«Русская премия» лечит от ностальгии

Щедрая «Русская премия» (официальный партнер конкурса – Президентский центр Б. Н. Ельцина) награждает русскоязычных авторов по трем номинациям – «поэзия», «малая проза» и «крупная проза».

Первую поэтическую премию Наина Иосифовна Ельцина вручила Яну Каплинскому, 74-летнему эстонскому поэту, автору двух десятков поэтических книг, пишущему на эстонском, – но «Белые бабочки», за которые он был награжден, написаны на русском. В литературной Эстонии не слышавшего имени Каплинского нет – он эстонский Бродский (по масштабу славы). Жюри под председательством Сергея Чупринина увенчало Каплинского за сборник верлибров, вполне экзистенциальных по наполнению. Пустота, вечность, смерть, смысл существования – вот точки того прихотливого маршрута, по которому Каплинский ведет своего читателя: «В поиске смысла жизни мы жертвуем жизнь смыслу / и свои крылья крылатым летучим словам / хотя без памяти ничто не изменяется а просто есть / просто стоит просто летит просто проходит».

Жизнь, пожертвованная поиску ее смысла, реальность, отданная на съедение словам, – не самый тривиальный образ, требующий от человека, посвятившего себя поиску смысла и слов, по меньшей мере мужества.

Соседями Каплинского по призовым местам стали стихотворцы не менее известные: второе место досталось безусловному мэтру Бахыту Кенжееву, живущему в Канаде, в его послужном списке один лавровый венок «Русской премии» уже хранится. Третье место занял Евгений Ключев, сочинитель не только стихов, но и романов и сказок, передавший в своем послании честному собранию (приехать на церемонию из Дании он не смог), что считает эту премию наградой «за русский язык».

О том же, всяк по-своему, о любви к русскому языку, говорили почти все лауреаты: получивший золото в номинации «малая проза» Юрий Серебрянский из Польши (повесть «Пржаки»), Владимир Лидский из Киргизии с повестью «Улети на небо», Андрей Краснящий с циклом рассказов «Предательства и измены» из Харькова, поблагодаривший тех, кто поддерживает сегодня Украину и не дает все тому же могучему языку превратиться в язык оккупантов.

На фоне длящегося, но в предложенных обстоятельствах вполне объяснимого панегирика в честь языка Пушкина и Мандельштама награждение лауреатов в номинации «крупная проза» стало почти символичным. Если роман «Попугай в медвежьей берлоге» Максима Матковского с Украины – сочинение с сюжетом и фабулой (молодой арабист из Киева попадает в Сирию), то и «Параллельная акция» Александра Мильштейна из Германии (2-е место), и «Пароход в Аргентину» Алексея Макушинского из той же страны (1-е место) – произведения с отсутствующим сквозным сюжетом, в центре которых как раз исследование выразительных возможностей русского литературного.

«Параллельная акция» Мильштейна – это воплощенный недоговор и наслоение стилей, историй, сюжетов; «Пароход в Аргентину» Макушинского – неторопливость и действительно плавание по языку, не только русскому, а и всем основным европейским – это на диво космополитичное сочинение.

«Мы ехали и ехали, говорит А. Н. В., и чем дольше мы ехали, тем сильнее и настоятельнее (insistant) делалось во мне это чувство – и счастье пространства, так скажем (this sense and happiness of space, let’s put it like this), пространства, в котором как будто мы уже потерялись (in which we were already lost), и все, что я видел в окне, все эти желтые, сжатые или уже черные, даже не черные, а какие-то, скорее, темно-синие, на зиму распаханные поля, все эти овраги и балки, которых в тех местах много, голые рощи и прозрачные перелески, поворачивавшиеся то одним, то другим боком, то анфас, то в профиль <...> эти издалека приближавшиеся и нехотя отступавшие колокольни, эти станции с деревянными дебаркадерами, эти будки, эти сторожки, даже эти бабы (peasant women) в серых платках, эти мужики, эти понурые лошади, эти телеги – все это казалось мне не столько самим по себе существующим, сколько порождением и проявлением какого-то всеохватывающего целого, всеобъемлющего пространства, его складками – или улыбками, приметами – или причудами (its plies and fancies, signs and smiles)».

Почему герой то и дело соскальзывает на английский? Потому что роман Макушинского – это еще и история утраты родного языка и попыток его удержать, выкопать просторный пруд, залить туда побольше диковинных, но и самых простых русских слов, выражений и плыть... хоть в Аргентину. Человек, живущий среди всех этих перелесков, лошадей и peasant women, нужды нырять туда не имеет, а нырнет, так его легко укачает от длинных синтаксических конструкций и подчеркнутой избыточности синонимов. Тем же, у кого колокольни и сторожки – предмет ностальгии, к доктору философии Макушинскому на прием, он вылечит и спасет. «Русская премия» как остров спасения от ностальгии по русскому языку – именно так когда-нибудь и будет называться в учебниках по литературе ХХI в. глава об этой награде.