Екатеринбургский театр оперы и балета поставил «Лебединое озеро» радикально старомодно

Взяв за идеал петербургские постановки
«Лебединое озеро» поставили по-имперски роскошно/ Елена Лехова

За последние два месяца оперный театр в столице Урала стал первым в России, заполучившим в репертуар постановку Соль Леон и Пола Лайтфута, лидеров европейского современного танца; выпустил мировую премьеру собственного худрука Вячеслава Самодурова и поразил оригинальной трактовкой балета XVIII в. «Тщетная предосторожность», которую представили Сергей Вихарев и Павел Гершензон. В этом контексте обращение к «Лебединому озеру» выглядит не рутиной, а радикальным жестом. Тем более что для Екатеринбурга его балетный лидер, вагановец по происхождению, выбрал версию Мариинского театра – ту самую, что, несмотря ни на что, считает себя легендарной первозданной хореографией Льва Иванова и Мариуса Петипа 1895 г., отредактированной Константином Сергеевым.

Переносить спектакль в Екатеринбург были приглашены постановщики из Петербурга: за хореографию отвечали Дмитрий Корнеев и Ирина Иванова, на практике изучавшая все тонкости лебединых хороводов; сценографию доверили Андрею Войтенко, костюмы созданы по эскизам Татьяны Ногиновой. Они оказались командой, объединенной идеей воссоздания русского классического балета «большого стиля».

Тщательно выписанные живописные декорации воссоздают то озеро в лунном свете, то роскошную бальную залу, то баварский замок. Колоколообразная форма лебединых пачек старается воспроизвести утраченную мягкую женственность, тем более что в целом старомодно-невысокий строй уральских лебедей облегчает эту задачу, а изящные диадемы с драгоценными камнями на скромных поселянках, драпировки, вышивки, оборки – идиллическое имперское представление о скромных пейзанках. Столь же педантично воспроизведена и хореография.

Вне канона

Главный экспортный продукт русского балета гордо числится на афишах самых застенчивых компаний, которые научились разводить его даже при семи лебедях. Но творческая мысль отечественных хореографов при соприкосновении с «Лебединым озером» угасает. Балет до сих пор не имеет канонической версии.

Кордебалетные лебеди – камень преткновения любой балетной труппы, если это не Мариинский, Большой и парижская Опера. Для Екатеринбурга проблема всегда ощущалась вдвойне острее: театр всегда пополнялся танцовщиками по принципу «с бору по сосенке», отчего мечта о единстве выучки оставалась призрачной. И заслуга постановщиков и репетиторов, что кордебалет образовал единое тело спектакля. Ему не страшны большие перемещения по сцене и даже port de bras – почти утраченная в российском балете культура постановки рук и головы – и статичные положения, эпольман, когда каждый лебедь просматривается из зала, как в прицеле снайпера.

Сложнее оказалось передать екатеринбургской труппе традицию исполнения характерной сюиты, которая служит увертюрой к явлению черного лебедя – Одиллии. Польский и венгерский танцы можно было различить только по костюмам. Сложность взаимоотношений с классикой выдавало и исполнение пантомимных партий, особенно когда обстоятельства требовали крошечной импровизации. Зато в труппе нашлись первоклассные исполнители па-де-труа, требующего от танцовщиков мастерства премьерского уровня. Японки Мики Нисигути и Кюнсун Пак продемонстрировали культуру петербургской выделки, привитую в Вагановской академии, не уступал им партнер – Игорь Булыцын.

Главные партии подготовили, как в крупнейших театрах, три состава исполнителей. Первый спектакль был забронирован за опытной Еленой Кабановой. Еще в одном при надежной поддержке Кирилла Попова дебютировала начинающая Елена Шарипова, явно созданная для Одетты – Одиллии. Маленькой сенсацией стало выступление Елены Воробьевой. В белых картинах «Лебединого озера» она была мягка и деликатна, при этом коду второго акта, на которую обычно у балерин сил не остается, провела с таким крещендо, тщательно выписав каждое мучительное фуэте в арабеск, отчеканив серию антраша и завершив их такой тщательной цепочкой шене, что они без подпорок либретто сложили образ гордой и величественной Одетты. Одиллия же была без демонизма смела и открыта. Воробьева не нуждалась ни в том, чтобы замедлять оригинальные темпы Чайковского, ни в том, чтобы их ускорять. О том, что идеальная петербургская балерина, балерина Петипа, – это совсем не девушка модельных параметров, тоже напомнили в Екатеринбурге.