На Зальцбургском фестивале излились слезы зрелого Вертера

«О, не буди меня, дыхание весны!» – звучно выводил по-французски исполненный неутоленной страсти голос Петра Бечалы. Знаменитый Романс Вертера с текстом из «Строф Оссиана» – вымышленного поэтического кумира века романтизма – звучал упоительно, передавая всю гамму чувств героя – от меланхолической печали до робкой надежды. Этим всегда и подкупает Бечала – неподдельной искренностью; чудо сопереживания происходит в любой роли, поет ли он партию Риккардо в «Бале-маскараде» или партию Принца в «Русалке»: словно певцу ведомо, на какую потайную кнопку в душе надо нажать.

В вечер премьеры тембр голоса Бечалы отливал бронзой; она металл не такой победительно блестящий, как сталь, но более податливый, окрашенный в теплые тона. Впрочем, Вертер в исполнении Бечалы нисколько не походил на бессильного юнца-невротика; его герой осознавал свою мужскую силу, и его страсть к Шарлотте была зрелой, осознанной, требующей завершения.

Концертные исполнения «Вертера» на Зальцбургском фестивале были затеяны специально «под Бечалу». Это был его бенефис; его «звездный час»; его практически единоличный триумф. И хотя партнерша Петра, Ангела Георгиу (Шарлотта), щеголяла ярким, льющимся драматическим сопрано – чуть более эротичным, чем требовала партия, – героем вечера оставался Бечала.

Ситуация могла бы сложиться иначе, будь на сцене вместо Георгиу Элина Гаранча, но она взяла самоотвод по семейным обстоятельствам. И тогда, чуть ли не за месяц до начала фестиваля, на роль призвали Георгиу; благо в марте она уже спела Шарлотту в Венской опере. В Зальцбурге Георгиу выступила в целом хорошо, даже отлично – если говорить о всеобъемлющей свободе владения голосом, о тонких и точных нюансах фразировки и достоверном проживании роли. И все-таки в ее Шарлотте смущал светский лоск оперной дивы, привычка выставлять себя напоказ. Мощная харизма вкупе с манерой Ангелы Георгиу держаться на сцене шла вразрез с образом скромницы Шарлотты, а граничащая с веристской избыточностью экспрессия превращала юную героиню чуть ли не в женщину-вамп. К тому же драмсопрано Георгиу в меццо-сопрановой партии звучало немного облегченно; хотя в нижнем регистре у нее порой прорывались такие нутряные роковые ноты, что только держись. Несомненной удачей стал Монолог Шарлотты в третьем акте; певица провела его с неукротимым накалом, за что удостоилась овации.

Отдельной похвалы заслуживает Елена Цаллагова – Софи. Молодая певица из Владикавказа, учившаяся в Петербургской консерватории и затем у Илеаны Котрубас, в 2006-м попавшая в оперную программу для молодых певцов в Парижской опере, она поет в Зальцбурге с 2007 г. (партия Цельмиры в «Армиде» Гайдна), а недавно очень удачно выступила в партии Лисички в опере Яначека «Лисичка-плутовка» в спектакле Парижской оперы. Светлое девичье сопрано, гибкое и свежее – как раз то, что нужно для исполнения партии девицы-подростка; согласно либретто сестре Шарлотты всего 15 лет.

В дуэтах и диалогах Софи и Шарлотты два сопрано, однако, сливались – во всяком случае не создавали должного тембрального контраста, который, вне сомнений, задумывался Массне. Очень красиво звучал глубокий, бархатистый голос австрийского баритона Даниэля Шмутцхарда – Альберта. Оттенял же ансамбль солистов звонкий детский хор Зальцбургского фестиваля; детки открывали и завершали оперу радостными возгласами «Noёl! Noёl!» – «Рождество!»; их голоса лучились радостью – радостью неведения трагедии Вертера, истории его несбывшейся любви.

Оркестр Моцартеума под управлением аргентинца Алехо Переса звучал корректно, довольно мило – но не более того. Слишком часто Перес создавал ощутимые трудности певцам, то отставая, то слегка опережая их: дирижер далеко не всегда мог уловить задаваемый солистами темпоритм. Между тем умение кожей чувствовать намерения певца, причем чувствовать на опережение, есть незаменимое и неотъемлемое свойство оперного дирижера. Похоже, Пересу еще предстоит овладеть этим искусством.

Зальцбург