Что будет со старинным магазином на Мясницкой

Покупатели боятся закрытия знаменитого чайно-кофейного магазина и собирают подписи
Торговец чаем Сергей Перлов сделал фасад в китайском стиле, надеясь увлечь китайского чиновника и укрепить свой бизнес/ Алексей Банных

Жанна! Сколько тебе лет?

- Сорок восемь, - хихикнув, признается женщина в белом халате.

- А сколько было, когда ты пришла сюда?

- Восемнадцать.

- Вот! Юля! Сколько лет ты тут работаешь?

- Двадцать, - басом отзывается Юля.

- Теперь понимаете? - обращается ко мне управляющая магазина «Чай-Кофе» на Мясницкой Инесса Кравелис. - Отсюда люди не уходят, текучки у нас не было никогда. Это уникальное, московское, коренное место!

Инесса Кравелис перемещается по торговому залу, как небольшой, смертоносный снаряд. Продавцы перед ней цепенеют. Она громко сокрушается о несчастливой судьбе магазина, не смущаясь присутствием интеллигентных женщин, выстроившихся в очередь за кофейными зернами. Впрочем, что их стыдиться? Женщины сами негодуют и, отстояв за кофе, тут же занимают вторую очередь - к журнальному столику у входа. Там идет сбор подписей против новой арендной ставки, о которой Департамент имущества г. Москвы уведомил ООО «Магазин Чай-Кофе»: 43 тысячи рублей за квадратный метр против 3,5 тысячи рублей, как в прошлом году. Беда в том, что новая ставка назначена абсолютно законно. Есть постановление правительства Москвы № 236-ПП, по которому все предприниматели, арендующие помещения более 300 кв. м не под социально значимый бизнес (социальные товары, культура, спорт, промышленность), лишаются льготных арендных ставок и переводятся на так называемые рыночные. Правда, как их считают, никому не известно.

Инесса Кравелис с единым подходом к малому бизнесу не согласна. Нельзя, говорит она, всех стричь под одну гребенку. А уж «Чай-Кофе» и вовсе надо рассматривать как особый случай.

Чаеторговец Сергей Перлов построил этот дом и открыл там магазин в 1893 году. Интерьер был украшен китайскими вазами, коврами ручной работы, покупатели сидели на шелковых пуфах. Магазин пережил революцию, две мировые войны, застой, перестройку, распад СССР и реставрацию, которая завершилась только два года назад. Мастера восстановили фасад с крышей пагоды, раскрыли оригинальную роспись на плафонах и потолке магазина, отреставрировали прилавки с фигурной резьбой, развесили колокольчики, отлитые с чудом найденного подлинника XIX века.

Сейчас в «Чае-Кофе» почти 5 тысяч видов чая и 3 тысячи видов кофе. Я попытался считать, сбился на третьей сотне. До самого потолка высились картонки с цейлонским и краснодарским. Сверкали расписные золоченые жестянки с эрл греем из Шри-Ланки и ройбушем из ЮАР, с индийским нилгири и китайским кимуном.

Инесса сказала, что чай обычно берут на подарки. И верно, народу у прилавка было немного. А вот в соседнем отделе, откуда доносился сногсшибательный запах кофе, по-прежнему стояла очередь. Граждане ждали, пока девушка перемелет по их заказу арабику из Мексики, Колумбии, Йемена. Она стремительно пересыпала зерна из позолоченных ящиков в раструб огромных, довоенных еще кофемолок, успевая консультировать публику:

- Еще раз вам говорю, темной обжарки - будет крепкий и горький. Средней обжарки - классический!

- Мне классического. И мелко-мелко помолоть.

- А мне бы что-нибудь для офиса. Килограмма полтора. Но знаете, без сильной горечи.

- Индонезия, Сулавеси, - откликалась продавец.

- Это мы уже брали...

- Эфиопия, Харар, - тут же произносила девушка, как будто это были слова магической клятвы. Покупательница, обмирая, брала, жадно вдыхала томный запах из пакета. Пожилой джентльмен разглядывал витрину, выбирая между копи люваком и премиальной Гваделупой. Инесса Кравелис заметила, что копи лювак - самый редкий сорт. Его делают из непереваренных зерен кофе, которые находят в помете малайской куницы. «Такой, знаете, сладковатый вкус в горле остается», - добавила она.

- Что вы теперь намерены делать? - я поспешно вернулся к текущему моменту.

- Мы послали в Департамент имущества письмо с просьбой нас принять, выслушать.

- И что вы там скажете?

- Что, во-первых, к нам ходят пенсионеры. Конечно, у нас не социальный магазин, но для них у нас масса товаров по невысоким ценам - цикорий, кофе без кофеина и так далее.

- Виски за семнадцать тысяч, - добавил я, посмотрев в сторону алкогольного отдела. Инесса обиделась, а зря - не я же его там устроил.

- При чем тут виски? У нас 80% ассортимента - чай и кофе. Во-вторых, каждая страна имеет свои магазины, ставшие культурными объектами. В Лондоне есть «Хэрродc», в Париже - «Галерея Лафайет». Чем наш магазин хуже? Ему больше ста лет, здание - памятник архитектуры федерального значения, к нам постоянно водят экскурсии.

Что касается собранных подписей, заключила Инесса, то их отправят мэру Москвы Собянину. Может, он поможет. Как помог в прошлом году Цирку на Цветном бульваре: лично вмешался и установил символическую ставку в один рубль за квадратный метр в год. Другие способы сохранить чайный дом болезненные: надо либо получать статус социального магазина и убирать из ассортимента копи лювак и еще 90% продукции, либо уменьшать площадь магазина до 300 кв. м, то есть куда-то переносить склады, что тут же отразится на цене. Поднять же стоимость товаров в 12 раз, чтобы погасить новую аренду, магазин не готов.

Я уже уходил, но задержался у столика, где по-прежнему подписывались любители изящного вкуса. «Я здесь кофе с 50-х годов беру, - восклицала дама в зеленом пальто, - как можно всю эту красоту потерять?» «А что пьете?» - спросил я. «Любимый русский напиток - капучино. Россия - кофейная держава. Вы согласны?»