изрублены текстом «Здесь был Вася» на всех языках, гражданки с дерматиновыми сумками наперевес дерут семь евро за вход.

Я скрываюсь от толпы в роще на вершине холма, на последней линии виноградных плантаций, на деревенских улицах, которые не найдет ленивый турист, - и сохраняю спокойствие, если и там вдруг выходит навстречу дюжина японцев с камерами.

Любить сокровенное место таким, как оно есть, здесь и сейчас - сложная штука. Любой персональный рай рано или поздно обречен на рекламные баннеры в аэропортах и дерматиновые сумки кассиров. Но что если просто перестать видеть в нем личный трофей? Надцать лет назад кто-то наверняка не был рад здесь нам.

Прошлым летом последней на спуске из Вернаццы в Монтероссо мне встретилась русскоязычная пара. «Ну чем ты недоволен? - возмущалась она. - Погода - чудо, море - чудо, ты когда по виноградникам в последний раз гулял? Ну и что, что вверх? Посмотри на карту - дойдем». Он, в неуместных костюмных туфлях, мрачно уставился вверх на лестницу, по которой сбегал я. Им можно было бы объяснить, что лестницы здесь бесконечны и ехать нужно на поезде до конца. Но вмешаться в чужое future-in-the-past я не посмел.