На фестивале «Бенуа де ла данс» станцевал хореограф

Александр Экман исполнил собственный номер «О чем я думаю в Большом театре»
Александр Экман привез бокал воды из норвежского «Лебединого озера»/ М. Логвинов

Уже много лет вручение приза «Бенуа» становится поводом для краткого обозрения того, что происходит в балетном мире. Первый вечер отдан номинантам, претендующим на награду по результатам года. Традиционно не все из них добираются до Москвы: болезни, травмы и загруженность в родных театрах – обыденность существования звезд. Зато во второй вечер обычно танцуют и те, кто не смог в свое время приехать за наградой, и те, кто ее аккуратно получил, – лауреаты прошлых лет, сливки общества. Это позволяет расширить круг событий, попавших в поле зрения ежегодно сменяемых членов жюри (под председательством неизменного Юрия Григоровича), которые и номинируют претендентов, чаще всего представителей своих компаний.

В этом году организаторам приза особенно не повезло – из тех, кого отметили за достижения прошлого года, на сцене Большого театра появились только награжденная за вклад в искусство Брижитт Лефевр, недавно расставшаяся с постом директора балета парижской Оперы, по понятным причинам давно не танцующая, и Светлана Захарова, признанная лучшей балериной за главные роли в спектаклях Большого театра «Легенда о любви» и «Дама с камелиями». Но и она, получив статуэтку работы Игоря Устинова, по необъявленным причинам в концерте не выступила. Практически все остальные награды достались роскошной полнометражной постановке Королевского балета Великобритании «Зимняя сказка», основанной на шекспировском сюжете. Лучшим композитором признан Джоби Телбот, лучшим хореографом – Кристофер Уилдон, лучшим танцовщиком – исполнитель главной партии Эдвард Уотсон. Но всю эту команду показали в Москве лишь в формате рекламного ролика спектакля, а на сцену за статуэтками вышел руководитель Королевского балета Кевин О’Хэйр.

В честь династии

Приз «Бенуа де ла данс» назван в честь художников знаменитой русской художественной династии, частью которой является и Игорь Устинов, придумавший статуэтку танцовщиков на зеркале, вручаемую лауреатам.

В отсутствие нынешних лауреатов внимание было сосредоточено преимущественно на номинантах. Блеснуть среди них удалось лишь представлявшим «Укрощение строптивой» Большого театра Ольге Смирновой и Семену Чудину, на которых придуманный Жан-Кристофом Майо дуэт Бьянки и Люченцио сидит как сшитое на заказ платье – что и неудивительно: хореограф буквально срастался в репетиционном зале со своими танцовщиками. Большинство остальных ушло проверенным путем: программы обоих вечеров пестрели именами Ролана Пети, Джона Крэнко, Кеннета Макмиллана, слегка разбавленные Петипа и Григоровичем. И в этих классических па-де-де и дуэтах артисты проигрывали предшественникам – и сами себе в другом репертуаре. Фантастические кубинские трюкачи из Норвежского национального балета Йоланда Корреа и Йоэль Карреньо, месяц назад приведшие в трепет Петербург, в Москве показывали сон Татьяны из «Онегина» Крэнко, где блеснуть вращениями, прыжками и балансами негде, и оказались не способны наполнить дуэт хотя бы латинскими страстями, ограничившись ладными поддержками. Мастерица фуэте и заносок Марианела Нуньес из Королевского балета Великобритании методично поднималась и опускалась в руках Тьяго Соареса, что означало дуэт Ирины и Вершинина из «Зимних грез» Макмиллана. Николетта Манни, умная и деликатная в поставленных на сцене «Ла Скала» балетах Ратманского, с Иваном Васильевым в дуэте из «Собора Парижской Богоматери» Ролана Пети оказались скорбно бесчувственными к пластическому красноречию французской хореографии.

В отличие от них швед Александр Экман, в свои 30 лет являющийся одним из самых многообещающих хореографов, предстал перед публикой с номером собственной постановки «О чем я думаю в Большом театре». Он длился всего несколько минут под запись текста с рассказом Экмана о чувствах, которые он испытывал перед объявлением лауреатов, об уже испытанном раньше неприятном проигрыше и о постановке оригинального «Лебединого озера» в Норвегии, которое и было выбрано для участия в «Бенуа», и о решении, несмотря на десятилетнюю паузу в собственных танцах, самому станцевать в Большом. Экман носился по сцене, сжимался от неуверенности и страха, летал от счастья, превращался в лебедя и вылил на сцену стакан воды – вместо шести тонн, которыми залита сцена в его «Лебедином озере». В этом танце не было никаких виртуозностей, но он заставлял зал хохотать и сопереживать. В финале Экман получил овацию, которой удостаивается не каждое фуэте. Но хочется надеяться, что среди большого количества элитарной публики в зале Большого театра были люди, кого этот страстный монолог соблазнит привезти в Россию невероятное для нас «Лебединое озеро».