Круизы по реке Иравади: самый красивый маршрут в Мьянме

Там, где пагода в Мулмэйне сонно смотрит на залив, / Знаю, есть одна девчонка, что вздыхает, полюбив. / Ей гудят и ветры в пальмах, и в церквях колокола: / «Где же ты, солдат английский, возвращайся в Мандалай». Это стихотворение было написано Киплингом в 1890 году: он только вернулся в Англию из Индии, где прожил семь лет. Возвращался через восток – Калькутту, Токио и Сан-Франциско; первая остановка была в Бирме. Киплинг признавался, что на храм в Мулмэйне он даже не взглянул: смотрел только на женщин на его ступеньках. «Бирманские женщины очень красивы, – писал он. – Когда я умру, я хочу заново родиться в Бирме». Прекрасные лица бирманок также заметил Джордж Оруэлл и описал их в романе «Бирманские дни» – в юности Оруэлл служил в бирманской колониальной полиции.

Со времен Киплинга и Оруэлла Бирма мало изменилась. Стране не повезло с XX веком: после освобождения от японской оккупации и провозглашения независимости от Великобритании власть захватила хунта военных. Политика-оппонента по имени Аун Сан убили. Его дочь, Аун Сан Су Чи, лидера демократической партии, посадили под домашний арест на пятнадцать лет.

Про Аун Сан Су Чи и бирманское восстание снято несколько фильмов: «Леди» Люка Бессона и «За пределами Рангуна» Джона Бурмана. В 1989-м демократы выиграли выборы, но им не позволили взять власть, а по толпе их сторонников открыли огонь: погибли тысячи, больше 700 000 бежали в Таиланд, в стране отключили интернет, а международное сообщество ввело против Бирмы санкции. Последствия чувствуются до сих пор: люди в Мьянме (страна сменила название в 1989 году) ощутимо беднее, чем, например, в соседнем Таиланде. Интернет работает плохо, банкоматы через раз отвечают на запросы, вместо такси по городам ездят телеги, запряженные буйволами.

Догонять мир Мьянма начала только совсем недавно. В 2010-м Аун Сан Су Чи выпустили из-под ареста. В 2012-м с визитом в страну приехал Барак Обама. За ним – первые туристы.

В 1996 году, когда компания Orient Express запустила круиз по Иравади – на борту первого были принц Майкл Кентский, Хелена Бонем-Картер и гречес­кий принц Михаил, – гостей в Бирме почти не было. Сегодня гости есть, и путешествуют по стране разными дорогами. Из которых «Дорога в Мандалай», безусловно, самая красивая.

Янгон

Прилетать в любом случае придется в Янгон. На неопрятной cерой улице – они в Янгоне все такие – рябит в глазах от ярких пятен. Это пластиковые табуретки возле столов, торгующих стритфудом (за стол всегда можно присесть и тут же поесть), – красные, голубые и зеленые, но нигде не найдешь белой. Это еда, декоративно выложенная в круглых тарелках, – оранжевые шарики самосы, розовые креветки. Это пучки яркой зелени, разложенные прямо на земле, – суп с такой травой не иначе приворожит девушке жениха, а мужчину сделает богачом.

Кофта у зеленщицы – ярко-голубая, саронг – ярко-розовый. На ее лбу и щеках – желтые круги: так выглядит популярный в Мьянме макияж из размельченной коры дерева танака.

Через мост – рынок Богйок-Аун-Сан, но торговля начинается заранее: не у всех есть возможность платить рыночную аренду.

«Выпустите птичку», – говорит птицелов. В клетке набито штук тридцать птиц, красно-черных и коричневых. В фильме «За пределами Рангуна» на эту же хи­т­рость ловится американка Лора, героиня Патрисии Аркетт. «Выпустите птичку – улучшите карму». Улучшить можно только благосостояние птицелова – воспарив, птичка вернется примерно через минуту: добывать корм самостоятельно у нее нет никакого желания.

Янгон – или Рангун на колониальный манер – самый большой город страны, шестимиллионник. И бывшая, недавно разжалованная столица (перенесена в город Нейпьидо). Как и все большие города – не самый уютный.

Одна из главных проблем – гостиницы: хороших почти нет. Покупателей круиза – это происходит только в определенные даты, информацию лучше уточнить на сайте – Belmont Orient Express бесплатно селит на две ночи в пятизвездочный Belmond Governor’s Residence. Роскошное колониальное здание, каких в Янгоне сохранилось в приличном состоянии совсем немного, служило в 20-е годы губернаторской резиденцией.

В Янгон едут главным образом из-за Шведагона. Мы – возле холма Сингуттара, на котором стоит золотая ступа («шве» в переводе с мьянманского – «золотой»). Cтупа – не то же самое, что храм: в ступу нельзя войти, внутри хранятся реликты. В Шведагоне целых четыре: чашка первого Будды, покров второго, посох третьего и восемь волосков четвертого.

Снимаем обувь, платим по восемь рупий, поднимаемся по длинной лестнице и – зажмуриваемся. Из многоцветья остаются два цвета – золотой с голубым. А после заката – золотой с черным. 99-метровый Шведагон похож на колокол (а на самом деле на чашу для милостыни, принадлежащую Будде) и покрыт сверкающим золотом с XVI века: прежде ступа была каменной. Наверху и вовсе оптический пожар – сверкают бриллианты, которыми украшен шпиль. Говорят, их там, на самом верху, 4351.

Вокруг Шведагона – лес золотых островерхих пагод, если точнее – 64. «Прекрасное, мерцающее чудо, которое сияет на солнце!» – написал о Шведагоне Киплинг. А Сомерсет Моэм сказал, что вид пагод поднимает настроение, «как нечаянная надежда в кромешной тьме души». Особенно высоко, на 99 м, настроение поднимается ночью: такого блеска в темноте не увидишь больше нигде в мире, разве в каком-нибудь северном небе.

Баган

Из Янгона, что на юге страны, самолет летит на север, в Баган. Здесь начнется круиз. Потому что здесь когда-то началась Бирма.

Лев Гумилев писал: «Паган стал первым государством, объединившим под своей властью территорию современной Бирмы. Именно с ним связано становление бирманской письменности, зарождение литературы, архитектуры, искусства».

Город Паган был построен в 850 году. Государство с тем же названием появилось позже – в 1044 году, когда на престол взошел Аноратха. Невероятно, но при нем Бирма существовала в тех же границах, что и сейчас. Аноратха утвердил буддизм Тхеравады в качестве государственной религии, и начался расцвет архитектуры: в столице построили 3000 храмов и ступ. Они все здесь до сих пор. Столицу в 1257 году бросили, содрав золото со ступ; золотой осталась только одна, Швезигон, где хранятся зубы Будды.

Кстати, сегодня города Баган не существует: Баганом называют аэропорт и несколько деревень вокруг храмового комплекса. Прогулка по которому, среди зелени, проросшей сквозь тысячелетние камни,  ни с чем не сравнимое переживание.

Щеки деревенской девушки, торгующей некрасивыми сувенирами возле кирпичной ступы, раскрашены танакой. Девушка очень красива – Кип­лингу не померещилось. Ей лет шестнадцать. «Ты, говорю, наверное, нравишься мальчикам». Смеется: «Да, только никто не нравится мне». И добавляет с завистью: «Вы, наверное, были во многих странах, видели мир – а я никогда не доеду даже до Янгона. Вся моя жизнь пройдет в этой деревне». Что остается туристу, столкнувшемуся с реальностью, отозвавшейся в нем сочувствием? Покупать у местных больше сувениров да чаще думать о тех, чья жизнь сложнее твоей.

К пристани тем временем причаливает изящное четырехпалубное совершенство. Корабль привезли из Германии. Первый раз он вышел в море в июле 1964-го, потом был плавучей гостиницей в Дрездене. Реконструкция интерьеров стоила компании Orient Express $6 млн. Теперь на борту – смесь европейской классики с буйством бирманских орнаментов. Ковры, лаковые панели, резные стулья и белый рояль в piano-баре. Фитнес-зал на нижней палубе и бассейн с шезлонгами и лаунж-зоной на верхней. Замысел круиза по Иравади включает в себя идею путешествия во времени: Моэм, Оруэлл и Киплинг будто бы плывут в соседних каютах; вечерами ты ждешь их на палубе, чтобы вместе выкурить шрудз, бирманскую сигару (их в Мьянме, впрочем, обычно курят только женщины).

Иравади – главная река страны длиной более 2000 км, текущая через всю материковую часть: до появления мостов и железных дорог другого способа попасть в Мандалай, кроме как по воде, не было: поэтому британцы, не ломая языка своего, называли реку просто – «дорога в Мандалай».

...Я лежу в шезлонге на верхней, так называемой обзорной палубе. Мне принесли половинку кокосового ореха с соком. Мимо проплывают острова-плантации: на них выращивают бананы, чили и баклажаны. Над моей головой – мосты через Иравади, построенные британцами. Пакокку-бридж – самый длинный: вижу велосипеды, пару машин и электронное табло. Ава-бридж – с шестнадцатью металлическими полукружьями – железнодорожный: был построен в 1934-м, но его сломали, чтобы не прошли японцы, и восстановили в 1954-м. Самый новый мост – Йаданабон, соединяет Мандалай с пригородом Сагайнг.

Взгляд на Сагайнг (по-русски его еще называют Сикайн) с реки подарит незабываемую картинку в память: золотые ступы, будто детские игрушки, разбросаны по холмам и холмикам, а местность здесь холмистая, как волнующееся море.

Мингун

В Мингун – деревню, что в 11 км от Мандалая – нас везут на моторных лодках: в маленькой деревне нет порта, чтобы принять корабль.

Главных достопримечательностей в Мингуне три: недостроенная ступа Мингун-пайя, колокол весом 900 т и белая пагода Синбьюме-пайя.

На причале торгуют соломенными остроконечными шляпами ярких цветов. В тени деревьев дремлет «таксист» – водитель повозки, запряженной буйволами, – вдруг кто из туристов на корабле объелся до того, что уже не сможет ходить по суше. Возле причала – бесформенная каменная глыба: по приказу царя Бодопайя начали строить ступу Мингун-пайя в 1790 году, но бросили: царю предрекли смерть сразу после постройки. Ступа могла быть 150-метровой, выше Шведагона, но не случилось – а потом она и вовсе развалилась на куски во время землетрясения.

Другим, более удачным широкомасштабным проектом стал колокол весом 900 т, предназначавшийся для Мингун-пайи, который в отличие от московского еще и звонит – да так, что вся деревня глохнет.

Рядом с памятником великим делам – памятник великой любви: принц Баджидо построил в честь своей жены белую кружевную пагоду Синбьюме-пай, легкую, как зефир, невесомую, как фата невесты, струящуюся, как платье врубелевской Царевны Лебеди. Без преувеличения, нет в мире архитектуры карнавальней и нарядней – разве только в Венеции.

Мандалай

Мандалай – город-миллионник, конечный пункт круиза, в прошлом – невезучая столица, захваченная англичанами в третью бирманскую войну вскоре после основания города: столицу сразу перенесли в Рангун. Тибо, последний король, боролся с англичанами известными ему способами, замуровывая живых людей в стены своего дворца – так в Бирме было принято задабривать нетов, духов, изображения которых можно увидеть почти в каждом храме. Не помогло: Тибо пришлось бежать из страны. Хочется верить, что нравы с тех пор смягчились, и у нетов в том числе, однако людям по-прежнему несладко. Свидетельство чему милитаристские плакаты возле дворца: «The Tatmadaw, армия, никогда не должна предавать политический курс, выбранный страной».

«Бирма – страна монахов и солдат», – сказал герой фильма Джона Бурмана. Монахов я встречаю на деревянному мосту У-бейн, соединяющем Мандалай с Амарапурой, – это самый длинный тиковый мост в мире, больше километра, стоящий на 1086 сваях. Монахи, с высоты трех метров, любуются закатом. «Вы не заблудились, вам не нужна помощь?» – спрашивают. Нет, я там, где надо. «На дороге в Мандалай, где летучим рыбам рай. И зарю раскатом грома из-за моря шлет Китай», – снова вспоминаю Киплинга. Никакого моря здесь, разумеется, нет. Да и Китай находится через горы. Просто Киплинг, причалив в Мульмейн, поплыл на своем корабле дальше на восток, так никогда и не побывав в Мандалае.