В Мариинском театре от «Войны и мира» оставили только войну

Томас Манн справедливо отнес Льва Толстого к явлениям природы. Он органически, черноземно непротиворечив: вот считаю я, что театр отвратителен и лжив, а охота, наоборот, упоительна и прекрасна или что Наполеон ничтожество, а Кутузов мудр и велик, - и весь мир обязан разделить со мной эту уверенность. Сергей Прокофьев природным и органичным отнюдь не был. Даром что гений. Он, не чинясь, следовал конъюнктуре, исполнял распоряжения начальства и вообще ловил момент (за что, как известно, ехидная судьба обрекла остаться незамеченной его смерть в один день со Сталиным). Вот и опера «Война и мир» в отличие от романа полна противоречий.

С одной стороны, то, что композитору интересно и что его вдохновляет, - человеческие взаимоотношения. Взять хоть знаменитый си-минорный вальс, который повторяется в 12-й картине, когда Андрей перед смертью прощается с Наташей (на премьере оркестр Валерия Гергиева играл его так, что за это можно было все отдать). Или, например, Прокофьев вместе с соавтором либретто и собственной женой Мирой обкорнали старика Болконского до куцего эпизода, зато непропорционально раздули сцену, где Анатоль Курагин и Долохов готовятся увезти Наташу, - сладострастно, с изрядным знанием предмета выписывая оттенки и переливы человеческой низости. С другой стороны, опера окончена в 1943 г., время требовало подпустить патриотизма, в результате образовались напыщенные хоры и сценки, исполненные тошнотворного «истинного народного юмора». Как это все сплавить воедино?

Режиссер Грэм Вик ни в малейшей степени не причастен могучему духу Толстого, он вполне следует амбивалентности Прокофьева. Декорации и костюмы Пола Брауна однозначно атрибутируют время и место действия: здесь и сейчас. На сцене - стена из оникса и люстры Swarovski, красующиеся в новом здании Мариинского театра. В России война всегда, метафизически, так что даже в картинах мира регулярно ездит танк. А уж как дойдет дело до войны по сюжету, все переоденутся в камуфляж и возьмутся за автоматы.

В этой войне есть победитель - гламур. На заднике проекция: голая модель прикрывает срам рекламируемой сумкой, а в финале другую шикарную сумочку, но раздувшуюся до циклопических размеров, французы поволокут, спасаясь бегством из Москвы (явная аллюзия на чемодан Louis Vuitton на Красной площади). Элен Безухова сервирует Наташу для развратного братца Анатоля - невинная хрупкая Наташа (Аида Гарифуллина) на фоне той самой ониксовой стены переодевается в такое же, как у Элен, блескучее платье, встает на высоченные каблуки. Грэм Вик уже не первый раз (прежде - в «Борисе Годунове» в Мариинском театре, 2012 г.) зорко подмечает склонность части российских дам одеваться как проститутки. Да и не слишком убедительная вокально Мария Максакова явно понадобилась ему в партии Элен скорее как красавица и депутат Госдумы.

Увы, режиссерский сарказм то тут, то там приходит в противоречие с фальшивым пафосом произведения. Скажем, Кутузов появляется так: автокар вывозит здоровенный, стоящий на попа ящик, секьюрити открывают крышку-дверь, внутри полководец. То бишь его держат в законсервированном состоянии на случай войны. Но могучий русский бас и прекрасный актер Геннадий Беззубенков играет Кутузова из другого, ничуть не ироничного, вполне традиционного спектакля про Отечественную войну 1812 г. И когда он уходит через зрительный зал, приветственно помахивая руками, несколько припухшая к этому моменту публика, получив наконец понятный ориентир, хлопает фельдмаршалу.

Величественный хоровой эпиграф «Силы двунадесяти языков...» перенесли в конец первого акта, тем самым как бы декларируя: а теперь всерьез. Не тут-то было - война начинается с того, что потащили новенькие гробы, с колосников на веревках прямо в эти гробы спустились трупы, потом на грузовике провезут опять-таки гробы, но уже с венками, а следом - гигантский мусорный контейнер с припорошенными снежком трупами лошадей. Это, должно быть, материализовавшееся лошадиное мясо, жрать которое Кутузов сулил захватчикам. Спектакль, поначалу колебавшийся между лиричностью и памфлетом, окончательно оборачивается вампукой.