"Мамочка" Ксавье Долана вышла в прокат

Сняв к 25 годам четыре фильма, в пятом Ксавье Долан вернулся к героям своего дебюта. Пять лет и пять фильмов не прошли даром: энергия молодости по-прежнему подкупает, а опыт преобразует самоуверенность в уверенность, наскок в напор, самокопание пополам с самолюбованием в самосознание с принятием себя.

Пять лет назад юный герой ленты «Я убил свою маму» не мог ужиться с любимой матерью, отправлялся в ссылку в школу-пансион, сбегал, вновь был отослан и вновь сбегал. Столь же юный герой «Мамочки» оказывается чересчур труден для подобного заведения: спалил кафетерий, отправил попутно однокашника на больничную койку. Далее - либо более строгие условия в исправительном заведении тюремно-психиатрического типа, либо попытка домашнего воспитания на поруках у родной матери.

Чтобы скорректировать правила игры и серьезность ставок, Долан чуточку меняет порядки в Канаде, придумывая закон, согласно которому не справляющиеся с чадом родители имеют право отказаться от ребенка и сдать его государству.

Параллели с сюжетом дебютной картины Долан не скрывает, а подчеркивает: пусть его самого в главной роли на экране нет (вместо - буйный Антуан-Оливье Пилон), зато маму вновь играет Анна Дорваль, а вскоре после начала фильма в дом напротив въезжает героиня Сюзанны Клеман и вновь, как и пятью годами ранее, оказывается школьной учительницей. Теперь уже бывшей, пережившей в своей школьной практике что-то такое, после чего сложно складывать буквы в слоги, слоги в слова и слова в предложения.

За пять лет Долан научился отсекать лишнее, фокусироваться на главном. В «Мамочке» - на отношениях, которые возникают в странном треугольнике мать - сын - учительница. В дни и минуты счастья мать с сыном ведут себя как лучшие друзья: зовут друг друга Ди и Стив, шутят, сквернословят, дают отпор обыденности, могут пуститься в пляс. Втягивают в свою жизнь соседку: Кайле удается усмирять страшные вспышки гнева Стива, Стиву - оживлять Кайлу. Долану отлично удавались на экране стычки и хорошо - страдания. Здесь одинаково бросают в дрожь сцены, когда сын чуть не убивает мать - и когда он готов закружиться в танце с ней или закружить тележку из супермаркета.

Даже если предъявлять Долану претензии, искать, что он взял у Озона или Альмодовара, сложно не признать, что чужие элементы органично сплавляются в собственный почерк. Из в фильма в фильм у Долана кочует манера превращать отдельные сцены в клипы, но драматическое перевешивает формальное. Нет ощущения, что музыка восполняет неспособность сказать или показать что-то без эмоционального допинга, скорее складывается ощущение, что для Долана это естественный способ видеть вещи: легко вообразить себе подростка, который редко вынимал наушники из ушей.

И вот теперь он любит музыку настолько, что старается не обрывать песню, раз уж включил. Это подкупает. При этом он не стесняется своих музыкальных пристрастий и, видимо, не боится обвинений в пошлости. Может зарядить в прологе трек модного шведского коллектива The Knife, как в фильме «И все же Лоранс», а может позволить себе чередовать Dido, Андреа Бочелли и заунывные стенания группы Counting Crows в песне Colorblind. В окно здесь выходят под Born to Die Ланы дель Рей, а небо руками разводят под Wonderwall группы Oasis. Разводят в самом буквальном смысле - в одно из мгновений наивысшего счастья герой высовывается в люк автомобиля и раздвигает границы кадра: большая часть фильма снята, словно бы на айфон, вертикально. Это все еще наивные, дурацкие приемы, но любой слишком заметный прием таков.

Здесь он работает, поскольку это отличный способ оживить на экране людей, странность отношений между которыми нивелируется тем, как они хрюкают, цепляются друг за друга и поворачиваются к зрителю, делая селфи втроем на пороге катастрофы.

В прокате с 13 ноября