Фильм братьев Дарденн «Два дня, одна ночь» вышел в прокат

Это Дарденны прежние и новые. В 1999 г. сенсационная победа их «Розетты» на Каннском фестивале обозначила переход актуального кинематографа от постмодернистских игр 90-х к новому реализму. В середине нулевых братья заговорили языком лаконичных притч («Сын», «Дитя»), получили вторую «Золотую пальму» и окончательно утвердились в статусе современных классиков. Поворот, сделанный в фильме «Два дня, одна ночь» (Deux jours, une nuit), остался почти незамеченным - или неоцененным. Разочарованные критики написали, что картина менее масштабна, чем лучшие работы Дарденнов. Вероятно, так же решило и каннское жюри - 2014, показательно проигнорировав новую ленту. Критики правы, если считать мерой масштаба объем символического. В фильме «Два дня, одна ночь» он стремится к нулю.

Перед нами абстрактная частная история. Сандра (Марион Котийяр) работает на небольшом предприятии. Специфика производства не важна. Не важен город, в котором происходит действие. Он ничем не примечателен, взгляду не за что зацепиться в ландшафте. Среда очерчена ровно настолько, чтобы служить нейтральным фоном для конкретной ситуации. В пятницу было собрание трудового коллектива, на котором обсуждались годовые бонусы и сокращение штата. В субботу Сандру будит телефонный звонок. Сандра плачет. Большинство коллег проголосовали за ее увольнение. Так они получат бонусы. Для Сандры это катастрофа. Ее муж Ману (Фабрицио Ронджони) работает в фастфуде, его зарплаты не хватит на выплату ипотеки. У Сандры и Ману двое детей. Недавно Сандра лечилась от депрессии. Начальство и коллеги считают, что она не может работать достаточно эффективно. Сейчас единственное желание Сандры - выпить ксанакс и уснуть.

Нет, ты должна бороться, говорит ей Ману (Жан-Пьер Дарденн в интервью заметил, что в Ману есть что-то от профсоюзного лидера).

Бороться нет сил. С этого начинается фильм. Мы видим Сандру в момент полного опустошения. Подруга, сообщившая ей новость и готовая ее поддержать, устраивает Сандре встречу с боссом, но Сандра даже не может говорить. Однако месье Дюмон соглашается провести повторное голосование в понедельник.

У Сандры есть два дня, чтобы встретиться с каждым из шестнадцати коллег и попросить их отказаться от бонусов. Это весь сюжет.

«Два дня, одна ночь» - не социальное кино, то есть не картина о социальных проблемах. Но и не притча, замаскированная социальностью. Жан-Пьер и Люк Дарденны сделали фильм о производственных отношениях, изъяв из него производство.

Каждый эпизод снят длинным средним планом. Камера работает так, чтобы мы увидели не Сандру как субъект (с ее отчаянием, усталостью, стыдом) или объект (приложения зрительского сочувствия), а то невидимое, что возникает между героиней и собеседником.

Отношения, обусловленные производством, но не замкнутые на нем, выходящие за. Хотя неверно описывать взгляд Дарденнов в терминах расширения или обобщения. В этом фильме он всегда предельно конкретен. Дарденны пытаются поймать в фокус, сделать зримой саму субстанцию человеческого. Зафиксировать возможность ее проявления в каждой показанной ситуации.

Что значит человеческое? Речь не идет о жалости и сострадании. Всегда - только о встрече.

Сюжет фильма - череда встреч. Что должно быть результатом каждой из них? Помимо согласия или отказа, подкрепленных более или менее однотипными аргументами.

Тут будет уместно уточнить сумму бонуса. Тысяча евро. Кому-то они нужны на ремонт, кому-то на оплату коммунальных долгов. Так или иначе выбор делается не в экстремальной ситуации. В сугубо бытовой. Дарденны настаивают на его обыденности. Так предъявленная в фильме история оказывается универсальной, оставаясь конкретной. Так мы проникаем из социального измерения в этическое. Но Дарденны снимают фильм не о совести, обязанности или чувстве вины.

Сандра не раз говорит, как ей стыдно быть просительницей, манипулировать. Мне кажется, в этом есть что-то помимо стыда. Сандра отказывается быть жертвой. Точнее - воспользуюсь формулировкой французского философа Алена Бадью - «проявляет неуступчивость того, что не совпадает в ней с сущностью жертвы». Это упрямство «идти наперекор воле-быть-животным», пишет Бадью в эссе «Этика», может обнаруживаться «в обстоятельствах грандиозных или заурядных, ради важнейшей или же второстепенной истины - роли не играет». Упрямство в заурядных обстоятельствах грандиозно показывает нам Марион Котийяр, которая, стряхнув звездную пыль, сыграла у Дарденнов свою лучшую роль.

Заурядные обстоятельства фильма «Два дня, одна ночь», очевидно, таковы, что каждому из персонажей проще всего считать себя жертвой (экономической ситуации). А сумму в тысячу евро (еще не полученную) - пожертвованием. И Сандра не однажды услышит от разных собеседников: «Попробуй встать на мое место».

Возможно, это ключевая фраза фильма. А возможно, ключевая фраза мира, в котором мы живем, и Дарденны показывают именно это. И вновь не обобщая, но конкретизируя.

Они указывают на то, что риторика этой фразы лукава. Она взывает к сочувствию - ради выгоды. Встань на мое место - значит, почувствуй себя жертвой. Но это как раз то, чему из последних сил сопротивляется Сандра. Нет никакого «встань на мое место», потому что это место такое же мое, как и твое. И Сандра всякий раз говорит с собеседником не как с Другим, но как с таким же. Она утверждает равенство - как данную собеседнику возможность проявить человечность не через жалость, а через отказ от позиции жертвы. Поэтому «Два дня, одна ночь» - не фильм о сострадании, но фильм сопротивления.

В прокате с 9 октября