Эймунтас Някрошюс показал в Москве «Книгу Иова»

Показанный на фестивале «Сезон Станиславского» спектакль Эймунтаса Някрошюса по Книге Иова про то, что человек заслуживает большей любви, чем Бог. Эксперимент, который должен был доказать Сатане любовь Иова к Создателю, был скрыт от испытуемого: он так и не узнал, почему ему были посланы лишения. В спектакле между Богом и его оппонентом-чертом не так много отличий: один в черном, другой в белом, у одного лопата за плечами, у другого - большая золотая карамель на шее. Они выглядят как ровесники, молодые, хорошо одетые мужчины. Господь и Сатана по очереди произносят одни и те же главы книги, затем место передается самому Иову. Он старше, по виду опытней, да и действительно, откуда спорщикам на том свете знать, каково это - лишиться всего, чем дорожил.

Утрата дома - важный мотив Някрошюса: Дездемона, выставленная отцом за порог, носила дверь на плечах, Мышкин, который старается заново найти свой дом, обнаруживает похожие двери подвешенными в воздухе безо всякой опоры. Иов, озвучивая тот же пролог к книге, поддерживает головой балку, пока хлипкая крыша над ним не рушится. В другой раз, вспоминая прежнюю жизнь, он возвращается к стиху о своих детях, пораженных небесным огнем, - как они пировали под одной кровлей - и сооружает из бывшей стены подобие стола, а на него ставит маленькую вазу с цветком. Эта конструкция падает, как и предыдущая.

Рассуждая о работах Някрошюса, принято говорить о метафорах, но здесь их куда меньше обычного. Была электрическая гирлянда вокруг тела прокаженного. Кожа, содранная с барабана и надетая на Иова. Стол-комод и черная нора меж тумб - временное пристанище больного и отчаявшегося героя. Может, еще парочка.

В предыдущей работе Някрошюса - дилогии по Данте - его стиль опознавался гораздо четче, но он как будто потерял опору. Это режиссер, который может сегодня, в XXI в., сделать настоящую, чистую трагедию. Из путеводителя по загробному миру он вычленил сюжет - историю воссоединения поэта с Беатриче - но не нашел трагического стержня, от которого привык идти раньше. По сравнению с персонажем «Божественной комедии» библейский Иов - безусловный герой Някрошюса. Такими же мучениками, жертвами Бога были его Фауст и особенно Гамлет, какой бы странной ни казалась последняя аналогия. В «Гамлете» отзывалось стихотворение Пастернака - воля отца была интерпретирована как воля Отца с той разницей, что в спектакле Гамлет-старший оказывался не справедливым судьей, а убийцей сына.

Теперь, читая сакральный текст, режиссер приходит к тому же заключению, что и в работе с шекспировской пьесой: ничья воля не оправдывает человеческих страданий. Конечно, здесь есть критика религиозного мышления с позиций современного гуманизма. Но спектакли Някрошюса обращаются в первую очередь не к рациональному. От него по-прежнему ждешь эстетического потрясения.

Что делает его уникальным режиссером, так это невероятная - для четырех-, пяти-, шестичасовых спектаклей - плотность визуальных образов. В его самых знаменитых постановках в каждой сцене было что-то такое, что вы пересказали бы друзьям. Странная поза актера, досконально продуманный жест, вещи в необычной роли, спецэффекты, иногда технически сложные, но часто поражающие только своей точностью - как, например, уже знаменитая бумажная рубашка Гамлета, тающая под ледяным душем. Некоторые знаки проходили через весь спектакль: лед и вода в «Гамлете», топор и дерево в «Макбете». Каждый образ обращался одновременно к эмоциям, к эстетическому чувству и к культурному опыту зрителя. Все вместе составляли ни на что не похожую природу этого театра, который заставлял воображение работать без остановки в течение многих часов.

«Книга Иова» - гомеопатическая доза Някрошюса, которой не хватило бы и на один акт «Отелло» (даже хронометраж короче обычного: каких-то неполных два часа). В нем бесконечно много текста и почти не на что смотреть - возможно, это первый спектакль режиссера, который понятнее носителям литовского, чем иностранцам. Ведь у нас он стал «своим» отчасти потому, что символика его театра была универсальна для всей европейской культуры и не требовала перевода. Возможно, - хоть и маловероятно - Някрошюс теперь идет к принципиально другой режиссуре. Но в силу привычки я скорее запомню, как дом Иова разваливается у него на плечах, чем то, как декламируют библейские стихи на незнакомом мне языке.