Кирилл Харатьян: Похороны поколения

Вот умер Аркаша. Перевалил через полтинник, отметил юбилей как полагается, по-людски, два дня еще помучился - и прими, Господи, душу его в селениях Своих, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная!

Пошел руки помыть - и все.

Мы с ним были знакомы с пионерского лагеря, но пути наши разошлись - он как-то сразу нашел себя в жизни, после армии пошел слесарем-универсалом на хитрый маленький завод, где прославился золотыми руками и ясной головой. При безбожной власти Аркаша был баловень судьбы: и на производстве получал зарплату плюс премию, и вне производства дозарабатывал буквально сколько хотел, поскольку не существовало для него ничего неисправимого.

Заботы не знал, гулял широко и часто, никогда не жался и не скопидомничал. Во хмелю бывал тих и, набравшись до деревянного состояния, не буянил, а норовил лечь спать - и лучше бы не в одиночестве, отчего только законных жен у него перебывало три штуки, а ребенок получился только один, сынок, и недавно, когда Аркаше уже стукнул сороковник, и не от жены, а так, случайно; но здоровенький, слава Богу.

Ближе к демократическим временам Аркаша повадился ходить на работу «выпимши»; это совпало с некоторым упадком производственной деятельности заводика; при раннем Ельцине получил неприятную пьяную травму отскочившей монтировкой по голове, что заметно снизило его рабочую и, увы, человеческую ценность.

Дальше - новая беда: какое-то его усовершенствование в трубе в сортире у гулящей Ксанки дало течь, и ситуация с частными, так сказать, заказами ухудшилась. Аркаша-то никогда не утруждал себя расширением бизнеса - обходился близлежащими дворами; когда репутация его покосилась, он уж был неконкурентоспособен на внешних рынках, а нужда в стаканчиках, подносимых благодарными клиентами, напротив, все росла.

При путинской власти прекратился и тот тоненький ручеек вспомоществования, который тек с хитрого заводика: давно уж ничего хитрого на нем не делалось, а тут его купили какие-то восточные люди и стремительно закрыли - снесли и построили торговый центр.

Хорошо, жива была сварливая мать: Аркаша переехал из двухкомнатной, некогда торжественно выданной заводиком под вторую жену и будущих чад квартиры в ее однокомнатную; двухкомнатную мать сдала восточным людям, и денег этих синеватый сынок почти не видел - выпрашивал со слезами и обмороками.

Обычная такая мужская история, правда? Напрашивается точка: алкогольный цирроз и могила, или алкогольная кардиомиопатия и могила, или белая горячка и дурдом...

Но тут как раз родился у Аркаши внезапный сынок, буквально этажом выше, - и молодой пожилой папаша воспрянул, вспомнил о бывших золотых руках и попытался обеспечивать пусть и незаконную, но все-таки семью. Брался за всякое дело, напомнил о себе бывшим женам и пассиям, чтобы они сарафанным радио разнесли о нем весть по всей Руси великой (то есть микрорайону); но - увы! - благосостояние его росло с таким скрипом, что будто и вовсе не росло. Зато случайная жена, которая неожиданно для себя перестала бухать в связи с беременностью и появлением сына, оценила его трезвость и старание и согласилась принять его насовсем.

Жалко, идиллия была недолгой. Аркаша, как ни бился, не вписался в новую для себя реальность; в какой-то момент не отказался от предложенного стаканчика - и уже через пару дней переехал на этаж ниже, к матери.

Мы все горим, но он сгорел быстрее, как сказал на похоронах наш с Аркашей однолагерник Серега, поэт и авто­слесарь.